Забудь свои печали

Андреа на велосипеде проскочила место, где заканчивалась дорога, и выехала на тропинку, ведущую через маленький мостик и парк в темный густой лес. С этим местом было многое связано. И сейчас при виде деревьев, озаренных оранжевым светом, на Андреа нахлынули воспоминания. Они с Фрэнсисом провели много дней в этом парке, играя здесь после обеда. Они катались на горках, вместе поедали крекеры и просили родителей раскачать их на качелях.

Иногда Фрэнсису снились зловещие сны об этом месте. В своих кошмарах он видел реку и злое дерево, которое хотело превратить его в камень. Фрэнсис видел страшные сны чаще, чем Андреа. Один сон повторялся вновь и вновь. Он снился и Андреа, и тогда девочка отчетливо чувствовала все то же, что и Фрэнсис, и от этого мурашки бежали по коже, словно она была в этом кошмарном сне вместе с братом.

Как только Андреа вошла в лес, яркий лунный свет указал ей путь, хотя она справилась бы и без него, потому что знала эту дорогу наизусть. Тропинка, петляя, должна привести ее по кругу обратно к дому. Но вначале, минуя овраги и заросли деревьев, Андреа оказалась на полянке, где днем на солнце отдыхают олени.

Воздух вокруг нее гудел, словно наполненный электрическими зарядами, как будто в любой момент могла ударить молния, хотя небо было безоблачным. Серебристые отблески лунного света трепетали на оставшихся на деревьях листьях. Лес был окутан атмосферой таинственности и печали, в воздухе витал сладковатый запах, как от маминой коробки с темным шоколадом.

Андреа сделала глубокий вдох, наполняя себя спокойствием леса, погружающегося в ночные сумерки. Стук ее сердца, бег мыслей и движения начали замедляться, пока она не стала такой же спокойной, как звезды, повисшие над ее головой.

Андреа спрыгнула с велосипеда и поставила его на выдвижную опору. Затем она окинула взглядом лес вокруг, задержавшись на столпе мягкого света. Луна теперь освещала корявое старое дерево рядом с тропинкой, бугристое и широкое от прожитых лет. Его узловатые ветви загибались вверх, напоминая тянущиеся к небу пальцы, а на похожем на запястье стволе висел обрывок листа бумаги, трепеща на ветру, словно желая вырваться на волю.

Свежеопавшие листья шуршали под кроссовками Андреа, когда она направлялась к дереву. В ее памяти всплыли листовки о розыске брата. Они были расклеены по всему городу в течение нескольких часов после того, как он исчез, и висели на рекламных столбах и витринах магазинов. Его фотографию показывали в вечерних новостях и на поисковых сайтах в интернете под заголовком «Пропал» и с номером телефона полиции внизу. Андреа была почти уверена, что на дереве висит обрывок листовки о Фрэнсисе, чудом уцелевший вопреки зимним холодам и весенним дождям, хотя прошло уже три года, с тех пор как соседи перестали оставлять у их двери мисочки с приготовленной едой в знак соболезнования, а выпуски новостей начали транслировать уже другие сюжеты. Она остановилась, кроссовки увязли в мягкой влажной земле.

Если там была фотография Фрэнсиса, поблекшая и потрепанная от времени, Андреа не хотела ее видеть.

Внезапный порыв холодного ветра, пролетев мимо нее, качнул ветви дерева, сорвав с них бумажный листок. Он кружил и кружил в воздухе, пока не прилип прямо к лицу девочки, будто не желая остаться без внимания. Андреа отлепила бумагу от лица. Ветер стих так же внезапно, как и начался, и лес снова погрузился в тишину, когда Андреа, переборов себя, взглянула на обрывок, который теперь держала в руках.

Плотная, пожелтевшая и загнувшаяся по краям бумага выглядела так, словно провисела на дереве сотни лет. В зависимости от того, куда падал лунный свет, она переливалась то золотом, то серебром. Слова, написанные замысловатыми буквами с завитками, обрамляли верх и низ рисунка, изображающего распахнутые полосатые цирковые шатры под небом, полным мерцающих звезд.

