Боль и печаль были в мире повсюду и всегда. Возможно, дело было уже не в самозащите от боли, а в том, чтобы учиться, как проходить через нее. И позволять ранам затягиваться.
Андреа – везучая, ведь ей не надо ни с кем делиться.
Андреа пристально глядела сквозь призрачную безмолвную сцену на луну, пронизывающую их своим потусторонним светом, словно прожектор.
Избегая печали, мы теряем шанс прожить и хорошие моменты жизни тоже.
сны не были бы снами, если бы они не были наполнены противоречиями.
Я в порядке. Я в порядке. Я в порядке. Этими словами она прикрывала зияющие дыры в своем сердце, и ей казалось, что если она будет произносить эту ложь снова и снова, то когда-нибудь это станет правдой и с ней действительно все будет в порядке.
– Со мной все в порядке. – угрызения совести улетучились, и румянец появился на щеках у Андреа, когда она повторяла те же лживые слова, которые привыкла твердить многим людям с тех пор, как расстались ее родители. С тех пор, как ее жизнь начала трещать по швам. С тех пор, как что-то, что бы это ни было, принесло эту тяжелую, бесконечную печаль.
Замечтанье и правда напоминало книгу, прошитую еле заметными золотыми волшебными нитями, проходящими через шатры и лавочки и даже сквозь воздух, скрепляя все это в одно целое. Каждая лавочка – новая страница. Каждый шатер – отдельная глава. А ворота Замечтанья – твердый переплет этой волшебной книги.
Она на мгновение приоткрыла рот, словно собираясь сказать что-то еще, но вместо этого взяла свою тарелку и последовала за отцом, ссутулив плечи, как будто весь воздух откачали из ее груди.
– Хорошо, я посмотрю, – сказала Андреа, бросив смятую салфетку на тарелку, хотя уже не было никого, кто мог ее слышать. В доме стояла тишина, отягощенная словами, которые никто не решался произнести вот уже три года, с тех пор как исчез Фрэнсис.
* * *
