Сама идея утопии принадлежит еще Платону, который, собственно, и создал, в своем «Государстве» первую в истории европейской мысли модель идеального общества. Однако жанр литературной утопии — то есть произведения, описывающего общество, безупречно счастливое с точки зрения автора, — относительно молод: его отцом-создателем официально считается выдающийся британский гуманист XVI века Томас Мор. Он же и подарил своему «чудесному острову» (а заодно и всему жанру) название «Утопия» — то ли от греческого «благое место», то ли от греческого же «место, которого нет». Как же представляли себе идеальное общество великие мечтатели далекого прошлого? Рациональный Томас Мор допускал в своем идеальном обществе существование рабов, однако горячо приветствовал равноправие женщин, всеобщую грамотность и запрет на смертную казнь… Неистовый Томмазо Кампанелла представил на суд шокированных современников эксцентричные идеи государственного воспитания детей, «свободной любви» и отмирания традиционной семьи… Фрэнсис Бэкон, которому принадлежит честь создания «технократической» утопии, воспел общество, поставившее себе на службу достижения науки — от «вечного двигателя» до телефона… А остроумный Сирано де Бержерак создал парадоксальный и смешной мир, населенный фантастическими существами, которых на земле считают «оракулами, нимфами, гениями, феями, пенатами, вампирами, домовыми, призраками и привидениями»… Общества, о которых предстоит прочитать в этом сборнике, вряд ли покажутся современному читателю «утопическими» в привычном смысле слова, — но тем интереснее будет узнать, как же представляли себе счастье человечества много веков назад.
Если нельзя вырвать с корнем превратные мнения, если ты по своему искреннему убеждению не в силах излечить прочно вошедшие в житейский обиход пороки, то из-за этого не следует покидать государственных дел, как нельзя оставлять корабля в бурю, раз ты не можешь удержать ветров. Но нельзя насильно навязывать новые и необычные рассуждения людям, держащимся противоположных убеждений, так как эти рассуждения не будут иметь у них никакого веса; тебе же надо стремиться окольным путем к тому, чтобы по мере сил все выполнить удачно, а то, чего ты не можешь повернуть на хорошее, сделать по крайней мере возможно менее плохим.
Утопийцы считают праздничными начальный и последний день каждого месяца, а равно и года, который делят на месяцы; срок их ограничен обращением Луны, а год определяется круговоротом Солнца. Первые дни каждого месяца они называют на своем языке цинемерными, а последние – трапемерными; эти слова можно перевести: первые праздники и конечные праздники.
Храмы их представляют выдающееся зрелище; они не только построены с большим искусством, но и могут вместить огромное количество народа, что является необходимым при крайней их малочисленности. Все они, однако, темноваты. По объяснениям утопийцев, это произошло не от невежества в архитектуре, а устроено по совету священников. Именно, по их мнению, неумеренный свет рассеивает мысли, а скудный и, так сказать, сомнительный сосредоточивает религиозное чувство. Религия в Утопии не у всех одинакова, но ее виды, несмотря на свое разнообразие и многочисленность, различными путями как бы сходятся все к одной цели – почитанию божественной природы. Поэтому в храмах не видно и не слышно ничего такого, что не подходило бы ко всем религиям вообще. Священнодействия, присущие всякой секте в отдельности, каждый отправляет в стенах своего дома. Общественные богослужения совершаются таким чином, который ни в чем не противоречит службам отдельных сект.
Вообще ни одно должностное лицо не пользуется у утопийцев большим почетом, и даже в случае совершения какого-либо позорного поступка священники не подлежат суду общества, а предоставляются только богу и себе самим. Утопийцы считают греховным касаться смертной рукою такого человека, который, каким бы он ни был злодеем, посвящен богу, как своеобразная священная жертва. Соблюдать этот обычай утопийцам тем легче, что священников очень мало и выбор их производится с особой тщательностью. Да и трудно допустить, что порче и пороку может поддаться наилучший из хороших человек, возвышенный в такой сан из уважения к одной добродетели.