Оглавление

Предисловие

Своим друзьям, однокашникам и тем, кто заинтересовался судьбой обычного мальчишки, поставившего перед собой цель стать моряком, посвящается эта книга.

Книга «Девятая рота» — это продолжение повестей «Таёжные приключения Лёньки и его друзей», «Прощай, школа», «Здравствуй, новая жизнь» и «Стройотряд».

Истории, описанные в рассказах, составлены на основании личного опыта, по рассказам друзей, знакомых и однокашников автора.

Если кто-то захочет найти на страницах этой книги подвиги или открытия, то он глубоко заблуждается. Их здесь нет.

Здесь есть только обычная жизнь обычного парня и его друзей.

Вместе с ними мне бы хотелось порадоваться, что в этой книге они увидят себя молодыми, энергичными и бесшабашными парнями. Но вместе с тем перед ними мне бы хотелось и извиниться, за некоторые неточности в предлагаемом повествовании. Ведь в предложенной книге описывается не хроника девятой роты, а только воспоминания о ней, изложенные в художественной форме.

Возможно, это коснётся ансамбля «Каравелла». Мне очень захотелось, чтобы наш музыкальный ансамбль, под музыку которого мы танцевали на многих вечерах, остался надолго в нашей памяти. Ведь в истории училища о его существовании ничего не написано, как будто его и не было вообще. А он был и я и мои друзья премного благодарны Юре Касянюку, Сергею Кобелеву, Олегу Гоменюку, Жене Дудину, Боре Третьяку за то счастливое и беззаботное время.

Я желаю всем своим друзьям и тем, кто возьмёт в руки эту книгу, быть жизнерадостными, любить жизнь и всегда стараться, чтобы каждый прожитый день доставлял нам и всем нашим родным и близким только радости.

С уважением

Алексей Макаров

Глава первая

Медленно уходил вдаль, раскалённый июльским солнцем, перрон железнодорожного вокзала города Свободного, где остались провожающие Лёньку папа с братьями.

Лёнька попытался выглянуть в ещё открытую дверь, чтобы хоть краем глаза взглянуть на них, но его остановил грозный окрик проводницы:

— Куда ты? Сверзнуться хочешь, что ли?

— Извините, — пробормотал Лёнька, отстраняясь от широкой, пропотевшей спины проводницы.

Та, обернувшись, посмотрела на неспокойного пассажира и поинтересовалась:

— У тебя какое купе?

— Пятое, — автоматически ответил Лёнька.

— Вот и иди в своё пятое купе и нечего тут ошиваться, — недовольно буркнула она, закрывая дверь вагона.

Лёнька повиновался строгой проводнице и, подхватив сумку с вещами, пошёл по прогретому наружной жарой коридору, разглядывая бирки на косяках дверей купе.

В пятом купе дверь оказалась открытой и, войдя в него, Лёнька увидел двух парней, сидевших на нижних полках. Несмотря на открытую верхнюю фрамугу окна, прохлады от залетаеющего в неё ветра не ощущалось, поэтому парни сидели в трико и майках.

— Привет. — Поприветствовал он парней. — Это пятое купе, что ли?

— Ну да, пятое, — веско произнёс высокий стройный парень. — Проходи, устраивайся. У тебя какое место? — Тут же переспросил он.

Лёнька, заглянув в билет, назвал номер своего места.

— Ну, это тогда здесь, — парень показал на одну из свободных верхних полок. — Устраивайся.

— Мне бы вещи положить, — Лёнька взглядом указал на свою сумку и на нижнюю полку, где сидел другой парень.

Поняв намёк, тот привстал с полки и приподнял её, чтобы Лёнька положил под неё сумку.

Уложив багаж и закинув на верхнюю полку авоську с продуктами, собранными мамой в дорогу, он присел рядом с парнем помладше и, осмотрев своих попутчиков, предложил:

— Ну, что? Познакомимся, что ли? — и протянул руку попутчику. — Леонид, можно просто Лёня.

Парень, наверное, не ожидавший такого развития событий, протянул в ответ ладонь.

— Сергей, — неуверенно проговорил он, привстав с полки и слабо реагируя на рукопожатие.

Сергей оказался ростом, да и возрастом примерно, как Лёнька. Круглоголовый, коротко подстриженный и немного рыхловатый.

Пожав руку Сергею, Лёнька протянул руку парню постарше.

Тот выглядел по-спортивному поджарым, жилистым. Короткий ёжик густых чёрных волос украшал его небольшую голову. Парень пронзительно взглянул Лёньке в глаза и коротко представился:

— Виталий, — крепко сжав Лёнькину ладонь и, если бы Лёнька интуитивно не приготовился к такому рукопожатию, то у него точно захрустели бы кости на ладони.

С достоинством, выдержав первое испытание от крепкого, загорелого попутчика, Лёнька, чтобы сгладить мимолётную заминку, поинтересовался:

— И куда направляетесь, парни?

