Раисова делает движение вперед
обалдеть просто! Я от тебя оторваться не могу. И не оторвусь.
– У меня странные ощущения, – всхлипывает.
Света смотрит в мое лицо. Глаза расширены, зрачок полностью затопил радужку.
– Внутри так странно. Сердце как будто в узел свело.
– Ты по мне соскучилась! Это естественно, поверь… – глажу пальцами бедра, задирая сорочку.
Атлас сорочки послушно ползет вверх по ее бедрам.
Она – мой шведский стол, полный деликатесов, а я словно год ничего не ел, перемещаюсь поцелуями по тонкой шее, слизывая языком нежный запах. Получив очередной вздох и услышав свое имя, прозвучавшее глубоко и проникновенно, снова нападаю на ее губы. Вишневые, хорошенько припухшие, ставшие еще более желанными.
Не могу удержаться, пробую на вкус как будто впервые. Прикосновений лишь губами – мало, обвожу контур языком и вторгаюсь внутрь. Мне даже говорить не нужно о своих желаниях. В каждом прикосновении – жажда близости.
Целую настойчивее, жестче, превращая поцелуй в голый секс наших ртов. Опускаю руку, тянусь пальцами между ее ножек.
– Амир, постой! – цепляет меня за руку.
Вырвалась из плена поцелуя, коварная женщина! Болтать вздумала. К чему разговоры, когда я каждой клеткой тела чувствую, что Света хочет меня безумно!
Возможно, мы не всегда можем договориться на словах, но в интимном плане – совместимость идеальная! Так почему бы не позволить говорить нашим телам вместо нас самих?
Откровенный разговор, в неформальной обстановке, без галстуков и трусов…
– Амир, мы так не можем…
– Мы хотим, значит, мы можем! Сама чувствуешь, что между нами – пожар.
Буквально проникаю ей под кожу пытливым взглядом.
– Не пытайся сейчас солгать. Не ври, глядя мне в глаза.
– Что? Но я и не собиралась врать.
– Значит, признай, что я тебе нравлюсь.
– Очень, – опускает дрогнувшие ресницы. – Но вдруг мы снова торопимся?
– Ты о чем? Примирительный секс, что может быть лучше? – алчно разглядываю Раисову. – Закопаем топор войны как можно решительнее и глубже.
– Я говорю не про интим. Я в целом имею в виду наши отношения. Я знаю тебя всего… Совсем ничего!
– Я бы так не сказал.
– Я тебя совсем не знаю… – отползти пытается.
– Врешь же. Маме ты сказала другое. Сказала, тебе иногда кажется, будто ты меня всю жизнь знаешь. И сказала ты это, не подозревая, что я слушаю. Ты была искренна в тот момент и не играла на публику. Я тоже был честен, когда сказал в от
кел.
Секунды растягиваются в бесконечность. И в каждой из них я слышу, как гулко и решительно, безумно быстро колотится сердце Амира.
Холодок проносится по ногам ветерком. Дышать становится легче.
Мы на улице.
Я цепляюсь за Анварова и плачу.
– Все хорошо. Все хорошо! Я рядом… Осмотрите ее! – разматывает меня из пиджака. – Врача поживее!
– Я в порядке… – смотрю на него сквозь слезы. – Я не пострадала. А ты… О боже! У тебя ожоги. Амир, тебе самому нужен врач.
– Ты жива! – расплющивает о грудную клетку. – Я едва с ума не сошел. Как я рад тебя видеть! – целует жадно. – Думал, сдохну!
– Мне было страшно, – по телу проходит крупная дрожь. – Это моя вина. Я не хотела гулять под пристальным надзором охраны и вот что получилось!
– Брось, здесь нет твоей вины. Я сам виноват. Понимаю, что должен был предупредить тебя о бывшем друге, должен был рассказать, что многое – проделки рук Мираса. В том числе, якобы ошибка медицинского персонала.
– На что ты намекаешь?
– В прошлом