Андреа машинально зажала рот рукой, когда дошла до фразы «Забудь свои печали». Она столько всего перепробовала, пытаясь справиться с произошедшим: и гонки на велосипеде, и погружение с головой в учебу, и игры в карты с доктором Тэмми, который засыпал ее вопросами и вел себя так, будто они были друзьями.

Коробки тоже помогали ей справляться с этим.

Пока они стояли в гараже, Андреа могла в глубине души лелеять надежду, что однажды ее брат вернется домой. Она думала, что ее родители хранят эти коробки, потому что они тоже в глубине души верили в это. Но теперь, когда они были готовы раздать все вещи Фрэнсиса, невысказанная надежда, заключенная в этих коробках, растворилась в ночном небе, оставив в душе Андреа такую же пустоту, как и та, что останется в углу гаража, когда их увезут.

Это как раз то, что ей было нужно прямо сейчас, – избавиться от страданий. Если бы это было возможно, если бы объявление было правдивым и она на самом деле могла забыть свои горести хотя бы на некоторое время, Андреа приняла бы это приглашение, не раздумывая ни секунды.

Налетел еще один порыв ветра, поднимая листья с земли и кружа их вокруг Андреа. Он вырвал листок бумаги из ее пальцев и унес его в ночное небо.

Запах хвои, опавшей листвы и влажной земли после бури давно не удивляли Андреа: она привыкла к благоуханию этого леса, ведь столько лет уже она изучает его и катается здесь на велосипеде. Но этот внезапный порыв ветра принес с собой аромат, который был больше похож на запахи ярмарки, а не леса. Сахарная вата и корица. Подгоревшая карамель и хрустящие красные яблоки. Свежеприготовленный попкорн.

Чем бы это ни было, но что-то явно происходило. Что-то грандиозное. Огонек надежды зажегся в душе Андреа, когда луна пролила гипнотический желто-зеленый свет на лесную тропинку перед ней. Девочка схватила руль своего велосипеда и пошла вперед, следуя за лунным светом вверх по холму к краю заброшенной поляны.

Но поляна больше не была заброшенной.

Андреа ахнула, широко раскрыв глаза, и уронила велосипед в грязь.

Поляна была огорожена кованым забором, каждый столбик которого был увенчан остроконечной звездой с лучами, тянувшимися к небу. Забор закрывался высокими железными воротами. Андреа стояла неподалеку от них. Ворота были украшены причудливым узором из звезд и полумесяца, улыбающегося, словно он знал какой-то секрет, а наверху красовалась полукруглая надпись, выкованная из железа: «Замечтанье». Под ней была еще одна, более мелкими буквами: «Царство сновидений».

Даже сам воздух, витающий вокруг Замечтанья, притягивал ее словно магнит. Андреа не могла избавиться от мысли, что этот цирк искал именно ее и специально расположился там, где она была, хотя, конечно, глупо было так думать. Цирки переезжали из города в город, но ведь не ради же одной-единственной девочки.

Андреа шла вперед осторожными, размеренными шагами, пока не очутилась у ворот. Ее сердце неистово стучало в груди. Вспотевшими ладонями она схватилась за прутья решетки и стала всматриваться в то, что было за забором, не решаясь даже моргнуть, чтобы ничего не упустить.

За воротами мир Замечтанья оживленно гудел и сиял ярким светом. Люди смеялись, улыбались, ели яркую разноцветную сахарную вату на полосатых палочках. Андреа прижалась лбом к холодному забору и прищурилась.

Было что-то… особенное в этой снующей за забором толпе, состоящей из малолетних детей с непослушными спутанными волосами и долговязых подростков. Там, за забором, были только дети. Не было видно ни одного взрослого.

