Летнее сибирское утро на берегу реки в тех краях, где я выросла и беззаботно проводила время, в этот день было особенно солнечным. Сидя на траве, влажной от росы, прижимая колени к груди и всматриваясь вдаль, я мысленно прощалась. До боли знакомый, застывший в красоте природы вид казался по-новому захватывающим. Я наблюдала за медленным течением реки, по обрывистым берегам которой качался бескрайний хвойный лес. Он уходил за горизонт, и вершины многовековых деревьев смешивались, образуя зеленую линию границы, отделявшую землю от неба. Я глубоко вдохнула прохладный, освежающе чистый воздух, пропитанный хвоей и слегка отдававший болотной сыростью, исходившей от растущих под берегом камышей. По ночам они превращались в импровизированную сцену для лягушек и кузнечиков, причем эти мелкие представители фауны пели настолько синхронно, громко и надоедливо, что хотелось достать ружье отца из кладовой и перестрелять их всех. Жаль только, стрелять я не умела.

— Анна, ну что, ты готова ехать? — робко поинтересовалась мама, стоя чуть поодаль и выжидая. Она отвлекла меня от созерцания красот природы, нарушив порядок прощания.

Моя мама со всеми добра, чрезмерно добра. Она прожила большую часть своей жизни в заботах о неверном муже и детях, нежели о себе самой. А детей у нее было двое, я и мой старший брат, который к моему отъезду уже успел обзавестись семьей во второй раз. К слову, о брате. Когда я на него смотрела, в мою голову невольно закрадывалась мысль, что все должно сложиться наоборот: поменяться бы нам местами — и вот он, идеал брата и сестры. Брат слабохарактерный и сентиментальный — качества, больше присущие женщинам, — мной же двигало безумство, «относительный пофигизм» (не нужно путать с равнодушием), вечное стремление доказать правду в борьбе с несправедливостью и отстоять свою точку зрения, что обычно свойственно мужчинам с сильной волей. Правда, эти черты моего характера проявились лишь с достижением подросткового возраста, когда привычный мир перевернулся с ног на голову. Повзрослев, я позволяла себе высмеивать брата, забывая о том, что он старше и — как должно быть — умнее. Он не обижался и не дерзил, он вообще не умел дерзить.

Мама взяла меня за руку, и мы направились к шестой модели «Жигулей» белого цвета, припаркованной возле покосившейся ограды из штакетника.

Отец ждал нас в машине, основательно проверяя содержимое бардачка, не забыл ли чего. Отца, без сомнения, можно назвать «любителем забывать крайне нужные вещи». В каких облаках он витал, только ему самому и известно, как раз от него я неосознанно и переняла это качество.

В то утро я оглянулась напоследок на зеленые леса, раскинувшиеся на противоположном берегу реки, окинула взглядом полный воспоминаний старый деревянный дом с голубыми ставнями и остроконечной черепичной крышей и села в машину.

Примерно через шесть часов мы доедем до международного аэропорта Красноярска, откуда пассажирский «Боинг» увезет меня за тысячи километров от привычной жизни.

Знаю, мою маму тяготят столь долгие поездки. Она сидела на переднем сиденье и по дороге в аэропорт думала о том, как поскорее вернуться в свой цветущий сад-огород.

«Достаточно ли было того количества удобрения, что я насыпала на грядку с укропом?» — задавалась она вопросом мысленно. А позже вспомнила еще про морковку и редиску, прополку их тогда пришлось отложить.

Да, мне были известны ее мысли, как и мысли многих других людей, с которыми я общалась. Скоро я поведаю, каким образом мне это удавалось.

Когда закат оповещал ее о завершении работ на огороде, она шла в садик с кустами смородины, жимолости, крыжовника, облепихи (там произрастали еще какие-то многолетние кустарники, в точности не вспомню какие именно) и, собирая в большую железную кружку часть урожая, под лучами сибирского заката наслаждалась вкусом самостоятельно выращенных ягод.

Отец с нескрываемой гордостью не только думал, но и говорил про свой ночной улов, умолкая время от времени, представив — опять же, летая в только ему ведомых облаках, — каким он будет завтра.

— Ты видела, какого здорового осетра я поймал ночью? — спросил он, выруливая на скоростную трассу, минуя выезд из города, сильнее надавил на педаль газа, и улочки родного городка остались позади, сохранившись на долгие годы в памяти. — Я его засолил и кинул в холодильник, до завтра приготовится, и мы с мамой пробовать будем. А в Израиле-то таких осетров нет.