— Во Владик едем, — небрежно бросил Виталий.

— О! — удивлённо воскликнул Лёнька. — И я тоже во Владик.

— Ну и чё ты туда едешь? — криво усмехнувшись и слегка приклонив голову, поинтересовался Виталий.

Чувствовалось, что он больше привык приказывать и принимать самостоятельные решения, чем идти у кого-то на поводу. Лёнька сразу сообразил, что он после армии и где-то занимался руководящей работой. Уж больно из него выпирало что-то старшинское, на которое он насмотрелся и прочувствовал на своей шкуре за два года обучения в училище.

— Перевёлся из МВИМУ в ДВВИМУ, — неохотно ответил он, не желая распространяться о подробностях.

— Чего, чего? — не понял его Виталий.

— Из Мурманского морского училища перевёлся во Владивостокское училище.

— И на какой курс перевёлся? Небось после академки на первый возвращаешься? — с долей скепсиса Виталий окинул Лёньку снисходительным взглядом.

— Почему на первый? — не подав вида, что его обидел вопрос Виталия, Лёнька пожал плечами. — На третий.

— И на каком ты факультете? — сделав вид, что его не удивил ответ Лёньки, тут же последовал очередной вопрос Виталия.

— На судомеханическом, — гордо подчеркнул Лёнька и, чтобы перехватить инициативу, сам принялся спрашивать: — А вы чего едете?

— Поступать мы едем, — вяло пожав плечами, ответил Сергей, кивнув на столик, где лежали развёрнутые учебники.

— Чё, долбите что ли? — Лёнька с улыбкой указал глазами и лёгким кивком головы на стол.

— Ага, — обречённо подтвердил Сергей, — долбим её треклятую.

— Ну и как? — поинтересовался Лёнька, вспомнив, как два года назад, когда сам ехал поступать, встретил в Москве счастливого второкурсника, сдавшего сопромат с теоретической механикой и заверявшего его, что теперь он точно закончит институт и для него все дороги в мир открыты.

— Вроде, ничего, — вновь пожал плечами Сергей, — поддаётся наука.

— Ну, это отлично. Долбите её со страшной силой П нулевое и у вас всё получится, — пошутил Лёнька, добавив: — Особое внимание уделяйте математике письменной и устной, но про физику не забывайте. Это очень важно.

Разговор вошёл в обычное русло, парни обсуждали нюансы для поступления и каждый рассказывал о себе.

Давно пролетели мосты через Зею, незаметно прошла стоянка в Белогорске. Поезд повернул на восток, солнце светило только в коридор и в купе стало немного прохладнее. Оно хорошо продувалось через открытую фрамугу, а разговоры парней не прекращались.

Сергей с Виталием ехали с Алтая. Сергей в этом году закончил школу, и он много рассказывал о школе и одноклассниках. Кто и как закончил и куда поехал поступать. На Лёнькин вопрос:

— А чего это тебя потянуло в ДВВИМУ? — Он, как и прежде, пожав плечами, но уже решительно, ответил:

— Испытать себя захотел. Поступлю — хорошо, а нет, так в армию пойду. Буду проситься во флот. Вот тогда и станет ясно, подхожу я для моря или нет. Если подхожу, то вновь попытаюсь поступить в ДВВИМУ. Вон Виталя после армии и едет.

Виталий после школы отслужил в армии два года, затем работал проводником на Алтае. Водил туристов по туристическим маршрутам. Но тут решил, что этого ему мало и захотел испытать себя в море. На вопрос Лёньки:

— А чего это ты на судомеханический, а не на судоводительский факультет подался? — спокойно ответил:

— А мне техника ближе, чем эта всякая география, — от чего они все вместе рассмеялись.

Молодой организм требует постоянной подпитки, поэтому через несколько часов поездки парни убрали учебники, так и не тронутые после Лёнькиного появления и разложили скудненький перекусон.

Мама дала Лёньке в дорогу еды на первое время, пока маленького и любимого сыночка не поставят в училище на довольствие. Вспомнив о еде, Лёнька достал с верхней полки авоську и вывалил на стол её содержимое.

Да, мама постаралась на славу.

Они дружно раздербанили зажаренную курицу, разрезали помидоры «бычье сердце» с ароматными огурцами, только утром сорванными с грядки.

Первое непонимание между парнями прошло, и они мирно беседовали о том, что их ждёт впереди и том, что мелькало за окнами вагона.

Лёнька первый раз ехал в этом направлении на поезде, поэтому его поразило увиденное.

Парням требовалось заниматься и, оставив Виталия с Сергеем штудировать учебники, он вышел в коридор и смотрел на пейзажи, мелькавшие за окном.

Здесь стоило на что посмотреть. Необъятные просторы лугов и лесов. Буйство зелени, многочисленные туннели. Всё это вызывало в Лёньке восторг.

