Ребетика появилась в стране благодаря репатриантам, прибывшим из портов Анатолийского побережья. Как и они сами, эта музыка была наследницей греческих, турецких и ближневосточных традиций. Характерное звучание ей придавали шестиструнный бузуки, инструмент типа лютни, и меньшего размера баглама, которую легко было спрятать в брючине, если вдруг нагрянет полиция.
Ребетика быстро стала музыкой оппозиции, сначала в среде репатриантов, а потом и в целом. Один из пирейских исполнителей с удовольствием вспоминал: «Каждый вечер творился просто сумасшедший дом… кого только здесь не перебывало. Аристократы из высшего общества, мангасы [полууголовная публика], уличные мальчишки развлекались до самого утра».
Слышишь, тренькает баглама,
Так зайдем в таверну мы.
А когда мы там покурим,
Будем очень осторожны.
А когда мы там напьемся,
Будем очень осторожны.
Если нас там вдруг увидят,
Сразу схватят, сразу схватят,
И без всяких лишних слов,
В тюрьму бросят, в тюрьму бросят.
Гиоргос Мицакис
Естественно, такой стиль был совсем не по вкусу Метаксасу и его режиму. Его считали нечистым, негреческим и провоцирующим на беспорядки. Были даже запрещены все граммофонные записи — просто так, на всякий случай.
К 1960-м гг. ребетика вышла из подполья, и репертуар стал более жизнеутверждающим, но эта музыка затем была снова запрещена военно-политической хунтой 1970-х гг., в результате чего в ней опять зазвучали протестные мотивы и начала ощущаться аура полусвета.
