Оглавление

НАТАЛЬЯ МАКОВЕЦКАЯ
СЧАСТЛИВАЯ ДОРОГА!
Рассказы о путешествиях

В Греции всё есть

Греция пахнет специями и соснами, шебуршит сухими шишками, прячется в траве юркой ящерицей, оглушительно орет день и ночь цикадой. Греция манит нежно-голубыми небесами и защищает от ярости солнца пухлыми облаками, кипарисы сторожат ее дороги между гор, а красные крыши древним своим покровом укрывают дома и даже покосившиеся заборчики. Горы Греции вдохновляют и покоряют. Они лежат россыпью, прячутся друг за друга, как матрешки, разбегаются от взгляда наблюдателя при приближении. И вообще они очень скромные, чуть что — расступаются и дают проехать. Это горы-виноград, это горы — окаменевшая семейка опят. Как капли воды составляют единое целое, так и эти горы все вместе и есть Греция, хоть при приближении и рассыпаются на множество: хочешь — на две, хочешь — на десять, хочешь — на сто возвышенностей, а как только отойдешь поодаль — это снова единое целое: Греция. Дороги здесь змеятся между гор, деревенек и городов узкими лентами, манят неожиданными поворотами, крутыми подъемами и многочисленными струящимися изгибами с резко обрывающимися в море страшными, но такими красивыми скалистыми пропастями.

Рощи олив с причудливо изогнутыми стволами, с нелепыми наростами на них, дуплами-дырами насквозь, многослойной корой, корнями, которые так тесно сплетаются между собой, то ли стараясь еще ближе породниться, то ли пытаясь задушить друг друга, — эти рощи стоят стройными рядами по обочинам дорог.

Камни, выточенные морем, разбросаны россыпью повсюду, то навалены грудами, а то заботливо сложены в ровные ряды на пустырях.

Соль растворена не только в воде — почва и воздух пропитаны ею: в камнях, на которых растут деревья, и в самих деревьях, в дымке над горами — всюду соль.

Греция старая отжила свое: внезапно за поворотом дороги возникают развалины — фундамент строения, фрагмент стены, портик храма. Греция новая поднимается над всем этим частым подлеском, пушится зелеными сосенками над горами и скалами. И такое тут охватывает волнение, что непонятно, чему его приписать. В этой колыбели цивилизации невольно ощущаешь себя вернувшимся на родину после долгой, очень долгой разлуки. Как она была все это время без тебя? Как ты без нее?.. Это как вернуться в дом, где прошло золотое детство: ничего не помнишь, позабыл даже язык, но слуху приятна мелодия речи, хотя все вокруг другое, все пришло в запустение: сняты со стен фотографии, убраны игрушки, детская кроватка, бабушкина книга… И хочется парного молока из грубой глиняной кружки, теплого, только что из-под коровы, с пенкой из воздушных пузырьков, даже ощущаешь его вкус во рту.

Другие, те, кому был нужен дом, заняли жилище, пока тебя не было, и ты им благодарен за это: хоть что-то сохранилось. Те, кто пришел после, живы и сейчас, — они поставили на греческий алтарь свои грязные ботинки, и нет в этом кощунства: они молятся своим богам. Они развели свои огороды на месте разрушенной крепости, и теперь там, где были неприступные стены, гордо реяли знамена и трубили в рога, мирно алеют помидоры, томится виноград. Новые жильцы, правда, часто в свои дневных трудах забывали поливать некогда любимое мое мандариновое дерево, и оно подзасохло, осыпались листья. Но не срубили же, оно выросло, и теперь несколько крупных зеленых плодов висят среди увядших ветвей и силятся созреть.

Да, в Греции всё есть. И есть место Греции в моем сердце.

Утро в Греции

Утром в Греции необыкновенно нежные розовые и голубые краски неба. Оттенки — невесомые, палитра — самая изысканная, плюс эфирные облака, которые закрывают благоухающее небо от жирной черной земли. Солнце отражается в море, золотит зеркало воды, и свет бежит к берегу, попадая прямо в глаза. А навстречу небу с поверхности моря поднимаются мельчайшие капли воды, и это дымчатое покрывало тумана, едва различимое на берегу, делает греческое утро сказочным.

У горизонта смутно вырисовывается контур острова. Самого острова не разглядеть за облаками и туманом, но можно представить, что он будто стоит над водой. Дымчатый, как Авалон, остров предстал во всем пудрово-розовом величии и теперь тихо исчезает, отступая на задний план, а лучи солнца косо перечеркивают его из-за облаков. Через четверть часа острова совсем уже не видно, и только редкие солнечные блики отражаются от того места, где он был.

А облака гонятся друг за другом по небу, время от времени цепляясь хвостами за горы, останавливая свой бег, выстраиваясь в цепочки, потом опять бегут, гоняясь за кораблями. Сегодня сильный ветер, я так радуюсь ему. Он дует с моря, заряжает энергией, наводит свой порядок, наполняет паруса, шляпы и пляжные зонты, гонит море на берег, и оно тоже радуется, такое иссиня-синее, глубоко-васильковое, индигово-нежное. Белые его барашки гонятся друг за другом, соревнуясь с облаками, подражая им или просто отражаясь в небе. Временами они исчезают, зарываясь в синеву, с головой ухая ко дну, в жидкие васильки, но тут же выскакивают назад, играя в пятнашки.