Даже несмотря на то, что на полустанках, мимо которых проносился поезд, встречались покосившиеся или полуразрушенные строения, общее впечатление от красот природы и широты родной страны не проходило.

Лёнька до самой темноты проторчал у окна, периодически заглядывая в купе, где будущие абитуриенты грызли гранит науки. Они вяло реагировали на его появления, поэтому Лёньке не хотелось им мешать.

Иногда, на больших станциях, где стоянки поезда составляли по десять-двадцать минут, парни прерывали долбёжку и выходили на перрон, чтобы размяться и купить съестного. Потому что в ресторане питаться дорого, и они довольствовались тем, что предлагали им бабушки и горластые торговки. А это всё оказалось и сытно, и вкусно. Варенная горячая картошка с обжаренным в масле луком, котлеты, различные домашние пирожки, овощи и начинающие поспевать фрукты.

После таких вылазок они возвращались в купе и со смехом, и за разговорами уничтожали добытые припасы.

После таких перекусонов Виталий с Сергеем возвращались к учебникам, а Лёнька выходил в коридор смотреть на красоты Дальнего Востока.

Ему то что? Он своё отдолбил. А ребятам надо готовиться к поступлению. Он их прекрасно понимал. Ведь два года назад испытывал то же самое.

А сейчас высшую математику с физикой он сдал, конечно, не так успешно, как бы хотелось, но в зачётке у него по этим предметам стояли четвёрки. Возможно, эти науки ему больше никогда не понадобятся, но основы их у него глубоко залегли в голове и для предметов, которые им сейчас начнут преподавать по основной специальности, этого вполне хватит.

После Хабаровска поезд повернул на юг и поэтому с утра купе освещалось солнцем, приносившее только дополнительную духоту. В коридоре было прохладнее, поэтому Лёнька устроился там на откидном стульчике и читал одну из последних книг, появившихся в папиной библиотеке. Предыдущую книгу Георгия Мартынова «Каллисто» он прочёл ещё несколько лет назад, а сейчас книгу «Каллистяне» читал с интересом.

Когда солнце покидало купе, он перебазировался на свою верхнюю полку и продолжал чтение о молодых учёных, посетивших чужую планету, и проникался с ними чувством счастья и гордости за свою советскую Родину.

Но вот поезд начал приближаться к Владивостоку. Рано утром проехали Уссурийск.

Нервозность, связанная с началом нового этапа жизни, пронизáла парней. Они говорили каждый о своём. Сергей с Виталием о предстоящих экзаменах. Лёнька же старался не выдавать свои эмоции. Экзамены для него давно прошли, а вот новое училище с неведомыми правилами и законами, его тревожило. Но что толку говорить об этом с теми, кто этого ещё не нюхал? Он сам вспоминал себя в такой ситуации. Тогда для него являлось самым важным то, что связано лично с ним самим. Другое его не волновало. Поэтому, опасаясь, что его не поймут, он больше молчал, выслушивая переживания Сергея с Виталием и старался их хоть немного ободрить. Про себя он только думал:

— А! Будь, что будет… Кривая удачи вывезет. Того что должно случиться никак не избежать.

Проехав Уссурийск, Виталий с Сергеем уложили учебники в сумки. Лёнька перестал читать книгу, содержание которой он всё равно от волнения перестал усваивать, и они с нетерпением ждали прибытия во Владивосток, с интересом рассматривая новые места, где им возможно, придётся жить долгие-долгие годы. Парни с нетерпением и волнением ждали прибытия поезда во Владивосток.

Утро, к сожалению, выдалось сумрачное. О палящем солнце Амурской области и Хабаровского края приходилось только вспоминать, как о прекрасном сне. Сейчас над ними нависало небо, покрыто низкой облачностью, через которую не пробивался ни единый лучик благодатного светила. Неожиданно ощутилась повышенная влажность.

— Чуете, — посмотрел на сосредоточенных парней Виталий, — влажность какая? — Лёнька с Серёгой согласно кивнули, обтирая лбы от пота. — К морю приближаемся.

Лёнька этому не удивлялся. Он два года прожил в Мурманска, где всё пропитано морем и его промозглой сыростью, исходящей от Кольской губы.

Весенние и осенние туманы заполняли городские улицы, а зимой из этого тумана при сильных морозах падал мелкий-мелкий снежок, скорее похожий на пыль, оседавший на дома, проспекты, одежду людей и тающий на лицах прохожих.

А Лёнька при такой постоянной сырости никак не мог просушить выстиранную после тренировок форму. В общежитии у них исправно работали батареи, но развешивать на них вещи для просушки, старшины запрещали. Так что он ни единожды огребал наряды вне очереди за эти нарушения.

Скинув с себя невольно налетевшие воспоминания, он вглядывался в мелькавшие за окном неказистые домики и строения пригородных посёлков.

