На этот раз ни одна из местных женщин не пришла помогать во время родов. Фраскита жила вне деревни, она отказалась хоронить в Сантавеле своих усопших, открыто водилась с проститутками, плодила рыжих мальчишек и девчонок в перьях — и распугала соседок, тетушек и прочих кумушек.
Едва ребенок покажется — все разбегаются. Они его боятся, от него еще пахнет неведомым, понимаешь ли, он приходит с той стороны. Женский живот — всего лишь прихожая!
Очень скоро пошли слухи, будто платья Фраскиты Караско, портнихи из предместья Марабу, действуют на мужчин как приворотное зелье.
Ты примешала свой запах к каждому медовому месяцу в наших краях. Сотни белых платьев, спадая, заполняли брачные покои дроздами, разбойниками, пещерами, лесами и волнами, выхваченными из нашего путешествия. В твои времена море билось о деревянные каркасы кроватей, а простыни под любовниками, которых носило по волнам, скручивались в узлы.
Разве не рассказали мне мою историю до того, как я ее прожила? Разве не сочинили мое одиночество, не повлияли на него?
Я начинаю сомневаться в подлинности своих воспоминаний. В самом ли дела я — та, что решила остаться одна? Или та, кому одиночество было навязано, продиктовано матерью, сестрой, сказкой, которую с давних пор рассказывали во дворе?
Как некоторым удается сопротивляться? Где они берут силы, чтобы бороться со своим инстинктом? Вот в чем вопрос! Трусость, подлость, мерзость, убийства, резня меня не удивляют. Меня поражают те всплески героизма, когда в творящемся хаосе человек, существо столь несовершенное, позволяет победить сочувствию и любви. Может ли такой поступок не быть обдуманным? Это ведь риск, самопожертвование — в момент, когда вокруг сплошь смерть и погибель, когда особенно остро осознаешь свою уязвимость, нелепость своего существования, в момент, когда ты уверен, что умрешь и ты, умрут и те, кого ты любишь, — умрут от голода или пыток, если мы отдадим ту малость хлеба, какая у нас осталась, тому, кто умирает у нас на глазах, или приютим того, кого все называют предателем, врагом, неужели такое самопожертвование — всего лишь прихоть?
