Врата Чудовища

Согласно обыкновению, получив от Карнакки открытку с приглашением явиться к обеду и выслушать новую историю, я поспешил явиться в дом № 427 по Чейни Вок и обнаружил, что трое других его приятелей, которых всегда приглашали на эти увлекательные встречи, уже там. По прошествии каких-то пяти минут Карнакки, Аркрайт, Джессоп, Тейлор и я уже приступили к неизменно приятному занятию – обеду.

– Похоже, на сей раз вы отсутствовали недолго, – заметил я, доедая суп и на мгновение позабыв о том, что Карнакки терпеть не может даже самых поверхностных расспросов на тему предстоящего рассказа – до тех пор, пока сам не приготовится к нему. Тогда он не будет цедить слова.

– Недолго, – бросил он короткую реплику, и я переменил тему, заметив, что покупаю очередное ружье, на каковую новость он отозвался вполне разумным кивком и улыбкой, в которой я усмотрел одобрение предпринятой мной преднамеренно смены темы разговора.

Когда обед завершился, Карнакки с трубкой в руке уютно устроился в своем объемистом кресле и уже без всяких предисловий приступил к рассказу.

– Как недавно подметил Доджсон, я отсутствовал недолгое время и по вполне разумной причине – поездка моя оказалась на сей раз недалекой. Боюсь, что точный адрес мне называть не следует, однако место это находится менее чем в двадцати милях отсюда, и если переменить имя, истории это не испортит. И какой истории! Одной из наиболее странных среди тех, на которые мне когда-либо приходилось наталкиваться.

Пару недель назад я получил письмо от человека, – назовем его Андерсоном, – попросившего меня о встрече. Я назначил ему время. Когда мой гость пришел, оказалось, что он хочет, чтобы я провел расследование и выяснил, что можно сделать с застарелым – и слишком похожим на правду – случаем того, что по его определению называлось словом «наваждение». Он предоставил мне все необходимые подробности, и, поскольку случай явно собирался стать уникальным, я решил взяться за дело.

Через два дня, вечером, я подъехал к дому. Сооружение выглядело весьма старым и располагалось особняком, на собственных землях. Оказалось, что Андерсон оставил у дворецкого письмо с извинениями за собственное отсутствие, предоставляя тем самым дом в мое распоряжение, дабы способствовать расследованию. Дворецкий определенно знал о цели моего визита, и я старательно порасспросил его за обедом, который пришлось вкушать в одиночестве. Этот старый привилегированный слуга знал историю Серой комнаты во всех деталях.

От него я подробнее узнал о двух вещах, о которых Андерсон упомянул лишь мимоходом. Во-первых, оказалось, что в середине ночи слышно, как дверь Серой комнаты распахивается и громко хлопает, причем даже в тех случаях, когда дворецкому точно известно о том, что она заперта, и ключ от нее висит на кухне, вместе со всей связкой. Во-вторых, выяснилось, что постельное белье всякий раз оказывается сорванным с кровати на пол и скомканным в углу комнаты.

Однако старика-дворецкого смущала в первую очередь дверь. Много раз, по его собственным словам, он лежал, не смыкая глаз и сотрясаясь от страха, заслышав громкое хлопанье двери, гулко ударявшей раз за разом так, что уснуть было просто немыслимо.

От Андерсона я уже знал, что история комнаты уходит в прошлое более чем на сто пятьдесят лет. В ней задушили троих – хозяина дома, одного из предков Андерсона, и жену его вместе с ребенком. Факт этот действительно имел место, как мне удалось с большими трудами выяснить; поэтому, как вы можете представить себе, ощущая, что мне предстоит удивительное дело, после обеда я отправился наверх – взглянуть на Серую комнату.

Старик-дворецкий, которого звали Питером, пришел в изрядное волнение, услышав о моем намерении, и с великой торжественностью попытался заверить меня в том, что за те двадцать лет, что он работает в доме, никто и никогда не дерзал входить в эту комнату после наступления темноты. Он с отеческой заботой попросил меня подождать до утра, когда не будет настолько опасно, и когда сам он сможет сопровождать меня.

Я, конечно, ответил ему улыбкой и попросил не беспокоиться обо мне. Пояснил, что просто осмотрюсь и, быть может, поставлю несколько печатей, и сказал, что волноваться не о чем, так как я человек привычный к подобного рода вещам. Но, услышав такие слова, он только покачал головой.

– Сэр, таких призраков, как у нас, на свете немного, – заверил он меня со скорбной гордостью и, клянусь Юпитером, оказался прав, как вы еще сами увидите.

Я взял с собой пару свечей, и Питер, гремя ключами, последовал за мной. Он отпер дверь, но не стал входить. Дворецкий явно был испуган и повторил свою просьбу перенести обследование на утро, когда рассветет. Я только усмехнулся и предложил ему стать возле двери и ловить там то, что может попытаться выскочить из комнаты.

– Оно никогда не выходит наружу, сэр, – проговорил он в своей забавной старинной и торжественной манере.

Тем не менее, дворецкий заставил меня ощутить, что ужас уже ждет меня за дверью. В любом случае таково было его собственное мнение.

Оставив его у двери, я принялся обследовать комнату. Помещение оказалось просторным и обставленным достаточно пышно; изголовьем к дальней стене стояла огромная кровать с балдахином на четырех столбиках. На каминной доске и на каждом из трех оставленных в комнате столов находились по две свечи. Я зажег их, и после этого царившая в комнате бесчеловечная скука несколько отступила; хотя имейте в виду, что воздух в ней оказался свежим, и все вокруг было аккуратно прибрано.

Как следует оглядевшись, я принялся протягивать поперек окон, картин и камина, вдоль стен и поперек стенных шкафов принесенные с собой ленточки. Все время, пока я работал, дворецкий стоял за дверью, и я никак не мог уговорить его войти внутрь, хотя и подшучивал над ним, перемещаясь по комнате. Он же то и дело повторял: «Простите меня, сэр, но я прошу вас выйти наружу. У меня вся душа трясется за вас».