Приближались к Угольной.

Сергей с Виталием для поступления в училище получили официальный вызов, а Лёнька имел только письмо из деканата, где он извещался, что может прибыть в училище для зачисления на третий курс судомеханического факультета ДВВИМУ, а оформить пропуск в погранзону Владивостока в милиции у него в Свободном абсолютно не хватило времени. Там бы начали требовать местную прописку. А её у Лёньки не было, а для того, чтобы прописаться в доме родителей, требовалось ждать неделю.

В письме же писалось, что рота, куда зачисляется Лёнька, уже проходила плавательскую практику и ему следовало обязательно успеть на неё.

И тогда Лёнька плюнул на все правила. С помощью папы он купил билет на проходящий Харьковский поезд до станции Угольной и уехал, надеясь на везение и русский авось.

Поэтому, по мере приближения поезда к Владивостоку, он всё больше и больше волновался. Ведь Владивосток закрытый город и абы кому туда въезд запрещался.

А вдруг пограничники, проверяющие документы при въезде во Владивосток, его остановят. Разборок с ними Лёньке меньше всего хотелось. Опыт общения с ними он уже имел в прошлом году, когда захотел проехать в Благовещенск.

Но вида о своих переживаниях новым знакомым Лёнька не показывал и также, как и они сидел в купе и смотрел на открывающиеся пейзажи.

На Угольной пограничников он не увидел. Проводница ему ничего не сказала о том, что ему надо выходить и он поехал дальше.

Неожиданно сквозь ветви деревьев показалось море.

Но парни увидели не то море, которое рисуют на картинках художники. Ярко-синее с песчаными пляжами.

Здесь перед ними открылась свинцовая гладь Амурского залива, то появляющаяся, то скрывающаяся в густых кронах деревьев.

Из коридора иногда доносились голоса разговаривающих мужчин, перечислявших названия станций, мелькавших за окном.

Каким-то бальзамом на душу подали их названия. Весенняя, Садгород, Спутник, Океанская, Санаторная. Поезд шёл вдоль берега залива и иногда на узких пляжах, идущих вдоль железнодорожного полотна, несмотря на раннее утро парни видели редких купальщиков. Значит вода тёплая, решил для себя Лёнька, если люди купаются, а Виталий мечтательно потянулся:

— Эх! Я сам бы сейчас нырнул, да поплескался.

Неожиданно посреди залива появился небольшой островок, напоминающий чем-то булочку.

— Коврижка, — услышал Лёнька разговор мужчин из коридора.

А ведь и впрямь островок напоминал эту самую коврижку, в которую дома Лёнька вгрызался зубами, запивая её сладкие кусочки горячим чаем.

Невольно сглотнув слюну, он понял, что сейчас бы не отказался от такого завтрака. Но они утром удовлетворились только остатками бутербродов с чаем, принесённым проводницей.

Поезд постепенно снизил скорость и медленно подполз к зданию вокзала, похожим на дворец девятнадцатого века.

Народ засуетился и направился к выходу из вагона, а парни попрощались со строгой проводницей вышли на перрон, услышав вслед:

— Удачи вам ребятки! Желаю сдать экзамены и поступить. Всего хорошего!

Парни, не ожидавшие такого от вечно недовольной проводницы, обернулись и чуть ли не хором отреагировали на её пожелание:

— Спасибо! — дружно вырвалось у них.

Да… Их встретила погодка почище, чем в Мурманске.

Если там город и накрывал туман, то прохладный. А тут он оказался вязким и тёплым. Создавалось впечатление, что парни оказались в остывшей бане, откуда ещё не выветрился пар. Да мало, что пар. Тут он ещё и сверху, из низко нависших туч, изливался вниз мелкой и противной моросью, от которой невозможно спрятаться. Она находилась везде, пропитывая одежду влагой.

Хорошо, что мама настояла на том, чтобы Лёнька взял с собой зонт, подаренный папе несколько лет назад его болгарскими друзьями. Папа им практически не пользовался, поэтому зонт выглядел, как новый. Вот он и пригодился сейчас! Лёнька, невольно проникшись чувством благодарности к маме за её заботу, достал зонт и раскрыл его.

— Ну что, парни? — обратился Виталий к Лёньке с Серёгой. — Пошли в камеру хранения что ли?

— Это ещё зачем? — не понял его Лёнька.

— Чемоданы с сумками положим там, не с баулами же шарахаться по городу, — пояснил Виталий.

— А чего это шарахаться? — Лёнька никак не мог понять Виталия. — Пошли в училище, а там уже будет видно, что делать.