Он так отрыто и весело рассмеялся, но, как и в большинстве случаев, смех его мы с мамой не поддержали, оттого что, в принципе, ничего смешного в его словах и не было. Просто любит он смеяться по поводу и без (чаще без), напевая песни, бывает, смеется, произносит глупые тосты и смеется. Комментирует ведущего новостей и смеется. Смотрит, как герои боевиков избивают один другого до крови, которая каплями разлетается во все немыслимые стороны, — обязательно посмеется. Рассказывает одни и те же шутки — тут уже и так понятно, что он будет делать.

Я каждый раз удивлялась тому, когда он вдруг со всей несвойственной ему серьезностью, начав рассуждать, мог дать мне дельный жизненный совет. Но образ глупого весельчака ему импонировал куда больше. Ведь таким его любили все без исключения. Простодушный весельчак, как такого не любить.

А как же я? Провожая меня в другую страну, родители знали о моем намерении остаться на долгое время, а возможно, и навсегда, в том месте, о котором они и представления не имели, но все же — грядки и рыбалка, вот они, насущные их заботы. Я не сомневалась в правильности выбора, просто не ожидала, что мои самые близкие люди примут его так спокойно, будто я и не нужна им вовсе. В аэропорту они скажут несколько напутственных слов, а потом поспешат обратно в старенький домик на берегу реки, туда, где прошли многие годы, в родное, привычное и любимое место. Большая часть жизни для них прожита, долг выполнен, отец давно посадил не одно дерево, а мама родила и вырастила не одного ребенка. Вместе они сделали это или нет, уже не имеет значения. Главное, что все выполнено так, как положено, согласно общепринятым стандартам.

Уезжая в страну трех религий и четырех морей на другом краю света, столь далеком от нашего сибирского захолустья, я твердо решила начать все сначала. Сначала и с полной уверенностью в том, что все сложится наилучшим образом, потому как там я буду не одна.

Почему выбор пал именно на Израиль? Это государство открыло свои границы для всех потомков евреев, дав им возможность строить его и развивать, предоставив первоначальную материальную помощь. Чуть забегая вперед, скажу, что коренные израильтяне в большинстве своем и знать не знают о таком регионе России, во много раз превосходящем их страну по площади, как Сибирь. Они вообще считают, что Россия находится будто в другом мире, отделенная границей, за которой скрываются бедность, разруха, вечный мороз и невероятной красоты девушки, иногда встречающиеся им на улицах родной страны, вызывающие ассоциации, связанные с продажными девицами. Вот таков их стереотип.

Возвращаясь к повествованию о моей прошлой жизни, хотелось бы упомянуть период, когда понимание себя как личности, с твердой жизненной позицией, отсутствовало. Период, когда я считала себя хуже других, утопая в куче собственных комплексов. Окружающее казалось серым и унылым. Погода в Сибири большую часть дней в году и вправду мерзкая, особенно осенью и весной, когда деревья теряют свою листву или, наоборот, когда на их ветках набухают новые почки. Грязные мутные ручьи текут по кривым разломам асфальтированных дорог, заливая тротуары. Небо становится свинцовым и суровым. Люди, в большинстве своем, ходят с угрюмыми лицами, злятся, перепрыгивая и обходя лужи. Всю эту картину разбавляли красками лишь молодые девушки в модных ярких одеждах. Как цветные пятна на сером полотне холста. Эти юные красавицы всегда были веселы, они прогуливались под руку с подругами или приятелями. Как же мне в то время хотелось быть одной из них. Но слишком уж я была невзрачной, нерешительной и жалкой.

Я застряла в привычном монотонном ритме жизни, в старших классах на меня никто не обращал внимания, ходила по коридорам общеобразовательной и балетной школы как привидение, просто находилась там по надобности. Неизменно, от звонка до звонка. Училась тоже плохо и ничем не интересовалась, занятия балетом со временем забросила, хотя меня хватило на семь лет.

Здесь следует остановиться, не стоит более, как мне кажется, заострять внимание на этой никчемности. Ей самое место в забытом и когда-то существовавшем месте.

В небольшой комнате родительского бревенчатого домика, что считалась моей, стоял деревянный шкаф с зеркальными дверьми во весь рост. В один из привычно скучных дней, перед тем как лечь спать, я… (Буду иногда придавать этой букве «я» своего рода отстраненное и характеристическое значение.) Итак, «Анна невзрачность» в положенный час надела сшитую мамой пижаму. Задержавшись возле шкафа, начала пристально всматриваться в свое зеркальное отражение, увидела в нем неприметную девушку с длинными худыми руками и ногами, плоским телом, бесформенной копной темных волос и с хлопающими ресницами, что обрамляли зеленые глаза. В этой юной особе не было ничего примечательного, этакая безликая «серая мышка».