Я сказал ему, что он может больше не ждать меня; однако Питер проявил верность тому, что считал своим долгом, и ответил, что не может уйти и оставить меня здесь в одиночестве.

Невзирая на все извинения, он дал понять, что я не осознаю всей степени опасности, которой подвергаю себя; его испуг был, можно сказать, заметен невооруженным глазом. Тем не менее, я должен был обработать комнату таким образом, чтобы знать, входило ли в нее нечто материальное; поэтому я попросил его не беспокоить меня попусту, пока он не заметит и не услышит чего-либо. Причитания дворецкого уже начинали действовать мне на нервы, да и сама комната производила достаточно скверное впечатление, которое незачем было ухудшать еще больше.

Какое-то время я натягивал ленты поперек пола и крепил так, чтобы их оборвало даже легкое прикосновение в том случае, если кто-то ввалится в комнату впотьмах, чтобы разыграть меня. Занятие это потребовало больше времени, чем я предполагал; и тут вдруг до слуха моего донесся бой часов, прозвонивших одиннадцать вечера. Приступив к работе, я снял сюртук и теперь, практически уже закончив с делами, подошел к канапе, на котором его оставил, и взял сюртук в руки. И тут старый дворецкий, который за последний час не проронил ни слова, вдруг произнес встревоженным и резким тоном:

– Скорей выходите оттуда, сэр! Сейчас что-то произойдет!

Боже мой! Я просто подскочил на месте, и тут, в это же самое мгновение, одна из свечей, стоявших на левом от меня столике, погасла. Не знаю, погасил ли ее ветер или что-то другое, но на мгновение я испугался настолько, что едва не бросился бегом к двери; впрочем, могу с удовольствием отметить, что взял себя в руки прежде, чем сошел с места. Попросту говоря, я не мог вылететь из двери бегом после того, как прочитал остававшемуся возле нее дворецкому лекцию на тему, что надо-де быть храбрым. Поэтому я просто повернулся на месте, снял с каминной доски две свечи и подошел к столику, стоявшему возле постели. Ничего не увидев, я задул ту свечу, которая еще горела, а потом подошел к остававшимся на других столах и тоже погасил их. В этот миг стоявший за дверью старик вновь воскликнул:

– О, сэр, скорее! Я же сказал вам!

– Сейчас, Питер, – отозвался я, и, ей-богу, голос мой был не столь спокойным, как мне хотелось бы! Я наконец направился к двери, и мне пришлось изрядно постараться, чтобы заставить себя не побежать, но шаги мои, как вы можете себе представить, сделались весьма длинными. Возле двери мне вдруг показалось, что по комнате прошло дуновение холодного ветра. Ну, как если бы в комнате вдруг приоткрыли окно. Я уже был около двери, и старик-дворецкий инстинктивно отшатнулся на шаг.

– Возьмите свечи, Питер! – достаточно резким тоном скомандовал я и ткнул подсвечник ему в руки. Обернувшись, я вцепился в ручку и резким движением захлопнул дверь. Знаете, в это самое мгновение мне показалось, что нечто мешает мне это сделать; однако, возможно, это было только моей фантазией. Я повернул ключ в замке, повторив это движение еще раз, чтобы надежнее запереть его. Ощутив некоторое облегчение, я опечатал дверь, а напоследок приложил к замочной скважине мою карточку и прикрепил ее там, после чего опустил ключ в карман и направился вниз. Питер, взволнованный и молчаливый, шел первым. Бедный старик! До этого мне даже не приходило в голову, что за последние два-три часа ему пришлось изрядно натерпеться.

Я отправился спать около полуночи. Моя комната находилась в конце коридора, в который выходила и Серая комната. Сосчитав двери, я установил, что нас разделяют пять комнат. Конечно же, вы понимаете, что я вовсе не был опечален этим обстоятельством. Потом, когда я уже начал раздеваться, мне в голову пришла удачная мысль, и, взяв свечу и воск, я опечатал двери всех пяти комнат. Если ночью начнет хлопать хотя бы одна из них, я сразу пойму, какая именно. Сделав так, я вернулся в свою комнату, запер дверь и лег спать.

От глубокого сна меня пробудил донесшийся из коридора громкий треск. Я сел в постели и прислушался, но ничего не услышал и зажег свечу. И в этот самый момент из коридора донесся громкий стук захлопнувшейся двери. Выскочив из постели, я схватил револьвер и, отперев дверь, выглянул в коридор, приподнимая свечу повыше и держа оружие наготове. А потом со мной произошло нечто странное: я не мог сделать даже шага к Серой комнате. Вам известно, что я далеко не трус: слишком уж часто мне приходилось иметь дело с призраками, чтобы меня можно было обвинить в этом. Однако скажу честно, в тот миг я откровенно струсил, струсил, как мальчишка, поскольку в коридоре явно сквозила какая-то дьявольщина. Вбежав назад в свою комнату, я захлопнул дверь и запер ее, а потом всю ночь просидел на постели, прислушиваясь к зловещему хлопанью двери в коридоре. Эхо этого звука, казалось, гуляло по всему дому.

Наконец стало светать, и я умылся и оделся. Дверь не хлопала уже почти час, так что я вновь обрел уверенность в себе. Мне было стыдно за собственное поведение, хотя это в известной мере было глупо: имея дело с вещами подобного рода, рано или поздно все равно теряешь самообладание, и тогда остается только сесть где-нибудь и до самого утра называть себя трусом. Подчас в этом, на мой взгляд, кроется нечто большее, чем осторожность. Нечто как бы предупреждает тебя и борется, стараясь тебя выручить. Но, тем не менее, после подобных мгновений я всегда кажусь себе жалким ничтожеством.