— Да успеем мы в училище, — недовольно отмахнулся Виталий. — Мы тут почти неделю тряслись в поезде. Коростой чуть ли не покрылись. В баньку бы сходить, — мечтательно потянулся он, — а потом уже и в училище можно податься. Или ты хочешь поразить всех духаном, который прёт от нас? — Виталий с иронией посмотрел на Лёньку, добавив при этом: — Тебе то что? Ты тут только сорок часов протрясся…

— Ладно, — поняв, что Виталий в этом случае прав, согласился с ним Лёнька, — пошли. Только где эта баня? Вот бы ещё узнать.

— А я у мужиков в поезде поспрашивал, — успокоил его Виталий. — Если на второй трамвай сесть на вокзале, то через несколько остановок на Комсомольской есть одна, а если на четвёртом или пятом ехать по центральной улице Ленинской, то на площади Луговой есть другая.

— Так поехали в ту, что поближе, — тут же предложил Сергей.

— А у меня другое предложение, — загадочно посмотрел Виталий на Лёньку с Серёгой. — Давайте пройдёмся пешком по этой самой Ленинской. Мне так кажется, что ближайшие несколько месяцев мы из училища не вырвемся. Экзамены, зачисление, оргпериод, карантин, дисциплина. Лёня сам нам рассказывал об этом, — в надежде, что Лёнька поддержит его, Виталий посмотрел в его сторону.

Услышав слова Виталия о зачислении, Сергей фыркнул:

— Раскатил губу. Зачисление, оргпериод, — передразнил он Виталия. — Ты поступи сначала.

— А вот и поступлю, — коротко отрезал Виталий. — У меня жизненная задача такая — поступить. Не вечно же мне по горам проводником шарахаться.

— Конечно, — с усмешкой глянул на своего земляка Сергей, — тебе то что. Ты после армии, рабочий стаж есть. Тебе лишь бы на трояки сдать — и ты зачислен, а вот мне — попотеть придётся и не факт, что по конкурсу пройду.

— Да не трясись ты, Серёга, — приобнял его за плечи Лёнька. — Слышал я как ты задачки по математике щёлкаешь. Меньше чем на пятёрку тебе не сдать. Главное — захотеть и быть уверенным в себе.

— Короче — не получится у нас красоты Владивостока разглядывать в ближайшее время, — прервал их разговор Виталий. — Так что решайте. В баню или в училище? — он выжидающе уставился на парней.

— Конечно, в баню, — откинул все сомнения Лёнька. — В училище баня по субботам, а сейчас лето. Народу в училище нет. Так что неизвестно ещё, когда толком помыться получится.

— Вот, вот, — одобрительно поддержал его Виталий. — Баня — это вещь. Смоем все старые грехи и новенькими, и чистенькими предстанем перед начальством. Только у меня ещё одно предложение, — он вновь испытывающим взглядом осмотрел друзей, — пошли-ка мы до этой площади Луговой пешком, — но увидев непонимающие взгляды, пояснил своё желание: — Посмотрим все красоты Владивостока, — уже весело добавил он. — Ведь это знаменитый город со своей историей, а мы пройдёмся и всё увидим своими собственными глазами. Времени это много не займёт, но в памяти навсегда останется.

— Да, — недовольно пробурчал Сергей, — тебе бы только где-нибудь шарахаться. Мало тебе Алтая, так ты и тут решил наверстать.

— А что? — поддержал Виталия Лёнька. — Пошли! Ведь это же так интересно.

— Вам интересно, а у меня за эту неделю ноги вообще отвыкли шевелиться, а вы меня куда-то тащите… — недовольно бубнил Сергей.

Но Лёнька, хлопнув Серёгу по плечу, успокоил его:

— Да не бухти ты. Пошли. Не пожалеешь. Прав Виталя. Надо всё посмотреть. Потом точно, времени не будет. Не пойдёшь, ещё не один раз пожалеешь.

— Ладно уж, — неохотно согласился Сергей и они, подхватив свои немудрённые пожитки, двинулись искать камеру хранения.

Глава вторая

Уложив вещи в ячейки камеры хранения, они вышли на привокзальную площадь.

Морось уменьшилась, но под зонтом Лёнька чувствовал себя вполне комфортно.

С интересом разглядывая монументальные дома на улице с интригующим названием «25 Октября», они прошли к центральной площади, где увидели огромный памятник, с главной фигурой солдатом в будёновке с развевающимся знаменем в руках.

Задержавшись у памятника и рассмотрев его со всех сторон, они зашли за него, чтобы получше рассмотреть военные корабли, ошвартованные кормой к причалам.

Как на ладони перед ними раскрылась бухта Золотого Рога, на противоположном берегу которой в дымке утреннего тумана просматривался порт с рыбацкими траулерами.

Профили таких траулеров Лёнька хорошо знал. Ведь в Мурманске такие же траулеры стояли в порту у причалов.

Лёньке даже пришлось несколько раз участвовать в выгрузке траулеров, пришедших гружеными в порт после продолжительных рейсов. Процедура не особо приятная, потому что вся роба после таких выгрузок пропитывалась рыбным запахом, долго не выветривающийся даже после многочисленных стирок.