— Ну и что, не надоело тебе ходить по улицам и смешивать себя с серой массой людей? Попробуй сделать так, чтобы они оборачивались тебе вслед, улыбались при виде тебя, — услышала я отчетливо незнакомый голос молодого парня. Быстро обернувшись, я окинула взглядом свою комнату. Она была пуста, даже мухи или комара не нашлось, а они обычно залетают в открытую форточку. Зато дал о себе знать резкий холод — он пробежал по спине, проступил мелкими мурашками вдоль позвоночника и затем растекся по всему телу. Я застыла в оцепенении.

— Поверь, это не так сложно, — продолжил он говорить, голос уже исходил из-за спины. Чуть повернув голову, я покосилась в сторону исходящего звука, хотя было ожидаемо, что никого я там не обнаружу. — Не бойся меня, я здесь для того, чтобы помочь тебе. — Я попятилась назад и с ужасом опустилась на кровать. — У нас впереди еще много веселых и интересных дней. Ты поймешь, кто ты. Сможешь стать кем захочешь и какой захочешь, главное — доверься мне.

— Вот так я впервые его услышала. Страх странным образом быстро пропал, и большую часть ночи я проговорила с новым знакомым, а в оставшиеся ее часы, когда уснула, он пришел в мой сон в образе юного темноволосого мальчишки, вместе мы катались на белых лошадях. Ему с легкостью удалось завоевать мое доверие и расположить к себе. Впоследствии я назвала его подобающе — «невидимый друг».

Спустя пару месяцев я шла по улице с гордо поднятой головой, ветер раздувал мои окрашенные в светлый тон волосы, на стройность моих длинных ног в обтягивающих джинсах обращали внимание даже девушки, незнакомые люди говорили комплименты. Мне доставляло нескрываемое удовольствие ловить на себе восхищенные взгляды мужчин. И теперь они оборачивались мне вслед.

На одной из школьных дискотек «Анна уже уверенная в себе» танцевала с самым симпатичным выпускником, похожим на смазливого актера Фредди Принца — младшего, кумира подростков начала двухтысячных. А выпускник не подозревал, что девушка, танцующая в данную минуту рядом с ним и прижимающаяся к нему в медленном танце, является той проходившей мимо «Анной серой мышкой», потому он ее и не замечал прежде.

В действительности этот парень был мне безразличен, как и все, кто был после него. Интересно стало жить по-новому. Я всего лишь следовала указаниям «невидимого друга», которому чудом удалось пробудить во мне уверенность. Он рассказывал много интересного, давал советы. Благодаря ему я смогла стать собой, ему удалось открыть ту тяжелую дверь, за которой ждали своего часа мои настоящие эмоции. «Анна впечатленная» смогла насладиться ранее неизвестным миром, безграничным и лишенным преград.

Вместе с «невидимым другом» каждое летнее утро я выходила на пробежку, проносилась по зеленым полям сквозь холодный поток ветра, чувствуя свободу, могла бежать без остановки, наслаждаясь свежестью леса. Иногда по вечерам мы брали лодку отца, плыли на середину реки (грести веслами, конечно же, приходилось мне, потому как мой «невидимый друг» был весь такой неосязаемый, бестелесный и несоприкосновенный с естественностью вещей) и ныряли с носа лодки. Я представляла его ныряющим в воду вместе со мной, будто он был темноволосым мальчишкой. Он пугал меня существованием речного чудовища, затаившегося на дне реки. Чудовище, которое поджидало подходящего момента, чтобы схватить за ноги и потащить в свои темные подводные владения. Мы нарекли его Бадди. «Анна уже смелая» ныряла на глубину реки в надежде его отыскать, но кроме рыб в мутной зеленоватой воде никого не находила.

Бывало, мы с «невидимым другом» сидели в лодке неподвижно. Подняв весла, всматривались в окружающие высокие пологие берега, окутанные вечерним заревом солнца. Представляли, что в тенистых чащах леса на просторах дикой природы живут жуткие твари.

— Прислушайся, и услышишь, как они там ходят, — говорил мне «невидимый друг».

Завороженная сказочным действием «Анна уже не скептик» вслушивалась, и когда вдруг из глубин леса раздавался треск сухих веток, а над кронами деревьев взлетали и рвали себе глотки криками птицы, — непроизвольно вздрагивала от страха. Причем каждый раз с любопытством ждала появления хоть одного из этих существ, представляя, как оно выйдет на берег, но никто так и не выходил.

Да, и еще: мы любили плавать на остров. Он находился там, за крутым поворотом реки, стоило лишь проплыть несколько метров. Искусственно созданный, сказать честно, не знаю зачем и кем, но он имел место быть. На его песчаном берегу в тени высоких кустов тальника мы мастерили фигуры из песка и представляли, что нас окружает море, бескрайнее соленое море, играющее волнами. Я быстро освоила ремесло лепки, особенно мне нравилось создавать фигуры русалок, потому что им можно было прилепить грудь любого размера, какого захочется, сделать ее идеально круглой. Признаюсь, мне и самой хотелось иметь такую. Через несколько лет, в Израиле, «такую» мне прилепит один известный пластический хирург.