Когда достаточно рассвело, я открыл дверь и, держа пистолет наготове, крадучись направился по коридору. Мне пришлось идти мимо лестницы, и кого же я увидел на ней? Конечно же старого дворецкого с чашкой кофе в руке. Он только заправил в брюки ночную рубашку и вставил ноги в шлепанцы.

– Привет, Питер! – сказал я, ощутив внезапный прилив бодрости: увидев рядом с собой живого человека, я почувствовал себя истинно счастливым. – Куда же вы запропастились с завтраком?

Дворецкий вздрогнул и пролил немного кофе, а когда он обратил ко мне лицо, и я заметил, как старик побледнел и осунулся. Поднявшись по лестнице, Питер протянул мне небольшой поднос.

– Я подлинно счастлив, сэр, видеть вас в добром здравии, – сказал он. – Я даже опасался одно время, что вы рискнете войти в Серую комнату, сэр. Я пролежал без сна всю ночь, прислушиваясь к хлопанью двери, а когда рассвело, подумал, что неплохо бы принести вам чашечку кофе. Конечно, вы захотите осмотреть все печати, и, на мой взгляд, безопаснее это делать вдвоем, сэр.

– Питер, – сказал я, принимая кофе, – вы молодчина. Очень любезно с вашей стороны.

Выпив кофе, я передал ему назад поднос и сказал:

– Пойдемте. Я намереваюсь посмотреть, что там натворили эти чудища. Ночью мне просто не хватило отваги.

– Весьма благодарен, сэр, – ответил он. – Плоть и кровь бессильны против бесов, сэр, а ведь именно они посещают Серую комнату после наступления темноты.

Я осмотрел печати на всех дверях и нашел их в полном порядке, однако на двери в Серую комнату печать была сломана, хотя карточка моя оставалась на замочной скважине. Сорвав ее, я отпер дверь и вошел внутрь – достаточно осторожно, как вы можете себе представить; однако во всей комнате не было ничего такого, что могло бы испугать меня… И потом она была буквально залита светом. Я проверил все натянутые мной ленты – потревоженных не обнаружилось. Старый дворецкий последовал за мной, а потом вдруг воскликнул:

– Постельное белье, сэр!

Я подбежал к постели и увидел, что все белье скомкано и лежит в углу слева от кровати. Боже, вы и представить не можете, насколько странно это было! Итак, нечто все-таки побывало в этой комнате. Я не сразу подошел к лежавшим на полу простыням. У меня не было никакого желания прикасаться к ним, как, впрочем, и к самой постели. Старина Питер, однако, не испытывал подобного стеснения. Он нагнулся к покрывалам, собираясь поднять их, как, вне всякого сомнения, делал каждый день все эти двадцать лет, но я остановил его. Не следовало ничего трогать, пока я не закончил свое обследование. На него я и потратил, наверное, целый час, а потом позволил Питеру застелить постель. Потом мы вышли наружу, и я запер дверь. Клянусь, эта комната начинала действовать мне на нервы.

Я немного прошелся и позавтракал, после чего ощутил себя более или менее в своей тарелке и вернулся в Серую комнату. С помощью Питера и одной из служанок я убрал из комнаты все вещи, кроме постели, – даже картины, а потом, вооружившись щупом, молотком и увеличительным стеклом, обследовал все стены, пол и потолок, но не обнаружил ничего подозрительного. Уверяю вас, тогда я действительно начал понимать, что в прошлую ночь в комнате бушевала некая немыслимая тварь. В итоге я вышел, как и прежде заперев и запечатав дверь.

После обеда мы с Питером распаковали часть моего багажа, и я разместил свою камеру вместе с фотовспышкой против двери Серой комнаты, привязав веревочку от спуска вспышки к рукоятке двери так, чтобы вспышка сработала, если дверь действительно откроется, и тем самым наутро даровала бы мне загадочный предмет для исследования. Перед уходом я снял колпачок с объектива, а после отправился в свою спальню, в постель, потому что намеревался встать в полночь; чтобы не пропустить подъем, я поставил на это время свой небольшой будильник… и не стал гасить свечу.

Часы разбудили меня точно в двенадцать; я встал, надел халат и шлепанцы и, переложив револьвер в правый боковой карман, открыл дверь комнаты, после чего зажег ночник и отодвинул задвижку, чтобы он светил ярче. Потом я вышел в коридор и, пройдя около тридцати футов, поставил ночник на пол, обратив его открытой задвижкой в сторону от себя, чтобы видеть все, что могло появиться в темном коридоре. Вернувшись назад, я сел в дверях своей спальни, взяв револьвер на изготовку и не отводя взгляда от камеры, оставленной напротив двери Серой комнаты.

По-моему, я просидел так около полутора часов, когда вдруг услышал в конце коридора слабый шорох. Я немедленно ощутил затылком странное покалывание, и руки мои чуть вспотели. В следующее мгновение короткая вспышка света залила коридор. Потом наступила тьма, и я стал нервно вглядываться в коридор, внимательно вслушиваясь и пытаясь понять, что может прятаться за огоньком моего ночника, казавшегося теперь таким тусклым по сравнению с недавней вспышкой фотоаппарата. Я склонился вперед, вглядываясь и прислушиваясь, и тут что-то грохнуло в дверь Серой комнаты. Звук наполнил собой просторный коридор и гулким эхом загулял по всему дому. Признаюсь, ощущение было жутким – кости мои словно бы превратились в воду. Ужасное чувство. Боже, как я вглядывался и как слушал! А потом снова послышалось – стук, стук, стук, и вдруг наступила тишина, едва ли не худшая, чем стук в дверь, ибо мне уже чудилось, как нечто страшное украдкой приближается ко мне по коридору. И вдруг лампа моя погасла, так что я не мог видеть даже на ярд перед собой. Осознав, что продолжать сидеть в такой ситуации весьма глупо, я вскочил, и в этот миг мне показалось, что где-то совсем рядом что-то скрипнуло. Одним прыжком отступив в комнату, я захлопнул и запер дверь и сел на свою постель. В руке моей был револьвер, показавшийся в тот миг удивительно бесполезной вещью. Я ощущал, что с противоположной стороны двери что-то находится. По неведомой причине мне было известно, что это самое прижимается к двери и что оно мягкое… так мне казалось – необычайно удивительное ощущение.