Откинув невольно набежавшие воспоминания, Лёнька начал пояснять Виталию и Серёге типы судов в рыбном порту. Но, увидев, что им не интересны его пояснения, обратил внимание парней вправо, где за выдвинутыми чуть ли не на середину бухты плавдоками, находился торговый порт. Просматривался он плохо из-за ещё не осевшего тумана.

Поэтому прекратив осмотр площади с её достопримечательностями, парни пошли вдоль центральной улицы с трамвайными путями по середине. Периодически по ним двигались красные трамваи, очень похожие на те, что катались по Ленинграду.

Лёнька и раньше видел фотографии Владивостока, но сейчас город находился перед его глазами в живую.

В памяти вставали названия мест, где они проходили.

Кинотеатр «Уссури», ГУМ, Дом офицеров флота, а наискосок от него сквер, по середине которого под сенью высоких деревьев стоял одинокий памятник. Подойдя к нему поближе, Лёнька прочёл, что это памятник Лазо, сожжённого японскими империалистами в Гражданскую войну. Невольно вспомнилась книга «Сердце Бонивура», прочтённая им ещё в школе, и он поделился с Серёгой и Виталием воспоминаниями о ней.

— Видишь, как интересно, — довольно посмотрел на Сергея Виталий. — А ты не хотел идти.

На его слова Серёга не ответил, делая вид, что изучает сквер и окружающие дома.

Перейдя на другую сторону улицы, они с интересом рассматривали множество военных кораблей, стоящих у причалов.

По их виду Лёнька предположил:

— А это они, наверное, в ремонте тут стоят. Смотри — они там частично разобранные.

Прошли Матросский клуб, о чём свидетельствовали несколько афиш на чугунной изгороди.

Так парни и шли неспеша, глазея по сторонам.

Морось исчезла, небо начало проясняться, а когда они дошли до площади Луговой, их уже согревали лучи жаркого солнца.

У какого-то пожилого дядечки Виталий поинтересовался:

— Скажите, пожалуйста, а как пройти к бане? — на что мужчина остановился и, измерив парней подозрительным взглядом, задал нелепый вопрос:

— А что вы там собираетесь делать?

От его вопроса парни онемели, но Лёнька, первый пришедший в себя от такой глупости, попытался объяснить:

— А что в бане делают? Моются, конечно. Вот мы и собираемся помыться. Неделю в поезде тряслись, вот мыться и собираемся.

— А чего не на Комсомольскую поехали? — не унимался любопытный мужчина.

— Город хотели посмотреть, вот потому и пришли сюда, — честно поведал Лёнька.

— Ну, вы и даёте! — покрутил головой мужчина. — Это же надо! На Луговую пешком припереться, чтобы в бане помыться. Что было проще с вокзала на Комсомольскую съездить…

— Так, где тут баня? — уже грубо прервал демагога Виталий.

— А! Баня… — как будто что-то вспомнив, мужчина махнул куда-то в сторону. — Вон там баня. Трубу из красного кирпича увидите — вот там и будет баня.

— Спасибо, — бросил ему Виталий и обратился к парням, — пошли, а то он ещё начнёт выяснять не американские ли мы шпионы, — парни от его шутки рассмеялись и, уже не обращая внимания на мужика, пытавшегося ещё что-то спросить, двинулись в сторону трубы, вскоре и в самом деле показавшейся из-за угла дома.

После бани аппетит прорезался со страшной силой. Молодые организмы требовали подкрепления. В бане кроме пива с какими-то «тошнотиками» ничего в буфете не было.

Поэтому они решили выйти на площадь и поискать какую-нибудь столовую или кафе.

Но ничего подобного не обнаружили, кроме ресторана «Зеркальный» в это время ещё закрытый.

Зато на первом этаже ресторана находился магазин «Кулинария».

Здесь в избытке продавались различные пирожные и прочие полуфабрикаты, сокращающие домашним хозяйкам время приготовления пищи.

Но готовить себе завтрак парни не собирались, поэтому выбрали уже остывшие сосиски в тесте и сладкие булочки с горячим чаем.

Подкрепившись, Лёнька невольно почувствовал, что жизнь вообще-то неплохая штука. Настроение сразу приподнялось и он, посмотрев на посветлевшие лица друзей, предложил:

— Ну, что? Пора бы и делами заняться…

— Ты прав, — согласился с ним Виталий, — пора бы и в училище наведаться. Когда подъедем, то как раз обед у всех закончится и времени на обустройство у нас будет достаточно.

Там же на площади они сели в трамвай и поехали в сторону железнодорожного вокзала.

Устроившись у окна, Лёнька с интересом смотрел на места, где они только что прошли пешком и впитывал в себя громкий голос кондуктора, объявлявшей остановки.