Утро в Греции — это продолжение вчерашнего заката, только форте и в мажоре. Хотя случаются и пасмурные утра, когда небо струится на землю, выплакивая свои переживания в коротком и мощном ливне. Он всегда внезапно заканчивается, и небесные слезы сбегают по глинистой земле, возвращаясь обратно в море. Вода к воде.

Но сегодня утро кристально чистое, завораживающе прозрачное, как будто вымыли и море, и воздух, и дороги, и дома с черепичными крышами. И кота, что вылизывается возле кухни. Вымыли — и как следует пропылесосили.

И несется в этой чистоте воскресный звон колоколов соседней церквушки, созывая паству к молитве. И идут, отзываясь на зов, текут ручейки людей — благодарно поклониться, сказать спасибо за то, что живы, что наслаждаются каждым новым чистым днем у моря под облаками, на островках света и тепла.

После молитвы греческие семьи выходят из церкви: деды в пиджаках и галстуках, отцы в белых рубашках и брюках, женщины в длинных платьях, девочки в панамках и расшитых розовым платьицах; мальчикам позволено быть в шортах и рубашках с короткими рукавами. Взрослые принимают дары — ломоть свежеиспеченного хлеба и стаканчик вина — на дворике перед церковью. В тени под навесом стоит женщина в длинной юбке цвета сухой земли, в переднике и косынке, трогательно заботится о хлебах, заворачивая грубую черную ноздреватую их плоть в расшитое крестиком белое полотенце. Руки ее двигаются плавно, немного скованы в суставах уставшие от работы пальцы — и лучезарна приветливая улыбка; челка закрывает глаза, выбиваясь из-под косынки, когда женщина наклоняется над своими корзинками.

Здесь, на церковном дворике, начинается неторопливая беседа мужчин о сущем; отдельной стайкой чирикают женщины. Дети сосредоточенно послушны и тихо ждут от взрослых свободы.

После все выходят за ворота. Несколько шагов вдоль заборчика вокруг церкви — и вся семья — девочка с мамой, бабушка с дедушкой — уже дружно собирает выброшенные морем ракушки. Неторопливо в сандалиях с толстыми подошвами они бредут по песчаному пляжу, время от времени останавливаясь, нагибаясь и поднимая с песка добычу, хвастаясь друг перед другом находками.

Солнце входит в свои права, и семейство, напуганное наступающей жарой, неспешно удаляется. Мужчины снимают пиджаки и закатывают рукава.

После полудня с каждой минутой становится все жарче. В своем небесном горне Гефест сжигает земное греческое утро — вместе с бытом, традициями, эмоциями и страхами. Только море остается неизменным исключением, не попадая в переплавку. Так создается послеобеденный слой реальности, которая готовится к мягкому морскому вечеру, обдуваемому легким ветерком.

Когда жара спадает, жизнь возвращается постепенно и медленно, выплескивается сначала во дворы, затем, с открытием кафе и магазинчиков, перетекает на улицы. Но еще до прихода желанной вечерней прохлады ненавязчиво и исподволь наступает закат.

Закаты в Греции — это неземное суфле, чистейшая, взбитая с божественными сливками любовь. Что-то настолько нежное и невесомое, голубовато-розовых тонов, поданное изысканно и спокойно, с маревом дымки, с солеными оттенками моря и взбитыми облаками, с веточками зелени кипарисов и финиковых пальм. Только боги могут создать его и лакомиться им.

Ночь приходит быстро, со звездами, которые светят всю ночь тем, кому по силам не спать и любоваться небом.

А затем… затем опять наступает утро в Греции.

Дыхание жизни

Геракас — местечко на Закинтосе, куда мы попали совершенно случайно: просто решили купить арбуз и пойти купаться.

У мужа есть особенный талант: в любой стране мира, в любом городе, без карты, никогда ни у кого не спрашивая дорогу, он плутает, ездит кругами, путается в навигаторе, но дорога нас непременно приводит в волшебное место — на прекрасную полянку, в лесок, к милому ресторанчику, который просто так не найдешь. Однажды муж привез нас на пляж с лазорево-голубой водой, с двухметровыми волнами, сквозь которые просвечивало заходящее солнце. А из той белоснежной пены поверх волн, что мы увидели, наверное, и родилась Афродита.

В этот раз, выехав из отеля, мы повернули направо и поехали куда глаза глядят, нарезая круги и путаясь в дорожных петлях, как кот в нитках, любуясь красотой вечерних гор, сосен, кипарисов, огибая магазинчики, маленькие придорожные кафешки и рынки, на одном из которых и обзавелись искомым арбузом.

Геракас — это мыс, изгиб, край земли, место, где кончается одно и начинается другое. Вот и наша дорога: петляла-петляла — и вдруг ушла резко вниз и оборвалась, все скрылось за растущими здесь плотно деревьями. Сначала мы даже не поняли, где оказались, из-за странного на таком крошечном острове ощущения отсутствия моря, ведь о