Помимо занятий разного рода глупостями с «невидимым другом», были и другие, связанные с реальным персонажами мужского пола, близкими мне по возрасту. Я ходила на свидания, встречалась одновременно с несколькими парнями, заводила раз за разом новые знакомства, и меня забавляло это действо. Я проводила время с огромным удовольствием. Но как таковой влюбленности я ни к кому не испытывала. Ни один из ухажеров не был даже отражением человека, который, как я думала, станет единственным и будет особенным; именно в нем я начинала ощущать все большую потребность. В небольшом городке или лесах, прилегающих к нему, его точно не найти. Хотя почему я? Почему бы ему самому меня не найти? Так или иначе, уехать стоило по многим причинам. Вот и посмотрим, что же из этого всего получится.

Мне снился сон.

Сидя на облаке, я разговаривала с тем, кто изменил меня когда-то. Человеческий облик его размыт, лица не видно.

— У меня есть для тебя подарок, — произносит он низким грубым голосом.

— Какой? — Я с интересом всматриваюсь в его туманный образ. Он уже не мальчишка, он рос вместе со мной, но каким стал, не показывал.

— Это то, что ты так давно хотела, то, о чем мечтала. — Он запускает свою ладонь в невесомую полупрозрачную плоть облака и, поднимая его кусочек, протягивает мне.

— Глупости все это. — Я перевожу взгляд на полупрозрачный, едва видимый глазу дымчатый комок, уместившейся в раскрытых ладонях «невидимого друга».

— Посмотрим, что ты скажешь через семь дней.

— Семь дней? Мне уже становится интересно. Только вот знаешь что?

— Что?

— На самом деле люди не сидят на облаках, и вряд ли твой подарок будет настоящим. — Я протягиваю ему руки, затем он передает мне этот облачный комок, который, опускаясь, оказывается в моих руках. Он тяжелый и весомый, несмотря на свою дымчатую прозрачность.

— Тогда, получается, и тебя нет, потому что на облаке и ты сидеть не можешь.

 

«Бред, новая сумасбродная шутка от „невидимого друга“», — проснувшись, подумала я и быстро встала с кровати, так и не придав значения непонятному сну, а стоило. Стрелки часов, висевших на белой стене, застыли, указывая начало десятого.

— Отлично, чуть не проспала, — сказала я вслух и быстрым шагом направилась в душ.

Сегодняшний майский вечер оказался на удивление прохладным для израильского климата. Ломать голову над выбором наряда не хотелось. Усталость после нескольких бессонных ночей уже не давала рационально мыслить. Я сняла со спинки стула, стоявшего одиноко в углу спальни, черное короткое платье, которое было на мне вчера, а может… да нет, не может, а точно, и позавчера. Надела его, почувствовав впитавшийся в ткань запах мужских духов и сигаретного дыма.

Мобильный телефон, лежавший рядом с подушкой, дал о себе знать в назначенное время.

— Анна, я внизу, выходи, — раздался в трубке усталый голос водителя.

— Хорошо.

Я бросила телефон в большую сумку, забитую нужными для работы вещами, закинула ее на плечо, вздохнула и сказала себе: «Я справлюсь, усталость — всего лишь сигнал, посылаемый утомленным мозгом, а мое тело сильнее, чем я думаю».

Является ли это утверждение достоверным или нет, не важно, главное, что имеет смысл существовать, а если в него поверишь, так оно непременно и будет. И я поверила.

Подойдя к машине, в которой меня ожидал водитель, я открыла дверцу, кинула сумку на заднее сиденье, затем села вперед и спросила его:

— Куда едем?

— Тут недалеко, пятнадцать минут, — ответил он, трогаясь с места.

Имя водителя — Дани (кстати, довольно привлекательный молодой парень). Он очень хотел достичь высот на службе в Армии обороны Израиля. На данный момент его мизерного жалования хватало лишь на предметы первой необходимости, поэтому ему приходилось подрабатывать по ночам.

В Израиле ритм жизни сумасшедший, особенно в центре, где люди трудятся на нескольких работах, забывая про сон и отдых. Постоянно не пойми куда едут, создавая пробки на дорогах, торопятся и нервничают. Шаббат, согласно вере евреев, должен был замедлить это бесконечное сумасшествие, стать хотя бы одним днем тишины и покоя на неделе, но власть денег оказалась сильнее веры, и большинство живущих здесь работали даже в шаббат.