Гайдамак, Авангард, Дальзавод. Здесь они проходили по узким тротуарам. В одном месте Лёнька из окна даже заметил место после остановки «Дальзавод», где тротуар оказался настолько узкий, что втроём по нему в одну шеренгу они пройти не смогли, поэтому выстроились гуськом. И это их спасло от брызг из-под колёс проезжавшего автомобиля, которому почему-то оказалось мало места по середине улицы, и он прижался к обочине.

Усмехнувшись воспоминаниям, а особенно пожеланиям проехавшему автомобиля, на которые они не поскупились, Лёнька всё также смотрел в окно.

Но вот и вокзал. Они могли бы выйти здесь, но по совету кондукторши, к которой подсел Виталя и обаял её комплиментами, доехали до кольца, где и вышли.

До училища добрались пешком за десять минут.

Конечно, всё познаётся в сравнении. Например, большое трёхэтажное здание корпуса ЛВИМУ из красного кирпича, поразило Лёньку величественностью и стариной. По обе стороны от входа лежали массивные якоря, а у входа стоял курсант в белой фланельке с тремя лычками, черных отглаженных брюках и кожаным ремнём на поясе с блестящей бляхой.

МВИМУ оставило у него впечатление Большого серого великана, стоящего на вершине горы и со всей своей высоты грозно оглядывающего ничтожную мелюзгу, шевелившуюся у его ног.

А вот корпус ДВВИМУ произвёл двоякое впечатление.

По узенькой улочке со щербинами в асфальте, отходившей от основной Верхне-Портовой улицы, им пришлось пройти мимо дощатого, выкрашенного зелёной краской магазина с прозаической надписью «Продукты», и подняться по широкой бетонной лестнице к главному корпусу тёмно-жёлтого цвета.

Корпус своей величественностью поражал, внушая почтение к тем, кто преподавал в нём и вышел в свет из его огромных дубовых дверей, поблескивающих начищенной медной окантовкой.

Путь в корпус им преградил курсант в белой фланельке, с двумя лычками на рукаве и красно-белой повязкой, свидетельствующей о том, что он здесь находится на посту.

Смятая с боков мичманка в белом чехле и укороченным козырьком, украшала его голову. Кокетливо торчащий из фланельки коротенький гюйс, едва покрывавший плечи, свидетельствовавший о том, что данный страж дверей главного корпуса является образцом запрещённой курсантской моды.

Зато не глаженные, расклешённые до умопомрачительного размера книзу курсантские брюки с тусклой бляхой на кожаном ремне, спущенного донельзя к низу, являлись полным диссонансом между верхом и низом. Как будто у дверей стоял не один дневальный, а два.

Верхняя часть бравого курсанта преградила парням путь и требовательно вопросила:

— Кто такие? Куда следуем? Чего надо?

— Поступать приехали, — ответил Виталий, ничуть не смутившийся грозного вида курсанта. — «Приёмная комиссия» нам нужна. Документы хотим сдать.

— А… — разочарованно протянул курсант. — Абитура… — и, смерив парней презрительным взглядом, махнул рукой: — Идите по стрелкам на второй этаж. Там и находится «Приёмная комиссия».

Виталий обернулся к Лёньке и протянул ему руку:

— Ну, что? Давай, бывай. Увидимся ещё.

— Давай, пока, — Лёнька крепко пожал руку Виталия и хлопнул Серёгу по плечу. — Удачи вам. Желаю поступить. Держитесь, парни.

Виталий с Серёгой, открыв огромную дверь, прошли во внутрь и исчезли за ней.

— А ты чё? — удивлённо уставился бравый курсант на Лёньку. — Не поступать что ли приехал? Чё тут торчишь? Или просто сопровождающий?

— Не, не сопровождающий. В поезде одном ехали, — попытался прояснить ситуацию Лёнька. — Они поступать, а я переводом.

— Каким переводом, — не понял Лёньку курсант.

— Из МВИМУ к вам, — продолжил пояснения Лёнька.

— Из рыбы, что ли? — презрительно скривив губы, ухмыльнулся курсант.

— Из неё самой, — подтвердил догадку курсанта Лёнька.

— Ну и куда же ты перевёлся? — продолжил допрос курсант.

— Закончил второй курс судомеха и перевёлся, — пожал плечами Лёнька, говоря об этом, как о чём-то само собой разумеющемся.

— Так это же разные министерства! — неподдельно удивился курсант. — Ты чё, блатной, что ли?

— С чего бы ты это взял? — Лёнька зло посмотрел на курсанта, задавшего столь бестактный вопрос.