Наконец я более-менее взял себя в руки, поспешно начертил мелом пентаграмму на полированном полу и просидел в ней почти до рассвета. И все это время в другом конце коридора дверь Серой комнаты содрогалась в торжественном и жутком ритме. Что и говорить, дрянная выдалась ночка.

Когда забрезжил рассвет, стук в дверь постепенно смолк; собрав всю свою храбрость, я в полутьме направился в дальний конец коридора, чтобы прикрыть объектив камеры. Признаюсь честно, этот поступок дался мне с трудом, но если бы я не поторопился, снимок был бы испорчен, а мне уже не терпелось взять его в руки. Вернувшись к себе, я стер с пола пятиконечную звезду, внутри которой сидел.

По прошествии получаса в мою дверь постучали: то явился с кофе Питер. Когда я покончил с напитком, мы оба отправились к Серой комнате. По пути я осмотрел печати на других дверях, но они остались нетронутыми – в отличие от той, что я оставил на двери Серой комнаты. Оказалась разорванной и веревка, привязанная к спуску вспышки, однако прикрывавшая замочную скважину карточка по-прежнему оставалась на месте. Сорвав ее, я открыл дверь. Внутри комнаты ничего необычного не обнаружилось, пока мы не подошли к постели; тут я увидел, что, как и в прошлый раз, постельные принадлежности сорваны и брошены в левый угол, – в точности туда, где я их видел вчера. Меня охватило очень странное чувство, однако я не забыл проверить все печати и обнаружил, что ни одна из них не была нарушена.

Тут я повернулся и посмотрел на старину Питера, а он ответил мне взглядом и кивнул.

– Давайте выйдем отсюда! – проговорил я. – Живой человек не должен входить в эту комнату без должной защиты.

Мы вышли, и я вновь запер и опечатал дверь.

После завтрака я проявил негатив, однако на нем оказалась только полуоткрытая дверь в Серую комнату. После этого я вышел из дома, поскольку мне нужно было обзавестись кое-чем необходимым для плоти, а может, и для духа, ибо я намеревался провести следующую ночь в Серой комнате.

Назад я вернулся в кебе, около половины шестого, со всем снаряжением, которое мы с Питером занесли наверх в Серую комнату, где я сложил все посреди пола. Когда все вещи оказались внутри – включая прихваченного мной кота в корзине, – я запер и запечатал комнату и отправился к своей спальне, сообщив Питеру о том, что не спущусь к обеду. Сказав «Да, сэр», старик отправился вниз по лестнице, явно полагая, что я останусь в спальне, чего я и добивался, прекрасно понимая, что он только извел бы и себя, и меня своими тревогами, если бы знал мои истинные намерения.

Однако я только захватил из спальни фотокамеру и вспышку и поспешил назад в Серую комнату. Запершись в ней, я взялся за работу, поскольку до наступления темноты мне предстояло сделать многое.

Сперва я убрал все протянутые мной поперек пола ленты, отнес к дальней стене кота в завязанной корзинке и оставил его там. Вернувшись на середину комнаты, я отмерил пространство поперечником в двадцать один фут и подмел его веничком из иссопа. Потом очертил его мелом, стараясь не переступать через линию. Меловую черту с внешней стороны я обвел раздавленным чесноком из прихваченной мной связки и, завершив это дело, извлек из груды моих припасов небольшой флакон с некоей водой. Сорвав пергаментную бумагу, я извлек пробку и, окунув в воду указательный палец левой руки, отправился вдоль черты, оставляя на полу внутри меловой линии цепочку Вторых Знаков ритуала Саамаа, тщательно соединяя знаки обращенным влево полумесяцем. Признаюсь вам, что, завершив наконец свой водяной круг, я почувствовал себя намного спокойнее. Потом я распаковал кое-что из принесенного снаряжения, поставил по горящей свече во впадину каждого полумесяца и начертил пентаграмму так, чтобы каждая из пяти вершин защитной звезды касалась мелового круга. В каждую из вершин пентаграммы я поместил по куску завернутого в полотно хлеба, а в пяти внутренних углах ее – пять открытых кувшинчиков с водой, которой наносил водяной круг. Теперь первый мой защитный барьер был завершен.

Любой из тех, кто не знает ничего о моих методах расследования, счел бы все проделанное мной бесполезным и глупым суеверием; однако все вы, конечно, прекрасно помните дело Черной Вуали, при расследовании которого жизнь мою спас примерно такой же способ защиты, в то время как Астер, насмехавшийся надо мной и не пожелавший вступить внутрь пентаграммы, погиб. Я почерпнул идею из «Манускрипта Зигзанда», написанного, насколько мне удалось понять, в четырнадцатом веке. Сперва я естественным образом посчитал, что имею дело с обычным проявлением суеверий того времени, и только через год мне пришло в голову опробовать эту защиту – как я и поступил в жутком деле Черной Вуали. Вы знаете все его подробности. Впоследствии я воспользовался этим способом несколько раз и неизменно выходил сухим из воды вплоть до дела Движущегося Мха. Там моя защита оказалась пригодной только частично, и я едва не умер внутри Пентакля. После этого я узнал об экспериментах, которые профессор Гардерс проводил с медиумом. Когда медиума окружали заключенным в вакуум током, он терял всю свою силу – словно бы его отрезали от нематериального мира. Это заставило меня глубоко задуматься, и таким именно образом я пришел к созданию Электрического Пентакля – чудеснейшей защиты от явлений определенного рода. Для этого я воспользовался очертаниями защитной звезды, поскольку лично не сомневаюсь в том, что старинная магическая фигура обладает чрезвычайными достоинствами. Забавно, что в двадцатом веке приходится признавать это, не правда ли? Однако, как вы все знаете, я никогда не позволял и не позволю себе поддаться приступу дешевого веселья. Я задаю вопросы и держу глаза открытыми.