Скажу так: я не являюсь человеком, постоянно интересующимся положением политических дел в стране, не смотрю телевизор и не читаю газет, но хотелось бы отметить один немаловажный момент (не буду в него слишком углубляться), проливающий свет на одну из граней израильского государства. Военные действия на юге страны — они затихают с целью показать всем, как хорошо можно жить в мире и согласии, а потом разгораются с новой силой. Все знают, что арабы и евреи никогда не придут к соглашению. Политики играют в свои игры, а обычные граждане Израиля стараются жить по следующему принципу: возрадуйся каждому дню и примирись с тем, что многовековые проблемы никуда не денутся еще долгие века. По мне, так тяжело привыкнуть к таким обстоятельствам. Когда ракеты пролетают над головой, начинаешь верить во что угодно, самого Бога зовешь, вздрагивая от нарастающего завывания сирены. Более пугающего звука я в жизни не слышала, все затихает вокруг после ее воя, тишина мертвая, ни шороха, ни слова, ни намека на движение. Секунды, затем слышен свист приближающихся ракет, после — грохот, несколько падают и взрываются, бывало, что в соседнем дворе многоэтажки, а некоторые сбивают встречные батареи из установки «Железный купол».[2] Обошлось — знак того, что можно заниматься дальше привычными делами, до следующего сигнала сирены, а он непременно прозвучит, невозможно с точностью предсказать когда, но прозвучит, быть может, через неделю, месяц или год.

— Я сегодня работаю одна? — поинтересовалась я у Дани.

— Да, но не переживай, я поговорил с ними по телефону. Два парня, вполне уравновешенные. В любом случае поднимусь с тобой, дам им нужные инструкции, — подбодрил меня он.

* * *

В небольшом съемном номере дешевой гостиницы, с окнами, завешенными плотными бежевыми шторами, и кроватью, занимающей большую часть пространства комнаты, находилась пара представителей еврейской молодежи. Парни чуть за двадцать, схожие между собой, худощавые, с едва заметной щетиной на скулах и одинаковыми, соответствующими последней моде прическами, когда волосы коротко острижены у висков, а оставшиеся длинными пряди зачесаны на затылок. Одеты они были в похожие футболки одного и того же бренда, отличавшиеся только цветом: на одном белая, а на другом синяя. На низ ком журнальном столе, придвинутом к кровати, стояла тарелка, а на ней скрученная купюра и кредитка, рядом с этой плоской тарелкой стояла начатая бутылка виски.

— Не нальешь мне выпить? — обратилась я к одному из парней, указав взглядом на бутылку, после того как Дани вышел из номера.

— Конечно, — выразил свое согласие тот, что был в белой футболке, и потянулся к стопке из пластиковых стаканчиков.

Мы разговаривали на иврите, «Анна способная» овладела языком за несколько месяцев пребывания в стране, что уже говорить про уровень знаний спустя неполных шесть лет.

— А ты только танцуешь? — поинтересовался парень в синей футболке. Мило улыбаясь, он похлопал ладонью по кровати, как раз по тому местечку рядом с собой, куда мне предстояло присесть.

Я оставила сумку на столе и присела рядом с ним, он протянул мне скрученную в трубочку однодолларовую купюру. Я чуть заметно покачала головой, показывая свой отказ, мысленно ухмыляясь значимости однодолларовой купюры. Какой вообще толк нюхать, используя денежную бумажку, равную одному доллару? Это то же самое, что пить на обочине дороги шампанское за тысячу евро из одноразовых стаканов и закусывать малосольным огурцом.

— Да, только танцую, — уверенно и спокойно ответила я.

— А за отдельную плату? — спросил все тот же, в синей футболке. Затем он склонился над столом и, прислонив к ноздре конец скрученной купюры, втянул в себя со дна тарелки полоску из порошка.

— За отдельную плату вы можете вызвать проститутку.

Секс за деньги я считала слишком низким занятием, а вот танцевать, пусть и полуобнаженной, было для меня вполне приемлемо. Да и работа эта заключалась по большому счету не в танцах, а в умении создать для клиента настроение.

Мой собеседник поднял голову и спросил, потерев нос:

— Ясно. Меня зовут Идан, а тебя?

— Карина. — Озвучив свое сценическое имя, я взяла из рук парня в белой футболке стаканчик, наполненный на четверть льдом с виски, сделала небольшой глоток.

— Хорошая ты, — сказал Идан, расплываясь в блаженной улыбке, и больше не стал задавать лишних вопросов. — У моего брата день рождения, потанцуй для него.

— С радостью, — мягким голосом, полным добродушия, я выразила ему свое согласие.

