Честно говоря, мне параллельно, кто с кем воевал. Это сто лет назад было. Сейчас мир. Вот что главное. Вот и надо это поддерживать. Продвигать как-то. Чтоб был — мир. А то чем больше вспоминают, тем, смотрю, больше грузятся на этот счет. Вот Рупла когда загружается на эту тему, всегда договаривается до того, что кому-то неплохо бы морду набить. Ну и на фига?
Вот вам смешно, а Пушкин — мегамозг. Я отвечаю. Человек триста лет8 назад жил, а пишет так, что сегодня пробирает. Вроде простые слова, понятные. Но как-то он хитро их выкручивает, что они как заклинания звучат. Все нездешнее какое-то. Кажется, вот еще немного прочитаешь, и какая-то тайна тебе откроется. Ощущение, что отрываешься от земли. Ног не чуешь. Космос
Сам идет, полотенчико с Мюмлой. Гладкий, как надувной. Бреют их там, что ли?! А я такой сижу на скамейке, не смотрел бы на себя. Коленки пузырями, сразу под ними голые нервы, а дальше шерсть. Почему одни люди как с билборда, а другие как с помойки?
Но не всем так везет. Вот у одних и ноги, и руки, и волосы, и глаза. А над другими все смеются. Откуда так пошло? Это природа дает? Почему одним одно, другим другое? Может, природа думает, что красиво все? Просто мы не так смотрим? Мне же, например, нравятся все камни. Или елки. Нет такого: ты камень красивый, а ты — нет, в реку тебя. Нет, они все красивые.
— Ты умеешь погасить огонь? — спрашивали они меня.
— Ты умеешь свалить дерево?
— Ты умеешь вырастить дерево?
— Ты умеешь посадить дерево? — спрашивали они меня.
— Ты знаешь, зачем трутовик…
— Ты знаешь, куда бересту…
— Ты знаешь, для чего корень… — спрашивали они меня.
И они говорили мне — что и зачем. Они четверо представляли собой потрясную команду. Для меня они были как четыре черепахи, которые держат мир на своих плечах, точнее панцирях. Вместе они умели и знали все. Они не толкались в одном углу, каждый делал свое, каждый сам знал, что нужно. И никто никому не указывал. Их огромные руки с набалдашниками мозолей были постоянно в труде.
Этими руками они брали мясо, они брали пуукко45, они брали соль, они брали огонь, они брали дерево, они брали железо — получалась еда. Этими своими руками они могли похлопать друг друга по плечу, передавая код выживания, слова сочувствия, свое одобрение хорошо выполненному делу. Я возвращался из лесов изъеденный мошкой, со струпьями волдырей на пятках, с нытьем в плечах, с желанием вернуться туда снова.
Она рассказала, как в детстве любила ходить с мамой и папой за ручку, закрыв глаза.
— В левой мама, в правой папа. А глаза закрыты. Ничего не видишь, но идешь. И не падаешь. И не натыкаешься. Потому что тебя держат. Но ждешь, что сейчас приключится какая-то поганка! А она все не приключается. Потому что держат же. И все равно жутковато и весело.