В этом последнем деле я нисколько не сомневался, что наткнулся на сверхъестественное чудовище, и потому намеревался соблюдать всяческую осторожность, ибо беспечность в таких делах ни в коей мере не допустима.

Далее я занялся подключением Электрического Пентакля, располагая его так, чтобы каждая из его вершин и впадин в точности совпадала с вершинами и впадинами нарисованной на полу пентаграммы. Затем я подсоединил батарею, и в следующее мгновение цепочка соединенных вакуумных трубок вспыхнула голубым светом.

Я огляделся с легким вздохом облегчения и вдруг понял, что наступают сумерки, и серое окно неприветливо смотрит на меня. И тут, оглядев просторную и пустую комнату поверх двойного барьера электрического света и огоньков свечей, я вдруг ощутил нечто странное и потустороннее – некое нечеловеческое присутствие, внезапно наполнившее собой воздух. В комнате повеяло давленым чесноком, запах которого я ненавижу.

Далее я занялся фотокамерой, проверив заодно и вспышку и, наконец, осторожно опробовал револьвер; хотя я и весьма сомневался, что он мне понадобится, но кто сумеет сказать наперед, в какой степени материальным может оказаться при благоприятных условиях сверхъестественное создание? Я же не имел ни малейшего представления о том, какую жуткую тварь мне предстоит увидеть, чье страшное присутствие ощутить. В конечном итоге меня могло ожидать сражение с материализовавшимся чудовищем. Так что, не зная заранее, я вынужден был готовиться ко всему. В конце концов, разве я мог забыть, что в находившейся рядом со мной кровати были задушены трое людей… и о тех жутких стуках, которые слышал собственными ушами. У меня не было ни малейшего сомнения в том, что я расследую опасное и неприглядное дело.

Тем временем наступила ночь, и хотя комната была залита светом свечей, я заметил, что то и дело оглядываюсь и обвожу взглядом все помещение. Неприятное это дело – ждать появления подобного гостя. А потом я вдруг ощутил, как из-за моей спины подул холодный ветерок. Я не мог сдержать дрожи, по затылку пробежали мурашки. Неловко повернувшись, я заставил себя поглядеть в ту сторону, откуда дул странный ветер. Он как будто бы исходил из угла комнаты слева от кровати – того самого места, где я оба раза находил кучу смятых простыней. И все же я не видел ничего необычного, даже отверстия – ничего!..

Внезапно я почувствовал, что язычки пламени над свечами затрепетали под этим неестественным дуновением… Должно быть, несколько минут я просто сидел как каменный и смотрел вперед полным страха взглядом. Наверное, мне никогда не удастся передать, насколько жутко, насколько кошмарно было сидеть под этим злобным, холодным ветром! А потом – раз! раз! раз! – одна за другой погасли все свечи внешнего барьера, и я оказался запертым в запечатанной комнате без какого бы то ни было освещения, если не считать слабой голубой полоски Электрического Пентакля.

Время напряженно застыло, ветер все дул и дул на меня, а потом я вдруг понял, что в левом углу комнаты, за кроватью, что-то шевельнулось. Я ощутил это скорее некоторым внутренним, неведомым самому себе чувством, чем зрением или слухом, ибо бледная и неяркая полоска Пентакля не могла создать достаточного освещения. И, тем не менее, нечто начало неторопливо сгущаться в моем поле зрения – движущаяся тень, чуть более темная, чем окружающий мрак. Тварь растворялась во тьме, и пару мгновений я только озирался по сторонам, ощущая свежую, подступающую опасность. Потом мое внимание обратилось к постели. Все белье и покрывала, что были на ней, неторопливо, крадучись, с жуткой равномерностью поползли прочь. Тихо шелестела сползавшая ткань, однако я совершенно не видел того, кто приводил ее в движение. Непостижимым, подсознательным, обращенным внутрь себя образом я ощущал приближение ужаса; и все же ум мой был спокойнее, чем несколько мгновений назад; в достаточной мере для того, чтобы ощутить, как взмокли мои ладони, и полуосознанно крутануть барабан револьвера, досуха вытирая при этом правую ладонь об колено и ни на мгновение не отводя взгляда от этих медленно ползущих покрывал.

Однако негромкий шумок на постели прекратился, наступила полнейшая тишина, когда слышен был только стук моей крови в висках. А потом вновь зашуршали стягиваемые с постели покрывала. Ощущая нервное напряжение, я вспомнил про фотокамеру и потянулся за ней, не отводя, впрочем, взгляда от постели. И тут, знаете ли, буквально в мгновение все покрывала слетели с кровати и глухо шлепнулись в угол.

Быть может, на пару минут настала абсолютная тишина. Можете себе представить мои переживания? Постельное белье было отброшено с невероятной силой! Потусторонняя тварь явила передо мной свою сверхъестественную свирепость!

Внезапно возле двери послышался слабый шум… что-то треснуло, донесся звук одного или двух шагов. Волна страха прокатилась по моему позвоночнику и затылку, ибо наложенная на дверь печать оказалась сломанной, а по другую ее сторону находилось нечто. Я не видел дверь, то есть, не могу сказать, что непосредственно видел, и что являло моему зрению воображение. Я различил это только как продолжение серой стены… А потом мне показалось, что среди теней шевельнулось нечто темное и едва различимое.