Когда я ехала в Израиль, в моем мозгу не было и намека на мысль о том, что я буду раздеваться за деньги. А сейчас все столь привычно, до тошноты. Да, с легкостью мне удалось превратить свою внешность в источник заработка. Казалось бы, всего-то и нужно — снять с себя платье, правдоподобно улыбаться, сексуально танцевать, поздравить с днем рождения именинника, разнообразить ночь одинокого мужчины или оставить жениху приятные воспоминания о холостяцком вечере. Но не все так просто. Одна за другой бессонные ночи, проведенные под действием алкоголя, выматывают и подрывают психику. А добивают ее клиенты. Не как эти милые юные парни. Сегодня мне везет. Встречаются такие личности, что удивляешься тому, как их вообще носит наша земля. И что парадоксально, в жизни им сопутствует удача, предоставляя кучу возможностей, отчего деньги в их руки льются рекой. Чертовы извращенцы и наркоманы, большинство из которых еще и являются главными рычагами в управлении обществом.

Политик, от которого вы ждете перемен (столь рьяно провозглашающий умные лозунги), писатель, чье одурманенное вдохновение наталкивает на новые глубокие мысли, любимый певец, призывающий в текстах своих песен к поступкам, судья, решающий кого изолировать, а кому даровать свободу, — все они хранят свои секретики и втайне поддаются порокам. Про себя же они думают (доверяя свои секретики), что перед девушками, подобными мне, не нужно стесняться. С продажными девушками «представители элиты» становятся теми, кем являются на самом деле, ведь их поведение мы не ограничиваем, оно ограничивается лишь размером чаевых. А наличности у таких клиентов предостаточно.

Когда я только начинала свою карьеру в этой, как оказалось, столь нужной сфере услуг, еще не предполагала, что столкнусь с подобными обстоятельствами. А по истечении нескольких лет научилась не придавать им значения. Думала лишь о деньгах, «быстрых деньгах». Этот вариант заработка не особо нравился «невидимому другу», но все же он меня поддерживал, на то он и друг.

Он знал все, что требовалось, о каждом собеседнике — их мысли, прошлое, слабые стороны, тонко понимал внутренний мир. Добавим сюда мою привлекательную внешность, актерский талант — и для того чтобы завоевать интерес нужного человека и получить желаемое, мы имеем все, что необходимо. Вот в чем был успех покорения их сердец. Умение правильно разговаривать, видеть собеседника насквозь, дергая за струнки его души. С легкостью он становился ведомой куклой в умелых руках кукловода. Вполне подходящая работа, на которой можно было с хорошей выгодой применять наши с другом таланты.

Клиенты остались довольны, а я сыграла свою роль, изображая радость от проведенного с ними времени. Уходя, поблагодарила за чаевые и вернулась в машину к водителю.

— Мы едем еще куда-то? — закурив сигарету, поинтересовалась я. Привычный вкус табачного дыма заполнил легкие.

— Да, есть заказ в Герцлии[3].

— Отлично.

Выдыхая дым в полуоткрытое окно, я мгновенно уловила ассоциацию, вызванную лишь одним упоминанием об этом городе. Деньги.

Дани набрал адрес на экране навигатора и тронулся с места, направляя машину в сторону Герцлии.

Что ж, шесть лет, прожитые на Святой земле, окончательно разрушили подростковые мечты. Они разлетелись, как разлетались в моем представлении надоедливые лягушки вперемешку с кузнечиками, которые доставали своим пением летними сибирскими ночами, разорванные на кусочки от выстрела по ним дробью из двуствольного ружья. Утонули в реке их жалкие останки, так и не всплыв на поверхность. Выстрел за выстрелом, один за другим, и через шесть лет никого не осталось. Тишина… Привыкаешь к этому затишью и уже забываешь о том, что они вообще когда-то существовали.

Три года назад я встретила хорошего и по-настоящему честного парня (а честность людей проверялась способностями «невидимого друга») по имени Алексей, он же Алекс. Случайное знакомство в кафе торгового центра. Поначалу он показался мне подходящим на роль человека, с которым можно прожить вполне замечательную жизнь. Видный, привлекательный, заботливый, понимающий и уверенный в себе, умный программист. Но нескольких месяцев хватило для осознания своей ошибки. Не в том смысле, что он оказался совсем не таким заботливым и хорошим. Тут было нечто другое. Мне начало казаться, что живу я не своей жизнью и что происходящее вокруг не соответствует той действительности, в которой я должна находиться. Хотя «невидимый друг» и утверждал, что выбор мой был верным, но впервые меня посетили сомнения, связанные с правильностью его слов.

Я и Алекс почти год прожили вместе. Но мне часто казалось, что на его месте должен был быть другой. Тот, который будто бы рядом находился, столь близко, стоило лишь руку протянуть, но одновременно и так далеко. Настолько далеко, что не имеет смысла вести счет расстоянию в километрах. Я его не видела, но данное обстоятельство не означало, что его на самом деле не существовало.