Дети бегали и прыгали вдоль длинных рядов с яркими торговыми лавочками, которые тянулись от самых ворот. На витринах висели большие вывески, сулящие огромный выбор восхитительных лакомств. В одной такой лавке розово-желтого цвета предлагались волшебные головокружительные леденцы на палочке. В соседней лавке, окрашенной в черный, как ночь, цвет, продавались отравленные яблоки, чтобы у вашего недруга, отведавшего плод, скрутило живот. Еще в одной лавке, построенной из деревянных дощечек, продавались диковинные вещи: измельченный рог единорога, цвета радуги в бутылках, окаменелые крылья феи. Андреа еще крепче вцепилась в прутья забора, ее голова шла кругом от предположений, какие еще чудеса могли продаваться в остальных лавочках.

Ярмарочные ряды, раскинувшиеся во все стороны, были заставлены шатрами. Казалось, верхушки шатров виднелись далеко за пределами огороженной территории: вряд ли она могла бы вместить такое небывалое количество строений. Все шатры были полосатыми и одинаковой расцветки, чередовались только цвета украшающих их звезд: они были то ярко-желтыми, то темно-синими. На верхушке каждого шатра развевался такой же полосатый вымпельный флаг.

Андреа сильно ущипнула себя за руку. Если бы она спала, то ничего не почувствовала бы. Она делала это десятки раз за последние три года: щипала себя снова и снова, даже через много недель после исчезновения Фрэнсиса. Девочка надеялась обнаружить однажды, что попала в ловушку ужасного, страшного сна и что, когда она проснется, увидит Фрэнсиса, безмятежно спящего на нижнем ярусе кровати. Но каждый раз девочка ощущала боль, и ей приходилось заново осознавать, что весь этот кошмар тяжелой утраты был настоящим.

Сейчас, у ворот Замечтанья, боль от щипка дала такой же ясный ответ на вопрос. Это место казалось почти нереальным. Но вот оно, манящее обещанием забвения и не менее реальное, чем все, что Андреа когда-либо видела.

Не стесняйся, заходи

«Пришла, чтобы забыть свои печали?»

Раздавшийся сзади в тишине вкрадчивый голос напугал Андреа. Она повернулась и увидела девочку лет девяти-десяти с приветливым выражением лица и длинными темными волнистыми волосами, которая стояла, упершись рукой в бедро. На ней был ярко-красный фрак с фалдами, черные рейтузы в обтяжку и блестящие сапожки для верховой езды, словно она была директором собственного маленького цирка. Девочка подняла подбородок вверх, ее лицо было таким бледным, что почти сияло в серебряном свете луны.

Андреа оглянулась на цирк и прошептала:

– Да. – В ее ответе слышались нотки мольбы.

– Ну конечно же да, – хихикнула девочка, – никто не попадает в Замечтанье случайно.

– Но как это возможно? – спросила Андреа. – Как можно обрести здесь забвение?

– Замечтанье всегда было рядом с теми, кто в этом нуждается. Оно ждет любого ребенка, который хочет избавиться от отчаяния. Замечтанье можно найти за поворотом горной тропы, за торговым центром в суетливом городе, на пустыре на краю пыльного старого поселка. А сейчас в этом лесу оно для тебя.

Для нее. И у каждого из этих детей, бегающих в Замечтанье, были какие-то беды, которые они хотели бы забыть. Андреа всегда считала, что у других все не так плохо. У многих детей, которых она знала, казалось, были идеальные жизни и неразбитые сердца. Осознание, что у нее так много общего с этими детьми, позволило Андреа чувствовать себя менее одинокой и придало ей храбрости.

Девочка чуть подалась вперед, протянув Андреа руку:

– Пойдем прямо сейчас. Я покажу тебе, как достать билет. Меня зовут Маргарет Грейс.

– А я Андреа, – сказала она, ощущая легкую дрожь в пальцах, – но у меня нет денег на билет.

Маргарет Грейс приглушила смешок, прикрыв рот бледной ладонью.

