«Mais c'est tres serieux, messieurs, ne riez рas![6]»
насколько может быть бесконечно терпеливой любви, сострадания и всепрощения в ином женском сердце.
Я закрыл руками лицо и, весь трепеща, как былинка, невозбранно отдался первому сознанию и откровению сердца, первому, еще неясному прозрению природы моей… Первое детство мое кончилось с этим мгновением….