Ощутив, что дверь начала открываться, я сделал над собой усилие и вновь протянул руку к фотокамере; однако, прежде чем я успел повернуть ее к двери, последняя захлопнулась со страшным грохотом, наполнившим комнату гулкими отголосками. Я подскочил на месте, словно испуганное дитя. За грохотом угадывалась своенравная и огромная Сила. Вы понимаете меня?

К двери более не прикасались, но сразу же после этого скрипнула корзинка, в которой лежал кот. Истинно скажу вам: на спине моей все волоски стали дыбом. Я понял, что вот-вот доподлинно узнаю, опасно ли для жизни то, что бродит сейчас по комнате. Вдруг кот испустил жуткий вопль, разом прервавшийся; а потом – слишком поздно – я включил вспышку и в свете ее заметил, что корзинка лежит на боку, крышка открыта, а тело кота наполовину вывалилось из нее на пол. Более ничего мне различить не удалось, однако же и этого было достаточно, чтобы понять: разгуливавшее в комнате существо или тварь обладает губительной силой.

На последующие две-три минуты в комнате воцарилась странная тишина, и поскольку я понятным образом был ослеплен вспышкой, все за пределами Пентакля заливала угольная тьма. Настало самое страшное мгновение. Стоя на коленях внутри звезды, я поворачивался на месте, стараясь рассмотреть то, что приближается ко мне.

Зрение понемногу возвращалось, я взял себя в руки и вдруг увидел эту тварь вблизи водяного круга. Большая и расплывчатая, она любопытным образом шевелилась на самой грани барьера, подобно повисшей в воздухе тени громадного паука. Торопливо обходя круг, тварь явно пыталась найти доступ внутрь, но то и дело отшатывалась, словно живое создание, прикоснувшееся к раскаленному железу.

Снова и снова обходила она периметр, снова и снова я поворачивался следом за нею. Наконец она остановилась напротив одной из впадин между лучами звезды, как бы собираясь с силами перед рывком, отступила за пределы свечения вакуумных трубок, а потом бросилась прямо на меня, явным образом обретая при этом форму и твердость. Движением управляла грозная и злая решимость, не сомневавшаяся в успехе.

Стоя на коленях, я откинулся назад, припав на левую руку и бедро в отчаянной попытке избежать натиска приближавшейся твари, а правой рукой пытался нащупать выпавший револьвер. Жуткая тварь одним движением перемахнула через чесночную и водяную преграды, приблизившись к самой впадине Пентакля. Кажется, я закричал. А потом тварь отступила – столь же внезапно, как и приблизилась, – но на сей раз казалось, что ее отбросила некая могущественная и невидимая сила.

Прошло, должно быть, несколько мгновений, прежде чем я осознал, что нахожусь в безопасности, скрючившись в самой середине Пентаклей и ощущая жуткую пустоту и потрясение. Я вновь и вновь обращал свой взгляд к барьеру, однако тварь исчезла.

Тем не менее, мне удалось кое-что выяснить, ибо теперь я знал, что Серую комнату посещает чудовищная призрачная рука.

Приглядываясь к моей ограде, я вдруг заметил то, что едва не позволило чудовищу прорвать барьер. Двигаясь внутри Пентакля, я, должно быть, прикоснулся к одной из плошек с водой, ибо как раз там, где тварь совершила свое нападение, кувшинчик, охранявший впадину, был сдвинут к одной стороне, оставляя таким образом приоткрытой одну из пяти дверей. Торопливым движением я вернул его на место, вновь ощутив себя в безопасности, так как причина была найдена и ограда моя оставалась надежной. Я вновь обрел надежду на то, что все-таки увижу рассвет. После того как тварь едва не добилась успеха, мной овладело достойное сожаления ощущение собственной слабости, твердившее, что никакие барьеры не смогут оградить меня от подобной Силы. Можете ли вы понять меня?

Долгое время я не мог заметить призрачную руку, но, наконец, как будто бы раз или два различил слабое колыхание посреди теней, окружавших дверь. Чуть погодя невидимое нечто подняло трупик кота и в порыве злобной ярости принялось с глухим и мерзким звуком колотить им в закрытую дверь. Странное было впечатление.

Минуту спустя открылась дверь и дважды хлопнула с большой силой. В следующее мгновение исполненная ярости тварь метнулась ко мне из теней. Инстинктивным движением я бросился вбок, сняв при этом руку с Электрического Пентакля, на который опустил ее в миг прискорбной неосторожности. Близость обоих Пентаклей отбросила чудовище, хотя по моей собственной глупости оно вновь получило возможность пройти внешние барьеры. Признаюсь, что какое-то время просто дрожал от страха. Я вновь постарался устроиться в самой середине Пентаклей, встав на колени и стараясь занимать там как можно меньше места.

В этот момент я задумался о природе обоих случаев, едва не позволивших твари добраться до меня. Не оказывает ли она воздействие на меня, вынуждая к непроизвольным, ошибочным движениям, ставящим меня под угрозу? Мысль эта захватила меня, и я стал следить за каждым своим движением. И тут, распрямив усталую ногу, я коснулся одной из плошек с водой. Некоторое количество ее пролилось, однако благодаря своей наблюдательности я сумел исправить положение и вовремя вернуть кувшинчик на место. Тем не менее, в этот самый миг наполовину материализовавшаяся огромная черная рука ударила из теней едва ли мне не в лицо – так близко от меня она оказалась, – но и в третий раз была отброшена назад некой колоссальной, всевластной силой. И все же помимо растерянности и испуга, в который на миг повергло меня это нападение, я ощутил недолгое прикосновение духовной дурноты, как если от меня была отъята доля тонкой и прекрасной внутренней благодати. Такое можно ощутить только при излишнем приближении к чему-то нечеловеческому. Странным образом это чувство было гораздо более ужасным, чем любая физическая боль, которую можно вытерпеть. Осознав по этому признаку степень и близость опасности, я на долгое время погрузился в уныние, вызванное жестоким и тупым воздействием этой Силы на мой дух. Не могу выразить эту мысль иными словами.