– О, у нас в ходу кое-что получше, чем деньги. Присоединяйся к нам, Андреа, – мягко сказала она. Ее губы дрогнули в нежной улыбке, образуя глубокие ямочки на щеках – по одной на каждой. Ее почти черные глаза, широко раскрытые в ожидании ответа, походили на шоколадное печенье в море белого молока.

– Все в порядке. Возьми меня за руку. Пора играть.

Андреа хотела войти. Может, это именно то, что ей нужно. Возможность забыть. Может, чувство вины и печали из-за утраты брата отступит и исчезнет из ее жизни. Девочка даже не оглянулась на лес, откуда пришла сюда. Она взяла руку Маргарет Грейс – пусть указывает путь.

* * *

Тонкие пальцы Маргарет Грейс обжигали кожу холодом, как если бы Андреа держалась за сосульку, а не за человеческую руку, но она терпела, стиснув зубы, надеясь узнать, как получить свой билет, прежде чем ее пальцы посинеют от обморожения.

В тени леса неподалеку от ворот спряталась деревянная будка, такая же золотая и сияющая, как звезда на верхушке рождественской елки. Надпись на табличке, сделанная тем же шрифтом, что был на листовке, гласила: «Билеты». Маргарет Грейс ободряюще посмотрела на Андреа и повела ее чуть дальше в потемневший лес. Андреа следовала за ней, пока они не достигли поляны, окутанной лунным светом, где между двумя высокими серебристыми березами, у которых почти все листья облетели, висел гамак, как будто сплетенный из нитей Румпельштильцхена.

– Стоимость входа – один твой сон, – прошептала Маргарет Грейс, словно делясь с Андреа захватывающим и ценным секретом, – но это не так и дорого, ведь ты всегда сможешь снова его увидеть в шатре снов в Замечтанье. Это то, что позволяет Замечтанью расти и меняться. Некоторые дети, которые приходят сюда, отдают хороший сон, чтобы потом переживать его снова и снова в шатре снов. А некоторые отдают свой кошмар, чтобы он наконец исчез и они его забыли.

Маргарет Грейс наклонилась ближе, ее голос стал еле слышным:

– А некоторые отказываются от воспоминаний. Это работает так же, как со снами, и это могут быть как хорошие, так и плохие воспоминания. Ты можешь снова их вернуть в шатре снов, а можешь навсегда забыть. Забыть на все время, пока ты здесь, – сказав это, она отпустила руку Андреа.

Андреа замерла, у нее перехватило дыхание. Она боялась выдохнуть, чтобы не разрушить хрупкую надежду, не развеять зыбкую магию заклинания, наложенного этой девочкой.

Маргарет Грейс вздохнула и улыбнулась:

– Ну, начнем. Мы оставим тебя здесь поспать ненадолго, – она указала на висящий между деревьями гамак, – ты отдашь нам один сон, а проснешься с билетом, который позволит тебе видеть все сны, какие ты только пожелаешь.

Андреа засунула свои окоченевшие пальцы в карман, сжав в ладошке маленькую вещицу, которая всегда была с ней. Все в ее жизни было так ужасно. Коробки в гараже. Пустое место за столом. Неослабевающее чувство вины.

Андреа никогда бы не смогла забыть Фрэнсиса, но она сможет забыть причину мучившей ее вины и печали. Она сможет забыть о ночи, когда он исчез.

Лицо Маргарет Грейс расплылось в широкой улыбке.

– Ты готова, не так ли?

Андреа кивнула. Воспоминание, от которого она хотела избавиться, скребло острыми когтями в ее душе. Она сделает все, чтобы забыть о той ночи, хотя бы ненадолго.

Прежде чем получить указания от Маргарет Грейс, Андреа забралась в гамак и уютно расположилась в нем. Маргарет встала на колени у изголовья Андреа и достала из-под рубашки небольшой кожаный мешочек.

– Сейчас ты должна дать имя своему сну. Мы выставляем названия снов снаружи шатров, чтобы дети примерно понимали, что они найдут внутри.

