Пусть каждый идет к Земле обетованной в своем темпе и в своем ритме. Когда тебя ломают через колено, зла в этом больше, чем пользы
Роман – штука греческого происхождения. В нем всё закольцовано, возвращается к истокам, он будто погружен в себя, потому что человек убежден, что на открытом пространстве нам не понять ни цели, ни смысла, везде только сумятица и неразбериха, а в замкнутом мире шанс есть.
Землю считаю за храм, нас же, несчастных, прихожанами в нем. Пришли и ушли – только нас и видели. Человек мягок, – продолжал Никифор, – глину, когда его творили, еще не обжигали. Оттого и податлив греху. Бедствия, огонь, мор должны были нас закалить. Но и тут облом: твердости, силы не прибавилось. Наоборот, хрупки мы стали и ломки – чуть уронишь, бьемся, разлетаемся на мелкие кусочки. Были – и нет
Достоевский взял слово “смерд”, Смердяков, зная хорошо, что это значит, – это чернь, работающая скотина. Но, считая этого смерда неспособным к размышлению над вопросами большой сложности, он примешивает к крови смерда чуть-чуть дворянской крови и спаривает смердящую с Карамазовым, чтобы получить удобный продукт для своих манипуляций. И в то же время, скрывая правду своего символа, отражая себя от…упреков… в презрении к народу…Смердяков мол…, не синоним трудового народа, нет, а синоним смердеть, пахнуть, вонять
4. Чувствовал, что не только можно убить, но и надо убить, должно убить.
Да. Ударят в правую, и подставь левую. Но, а если я вот исполосован, живого места не осталось, да вот дрожу, зуб на зуб не попадает, и, придерживая кандалы, топчусь на месте, не хочу звякать ими, не хочу еще порцию просвещения, то тут как быть? Ведь нечего подставить, Лев Николаевич, и не похожа ли ваша проповедь на глумление и издевательство самого мерзкого, гнусного и поганого разжиревшего на чужой крови паразита-помещика?
В этом смысле можно даже сказать, что я всегда был готов к аресту. В сущности, иначе и быть не должно, ведь жить в нашем мире не греша никому не удается, а тут выходило, что, когда совсем клин, вдруг как чертик из табакерки объявляется человек, который, не побрезговав и не чинясь, будто священник, готов вычерпать из твоей души зло, что в ней накопилось. Дальше вместе с судом назначить соразмерную грехам епитимью, которые, не отлынивая и не филоня, ты будешь искупать на зоне”.
страдания и есть единственный путь настоящей правды”
страдания и есть единственный путь настоящей правды”.
а что, это вправду возможно, чтобы сатана перестал быть сатаной, снова сделался ангелом?”
Отец: “Почему нет? Была бы Божья воля”