Алексу случалось замечать мои разговоры «с собой» (в ванной или на кухне, к примеру, когда я забывала о присутствии его в квартире), думаю, и так понятно, что в действительности разговоры велись не с собой, а с «невидимым другом». Или то, как я подолгу вдумчиво смотрю сквозь окружающие меня предметы и в большинстве случаев отдаю предпочтение времени, проведенному в одиночестве. На самом деле, конечно же, не в одиночестве.

На мои слова о разрыве отношений Алекс отреагировал, в моем понимании, не так, как свойственно здравомыслящему человеку. Отвел меня к психотерапевту. Врач объяснил, что «невидимый друг» является порождением моего же мозга — созданный больной фантазией персонаж. Мол, одиноко мне было, вот я его и придумала.

Сидела я напротив разменявшего пятый десяток лет доктора, и никак не доходило до моего ума, зачем нужно было все ему рассказывать. «Невидимый друг» настоял на этом, причем не пояснил, с какой целью.

«Просто делай, как я говорю. Так надо», — таков был единственный его довод.

Я рассказывала доктору о событиях, связанных с другом. Друг рассказывал мне о докторе. Доктор меня выслушивал и высказывал замечания, расспрашивая о друге. Друг посмеивался над доктором, доктор мысленно посмеивался надо мной, про себя уже определившись с диагнозом. Я посмеивалась над доктором и над тем, как он столь быстро пришел к медицинскому заключению, которое, само собой, было ошибочным.

Конечно, испытывала я острое желание подколоть доктора, зная его потаенные мысли и желания, но по просьбе «невидимого друга» не сделала этого. Мне было известно о том, что доктор каждый день, выходя на работу, проходит мимо соседской двери с воспоминанием о проведенных часах в постели Нины и в ожидании следующего подходящего случая, чтобы все повторить. Или про втайне открытый банковский счет за границей. На него он перебрасывает деньги для поездки на Украину под предлогом семинара. А поиск молодых и красивых продажных девушек, которые за его деньги будут согласны на все его капризы, был истинным мотивом выдуманной командировки.

Ну а в принципе, доктор он неплохой в плане отношения к своей профессиональной деятельности. Он помог многим душевнобольным людям за долгие годы своей практики. Только вот я на самом-то деле душевнобольной не являлась.

Он выписал антидепрессанты и транквилизаторы (последние, по его словам, должны были заблокировать слуховые галлюцинации), принимать их поначалу я даже и не собиралась. Но Алекс заботливо настоял на лечении. А «невидимый друг» странным образом его поддержал.

Я не смогла осознать момента, когда мир утратил свои краски, и дни, наполненные жизненной рутиной, медленно тянулись один за другим. В них «невидимый друг» не присутствовал, а иногда казалось, что его будто никогда и не существовало вовсе.

Я и Дани поднялись на двадцать седьмой, и последний, этаж не так давно построенной гостиницы в Герцлии. Дверь в номер открыл мужчина лет сорока, среднего роста и телосложения. Мое внимание сразу же привлекли его расширенные зрачки, быстро хлопающие ресницами глаза и то, как он с силой сжимал челюсти, скрежеща зубами. Все эти действия говорили о большом количестве принятого им кокаина. Под влиянием наркотика клиенты часто теряют счет времени и деньгам, а это сегодняшней ночью, как и во многие предшествующие, шло мне на руку.

Водитель зашел со мной, получил наличными от клиента часовую оплату и несколько сот шекелей сверху для него лично и ушел, оставив нас с заказчиком наедине. Номер гостиницы оказался просторным, с отличным дизайном, с двумя отдельными спальнями, балконом и большой кухонной зоной. Через огромные до блеска натертые окна зала открывался завораживающий тысячами огней вид на город.

Клиент сел на диван, открыл выдвижной ящик стола и достал толстую пачку денег. Непринужденно положил ее на столешницу, как будто это в порядке вещей, и мельком посмотрел на меня, пытаясь хоть на секунду задержать свой одурманенный наркотиком взгляд.

Уже давно научившись скрывать настоящие эмоции, «Анна обворожительная» со спокойным видом пошла в ванную комнату для того, чтобы переодеться, а если точнее — раздеться.

— Придумала, как выманить у него все деньги? — заговорил в просторной ванной комнате знакомый голос — низкий и грубый, но, несмотря на это, такой теплый и мягкий, — который иногда нашептывал мне перед сном разного рода глупости. Это был он, «невидимый друг».

Как же он вернулся? Да все просто, я хотела, чтобы он вернулся, мне его безумно не хватало, он был неотъемлемой частью моей жизни, потому и жизни без него, даже в полусознательном состоянии, не представлялось.