Андреа подняла голову и посмотрела через просвет в ветвях деревьев на яркие точки, мерцающие далеко в почерневшем небе. В горле снова образовался комок, и она опять попыталась сглотнуть его. Андреа так давно жила со своими воспоминаниями, что ей не составит труда дать им название. Сердце выстукивало пронзительный и тоскливый ритм, но впервые за три года она была почти свободна от тягостного чувства вины.

Внутри мягко трепетало. Облегчение. Облегчение. Облегчение.

– Ночь, когда ты ушел, – голос Андреа дрожал.

Маргарет Грейс вслед за Андреа взглянула на небо и медленно кивнула:

– Очень, очень хорошо.

Открыв мешочек, Маргарет Грейс вытащила щепотку сверкающего серебристого песка и высыпала его на ладонь.

– Теперь закрой глаза и повторяй за мной, – сказала Маргарет Грейс: – Я прошу Песочного Человека.

– Я прошу Песочного Человека.

– Увести меня.

– Увести меня.

– В страну сновидений, где я смогу играть.

– В страну сновидений, где я смогу играть.

Маргарет Грейс развеяла песок над закрытыми глазами Андреа, и сознание девочки стало расплывчатым, мысли путались и исчезали. В этом песке что-то было. Что-то в его мерцании. Что-то, что она хотела удержать.

Но было слишком поздно. Потому что в этот момент Андреа провалилась в глубокий сон.

Правила

Андреа вскочила. Она была почти уверена, что проснулась в своей комнате. Что Маргарет Грейс, огни Замечтанья, диковинный кожаный мешочек были просто странным сном, даже несмотря на то, что она ощущала боль, когда щипала себя у ворот цирка. Но гамак качнулся в сторону, заставив Андреа ухватиться за его плетеные золотистые края. Она крепко держалась за них, пока гамак не перестал качаться. Затем Андреа поднесла ладони к глазам, которые слезились и болели, как будто что-то в них попало. Ресница или пыль…

Серебряные песчинки.

Андреа усиленно терла глаза до тех пор, пока не избавилась от песчинок, причинявших боль. Все происходило на самом деле. Она действительно была здесь.

В этом промежуточном состоянии между сном и явью в голове Андреа еще мелькали обрывки воспоминаний, от которых она избавилась в обмен на входной билет. И дело было не столько в воспоминании, сколько в ощущении, что чего-то не хватает. Внутри нее теперь зияла дыра, необъяснимое чувство, словно она потеряла кусок пазла в темном и пыльном углу. По словам Маргарет Грейс, все то, что она отдала, будет использовано в Замечтанье и уже находится в шатре снов, так что теперь каждый ребенок сможет пережить эти ощущения, если захочет.

Свесив ноги с гамака, Андреа нащупала почву, и ей показалось, что сила гравитации, связывающая ее с землей, теперь стала слабее. Она потрясла головой, пытаясь избавиться от головокружения. Наконец ее взгляд сфокусировался на кожаном мешке, прибитом к одной из рядом стоящих берез.

Внутри него находился кусок пергамента, который переливался в свете полной луны. Андреа вытащила его из мешка.

На билете темно-синими чернилами было написано:

Пропуск в Замечтанье

«Царство сновидений»

Только на одну ночь

Полностью оплачен

Это был ее билет в Замечтанье.

У нее получилось. Она заработала этот входной билет!

Андреа повернулась на звук впереди и прошагала к билетной будке.

– Добро пожаловать в Замечтанье, – сказала Маргарет Грейс, ее глаза блестели. Она протянула ладонь. – Билет, пожалуйста.

Андреа предъявила свой билет. Маргарет Грейс одобрительно и жадно взглянула на него, затем сунула его куда-то под прилавок и оперлась на окошко.

– Есть несколько правил, которые ты должна принять, прежде чем зайдешь в Замечтанье, – сказала она, – в них нет ничего сложного, главное, не забывать соблюдать их, пока ты находишься здесь.

– Во-первых, – она подняла оди