Я вновь опустился на колени в середине Пентаклей, едва ли не с большим страхом приглядываясь к себе самому, чем к чудовищу. Мне стало понятно, что если я не сумею охранить себя от внезапно охватившего меня нового порыва, то самым непосредственным образом поспособствую своей погибели. Понимаете ли вы, насколько ужасным было мое положение?

Остаток ночи я провел в пелене болезненного испуга и в таком напряжении, что не мог сделать ни одного движения. Мною владел всепоглощающий страх, постоянно напоминавший о том, что любое мое действие может оказаться внушенным влиянием, под которым, как мне было известно, я находился. А снаружи барьера все кружила призрачная длань, снова и снова пытавшаяся схватить меня. Дважды принималась она за трупик кота, и во второй раз хрустела костями несчастного животного весьма долго. И все это время жуткий ветер дул на меня из левого угла комнаты, из-за кровати.

Наконец с первым светом зари, неестественный ветер разом стих; исчезла неведомо куда и рука. Медленно вползал на небо восход, и наконец серый утренний свет заполнил собой всю комнату, сделав бледное сияние Электрического Пентакля еще более неземным. Тем не менее, я решился выйти из-за барьеров только после окончательного наступления дня, ибо не мог поручиться за то, что внезапное прекращение ветра не было уловкой, предпринятой, чтобы выманить меня из ограды Пентаклей.

Только при ярком свете я в последний раз огляделся и бросился к двери. Нервными и неловкими движениями отпер замок, поспешно запер его и направился в собственную спальню, где бросился на постель и попытался привести в порядок нервы. Тут появился Питер, принесший кофе; выпив его, я сказал, что намереваюсь уснуть, так как бодрствовал всю ночь. Дворецкий забрал поднос и невозмутимо ушел; заперев за ним дверь, я улегся в постель и, наконец, уснул.

Проснулся я около полудня и, наскоро перекусив, отправился в Серую комнату. Там я отключил ток от Пентакля, который в спешке оставил включенным утром, и вынес трупик кота. По вполне понятной причине мне не хотелось, чтобы кто-либо увидел останки бедного зверя. После этого я углубился в тщательное обследование того угла комнаты, куда призрак бросал постельное белье. Но, даже проделав несколько дырок в стене, я ничего не обнаружил.

Тогда мне пришло в голову посмотреть за плинтусом. Приступив к делу, я ощутил, как инструмент мой звякнул о металл. Повернув крюк в сторону, я попытался выудить вещицу, что мне и удалось сделать со второй попытки. Чтобы рассмотреть, я поднес небольшой предмет к окну. Он оказался странным кольцом, сделанным из серого металла. Странным в нем было то, что кольцо это имело форму пятиугольника, то есть сердцевины магической пентаграммы, лишенной ее защитных острых вершин. На нем не было ни узоров, ни гравировок.

Вы сможете понять мое волнение, если я скажу, что в этот миг ощутил уверенность в том, что держу в руке знаменитое Кольцо Удачи рода Андерсонов, которое самым непосредственным образом было связано с появлением в доме привидения.

Кольцо это из поколения в поколение передавалось от отца к сыну, и всегда – в согласии со старинной семейной традицией – сыновьям приходилось давать обещание никогда не надевать его. Должен заметить, что кольцо было привезено одним из крестоносцев, причем – при весьма странных обстоятельствах, однако эта история слишком долга, чтобы приступать к ней теперь. Скажу лишь, что молодой сэр Хальберт, один из предков Андерсонов, в подпитии обязался надеть это кольцо на ночь. Он исполнил свое намерение, однако наутро его жена и ребенок были найдены задушенными в той самой комнате, в которой я стоял. Похоже, люди решили, что преступление это с пьяных глаз совершил сам сэр Хальберт, и потому, чтобы доказать собственную невиновность, он улегся на следующую ночь спать в этой же постели. Его также задушили. Как вы можете представить, с той поры и до прошедшей ночи никто и никогда не ночевал в Серой комнате, пока я не сделал этого. Кольцо было потеряно настолько давно, что успело превратиться в миф, посему вы можете понять, что за чувства владели мной, когда я держал его в руках.

Пока я стоял посреди Серой комнаты, разглядывая эту вещицу, мне пришла в голову мысль: что если кольцо является в некотором смысле дверью? Понимаете, что я хочу сказать? Некоей брешью в ограде, окружающей наш мир. Странная эта мысль, как я понимаю, возможно, не принадлежала мне, но пришла Извне. Видите ли, дело в том, что ветер исходил из той части комнаты, где находилось кольцо. Я много размышлял над этим. Потом форма… середина пентаграммы. Кольцо не имело лучей, а ведь в «Манускрипте Зигзанда» сказано: «Рекомыя вершины, каковые суть Пять Холмов безопасности. Отсутствие сих дарует силу Диаволу и служит пользе Злой Твари». Видите, значение имела сама форма кольца, и я решил опробовать свою идею.

Я разобрал Пентакль, так как его надлежит каждый раз сооружать заново вокруг того, кто нуждается в защите, после чего вышел и запер за собой дверь комнаты. Затем я оставил дом, чтобы уладить некоторые дела, так как ни чеснок, ни хлеб, ни воду нельзя использовать второй раз. Возвратился я около половины восьмого и, внеся все привезенное мной в Серую комнату, отпустил Питера на ночь, как сделал и предыдущим вечером. Когда он спустился, я вошел в комнату, запер и опечатал изнутри дверь и, устроившись в центре комнаты возле своего багажа, приступил к работе, чтобы со всей возможной быстротой соорудить ограду вокруг меня и кольца.