Будучи под воздействием психотропных препаратов, я мало что понимала, но единственное, что возвращало к жизни — отголоски радостных моментов, связанных с «невидимым другом». Воспоминания пробивались через затуманенный лекарствами мозг, становились все ярче, пока не охватили целиком и полностью.

После отказа от таблеток привычный мир начал приобретать свое былое значение, день ото дня проявляясь с новой силой, в давно забытых голосах птиц, в шуме морских волн, в дуновении ветра, от которого волосы колыхались и щекотали плечи, в красоте сияния звезд, в свежести утреннего воздуха, будто проникающего в каждую клетку тела. Возвращались чувства и эмоции. Наслаждение вкусом свежевыпеченных булочек, приятной тяжестью набитого желудка после съеденного большого куска наивкуснейшего шоколадного торта. Я заново полюбила шоколадный торт, горячий, c горьковатым вкусом и ароматом кофейных зерен. Все сложилось маленькими пазлами обратно в объемную картину понимания настоящего, живущего полной жизнью человека. Все встало на свои прежние места. И вот тогда мне захотелось убежать, не важно куда, лишь бы подальше от ощущения потерянности; и с полной уверенностью в том, что с моим «невидимым другом» не останусь в безвыходной ситуации, я сделала это незамедлительно.

Разумеется, я таила на него обиду. Ведь он подтолкнул меня на прием таблеток, тем самым прекратив нашу связь. Он заставил меня жить не той жизнью, которой мне хотелось. Он отказался от нашей дружбы. И даже не объяснил истинные мотивы своего поступка.

— Может, подкинешь пару идей? Ты знаешь, как заполучить всю пачку, до последнего шекеля? — Я поставила сумку на раковину и сняла платье.

— Ты и сама знаешь.

— Сексом я с ним заниматься не буду. Это же один из принципов. Есть черта, за которую я не перейду. За первым разом последует второй, за вторым третий — и все, можешь записывать меня в проститутки. Повесив платье на дверцу душевой кабины, я достала из сумки босоножки на высокой прозрачной платформе и переобулась.

— Вообще-то я на это и не намекал. Делай то, что умеешь. В любом случае я что-нибудь замечу. Он странный и закрытый тип, тем более нюхает отменный порошок, который мозг отключает капитально, одна светомузыка остается в голове. Отвлеки его, чтобы хоть полчаса не трогал кокаин.

— Сегодня у меня нет сил на все эти игры. Не могу я входить в образы. Изображать из себя «наивную идиотку», которая влюбилась в него с первого взгляда, и восхищаться его выдуманными достоинствами. Главным обязательно будет являться то, что находится между его ног. Или прикидываться бедной сироткой с годовалым малышом. Ну, или что там у нас еще есть в запасе?

— Послушай, можешь вообще этим больше не заниматься. В чем проблема все бросить? Мы же собирались уехать в Таиланд или на Мальдивы, купить домик у моря, жить себе размеренной жизнью и не париться. Я бы тебя научил играть в покер. Без денег точно не осталась бы. Чего ты ждешь?

— Сама до конца этого не понимаю, — с грустью сказала я, посмотрев на зеркальное отражение собственного обнаженного стройного тела. Над его формами я поработала основательно. Пробежки вдоль побережья если не после пробуждения, то перед сном, когда были выходные, уже вошли в привычку. Я поправила волосы, распределив длинные светлые волнистые пряди, мой взгляд был уставшим, но по-прежнему излучал холодную надменность. И вообще мое лицо к двадцати четырем годам приобрело более четкие очертания. Его контуры будто скульптор отточил, создавая пропорциональные углы, заострив скулы и подбородок. Выразительные глаза, подчеркнутые темным карандашом, в подводке под нижними веками смотрелись столь ярко-зелеными и блестящими, что клиенты постоянно спрашивали — не линзы ли это?

— И что мне со всем этим делать? — чуть заметно улыбнулась я своему отражению, уголок губы приподнялся, проявилась ямочка на щеке. И, не дожидаясь ответа, я утвердительно добавила: — Продолжим делать деньги.

Надев дорогое черное кружевное белье, припасенное для особых случаев, я вышла к клиенту в зал, он ожидал меня, сидя на кожаном белом диване, уже успел снять футболку, обнажив заросшую темными завитками волос грудь. Желанная пачка денег (трофей, ради спортивного интереса) по-прежнему лежала на столе. «Анна обворожительная» подошла к «обладателю наличности» и, обольстительно улыбаясь, начала двигаться в танце, одновременно пытаясь заворожить его своими прикосновениями. Танцевала, постепенно делая свой танец более откровенным.

Клиент, в свою очередь, с периодичностью вытаскивал купюру за купюрой из пачки и запихивал их под ажурную ткань моих трусиков, бывало, подбрасывал банкноты в воздух. Они ниспадали на меня, мягко скользили по моему телу и