Не помню, объяснял ли я вам техническую сторону дела, однако подумал, что если проникновение в наш мир осуществляется через кольцо, то, замкнув его вместе с собой в Электрическом Пентакле, я – как бы это сказать – изолирую его. Понимаете? Сила, находящая свое видимое воплощение в руке, вынуждена будет остаться за Барьером, отделяющим Сверхъестественное от Естественного, ибо доступ к воротам будет закрыт.

Как уже говорилось, я был погружен в создание ограды вокруг меня и кольца, так как было уже слишком поздно для того, чтобы находиться в таком помещении без защиты. Кроме того, я не сомневался в том, что ночью будут предприняты существенные усилия, чтобы овладеть кольцом, и что именно кольцо – необходимое условие материализации призрачной руки. Сейчас и вы убедитесь в моей правоте.

Итак, я завершил создание ограды примерно через час, и можете представить себе то облегчение, с которым я вновь увидел вокруг себя бледное свечение Электрического Пентакля. После этого я провел примерно два часа, обратившись лицом к углу, из которого исходил ветер, пока наконец, около одиннадцати, не ощутил вдруг, что нечто странным образом находится рядом со мной; тем не менее, в течение целого часа после этого ничего не происходило.

А потом на меня внезапно задул холодный, нездешний ветер. К моему изумлению, на сей раз он исходил из-за моей спины, и я в страхе повернулся. Ветер, начинавшийся с пола в непосредственной близости от меня, дул мне прямо в лицо. Охваченный новым болезненным страхом, я уставился на пол. Что же такое еще я успел натворить?! Кольцо лежало рядом со мной, там, где я оставил его.

И тут мой взволнованный до предела взгляд уловил, что с кольцом происходит нечто странное… что вокруг него движутся и сплетаются тени. Я тупо рассматривал их, а потом вдруг понял, что ветер дует на меня из кольца. Я увидел неровную струйку дыма, сочившуюся из кольца и мешавшуюся с колышущимися тенями. Тут мне стало понятно, что я нахожусь в более чем смертельной опасности, ибо сплетения теней возле кольца начинали обретать форму, и внутри Пентакля уже сгущалась призрачная рука. Боже мой! В какой я находился беде! Я собственными руками внес ворота иного мира внутрь Пентаклей, и тварь проникала в них, вливалась в материальный мир, словно струйка газа из какой-нибудь трубки.

Должен признать, что на мгновение я просто оцепенел от страха, а потом безумным, неловким движением потянулся к кольцу, намереваясь вышвырнуть его из Пентакля, но не сумел нащупать его, словно бы какая-то невидимая и живая тварь двигала кольцо туда-сюда. Наконец, я схватил кольцо, однако в то же самое мгновение какая-то невероятная и жестокая сила вырвала его из моей руки. Громадная темная тень покрыла кольцо, поднялась в воздух, протянулась ко мне, и я увидел перед собой руку – огромную и идеально очерченную. С безумным воплем я перепрыгнул через Пентакль, через кольцо горящих свечей и в отчаянии бросился к двери, неловко образом теребя связку ключей, покорившись граничащему с безумием страху и не отводя глаз от своей ограды. Рука все еще тянулась ко мне, но как не могла она проникнуть внутрь Пентакля, когда кольцо находилось снаружи него, так теперь не могла выйти за его пределы.

Чудовище было сковано так же надежно, как и любой земной зверь при помощи железной цепи.

Но, даже осознав это, я был слишком потрясен, чтобы размышлять, и, едва сумев повернуть ключ, выскочил в коридор, с грохотом захлопнув дверь. Заперев ее за собой, я отправился в свою комнату; тело мое охватила такая дрожь, что я едва мог стоять. Запершись внутри, я с трудом зажег свечу, а потом лег на кровать и пролежал так час или два, пока не пришел в себя. После я все-таки уснул и проснулся, уже когда Питер принес мне кофе. Выпив чашку, я почувствовал себя намного лучше и пригласил старика вместе со мной заглянуть в Серую комнату.

Открыв дверь, я посмотрел внутрь комнаты. Свечи еще горели, бледные при дневном свете, за ними по полу змеилась едва заметная звезда Электрического Пентакля. А посреди него лежало кольцо, обыкновенное и ничем не примечательное с вида… ворота, открывающие путь чудовищу.

В комнате все оставалось нетронутым, и я понял, что тварь так и не сумела преодолеть Пентакли. Тогда я вышел и запер за собой дверь.

Отдав несколько часов сну, я оставил дом и вечером вернулся в кебе, привезя с собой кислородно-водородную горелку и два газовых баллона. Доставив эти предметы в Серую комнату, я устроил небольшую печку прямо посреди Электрического Пентакля. Пять минут спустя Кольцо Удачи, некогда приносившее счастье семейству Андерсонов, но теперь сделавшееся его проклятьем, превратилось в лужицу раскаленного металла.

Опустив руку в карман, Карнакки извлек из него небольшой предмет, обернутый в упаковочную бумагу, и передал мне. Раскрыв сверток, я обнаружил внутри кружок из серого металла, похожего на свинец, только более твердого и блестящего.

– Итак? – проговорил я по прошествии некоторого времени, внимательно рассмотрев кружок и передав его остальным. – После этого привидение оставило дом?

Карнакки кивнул.

– Да, – проговорил он. – После этого я провел в Серой комнате три ночи, прежде чем уехать оттуда. Старина Питер едва не лишился чувств, когда впервые услышал о моем намерении, но к третьей ночи до него как будто уже дошло, что дом сделался безопасным и обыкновенным. И знаете, по-моему, в сердце своем он вовсе не был этим доволен.

С этими словами Карнакки поднялся и протянул мне руку.

– А теперь убирайтесь отсюда! – любезным голосом предложил он, и мы разошлись по домам, погруженные в задумчивость.

Дом среди лавров

– Расскажу-ка я вам одну интересную историю, – проговорил Карнакки, когда после скромного и спокойного обеда мы удобно устроились в его уютной гостиной.