Такая мысль почему-то до сего момента не приходила ему в голову. Для него этот перевод произошёл как-то легко. Хотя папа в последний Лёнькин приезд на зимние каникулы, объяснил ему, что летать из одного конца Союза в другой очень дорого. Папа занимал хорошую должность с высокой зарплатой в тресте, но денег на такие полёты не хватало. Особенно, когда неожиданно сильно заболела мама. Папа всё это объяснил Лёньке, и он согласился с ним, что переводиться надо обязательно. Ведь намного дешевле из Владивостока доехать до Свободного, чем из Мурманска. Поэтому, получив Лёнькино согласие, папа писал письма в разные инстанции, получал ответы и результатом его переписки явился Лёнькин перевод.

— Это только по блату можно сделать, — безапелляционно заявил курсант, увидев удивлённый Лёнькин взгляд. — Поверь мне, я-то уж точно это знаю. Связи решают всё, — с видом бывалого делавара подытожил он свои размышления.

— Ну, не знаю, — протянул Лёнька, потому что этот разговор ни о чём, начал ему надоедать, и он перевёл его на другую тему: — Тебя, вообще то, как зовут?

— Володя меня зовут. Батьков. В роте Батей кличут.

— Меня — Леонидом, — Лёнька протянул руку выпустившему из себя пар важности курсанту и крепко пожал её. Ручка у бравого курсанта оказалась хиленькой, и он от Лёнькиного рукопожатия даже немного скривился. — Я смотрю, ты тоже после второго курса. С какого факультета? — в ожидании ответа, Лёнька с интересом смотрел на Володю, перебиравшего пальцами пожатой руки.

— Тоже с судомеха, — уже не так важно пояснил он. — Это наша девятая рота.

— А тут чего торчишь? — Лёнька взглядом указал на дверь и приступок, где стоял Батьков.

— Да пару экзаменов завалил, — неохотно отвечая, поморщился Батьков. — Наши уже все на практику ушли, а меня всё тут мурыжат.

— И чё ты завалил? — Лёнька удивился. Потому что благопристойный вид Батькова мало соответствовал имиджу двоечника.

— А… — махнул рукой Батьков, — физику и сопромат, — тут же торопливо пояснив: — Бабынина — зверь. За свою физику кого хочешь завалит. Я вот и не знаю, сдам я её вообще когда-нибудь или нет, — и, ища сочувствие, заглянул Лёньке в глаза.

— Да сдашь ты всё, — успокоил его Лёнька, хлопнув Батькова по плечу. — Главное — это собраться и захотеть. Забыть о бабах и гулянках. Я вот тоже сразу и физику, и сопромат, и теормех завалил, но за неделю всё сдал, послал всех этих чучел подальше и видишь, — он со смехом посмотрел на понурившегося Батькова, — стою тут перед тобой и базланю ни о чём. Ты мне лучше скажи, где мне найти кафедру судомеханического факультета и увидеть там Ниточкина Феодосия Рафаиловича?

— А, — вышел из ступора Батьков, — это проще простого. Иди в новый корпус. Там в правом крыле на втором этаже как раз и находится наш деканат. Сейчас обед закончился, — Батьков взглянул на наручные часы, — и декан должен подойти. Я видел, как он шёл на обед. Так что давай, двигай. Увидимся позже. Правда я сейчас в роте не живу, но наряды стоять приходится. Костя мне недавно за причёску и опоздание пять нарядов вкатил. Вот и приходится тут торчать, — Батьков со злостью ткнул рукой в место, где стоял.

Но, несмотря на всю злость от сказанных слов и пожеланий, последовавших за этим жестом, присупок не провалился, а мифическому Косте не икнулось. Хотя кто такой этот Костя Лёнька по своему богатому опыту догадался, что это кто-то из высшего начальства, потому что Батьков отхватил максимальное наказание, на которое командир роты или дежурный офицер не способны. Они обычно выдавали только по четыре наряда.

— А ты ещё вот так постой, — Лёнька кивнул на неряшливый вид Батькова, — так ещё пяток схлопочешь, — и, усмехнувшись, махнул рукой. — Давай, достаивай тут, да не забудь брюки хоть погладить, — и, повернувшись к Батькову спиной, направился к новому корпусу.

— Да иди ты со своими советами, — услышал он себе вслед, — до хрена вас тут таких советчиков бродит, — что там дальше излагал Батьков, Лёньке меньше всего хотелось слышать.

Для него начался новый этап жизни.

Глава третья

Подойдя к дверям корпуса, Лёнька с удивлением обнаружил, что дневального у входа нет, да и в дежурной рубке справа от входа никого не оказалось.

Не снижая темпа, он взбежал по широкой лестнице, расположенной как раз напротив входа на второй этаж, повернул налево и пошёл по длинному едва освещённому коридору.

«Наверное, это из-за экономии» — невольно подумалось Лёньке.

Коридор освещался только светом из холла и из окна в дальнем конце коридора. Вокруг царил полумрак, а абсолютная тишина прибавляла таинственности длинному коридору. Прохладный воздух охладил разгорячённое полуденным жаром тело, прибавляя Лёньке решимости в достижении цели.

Вглядываясь в таблички с названием кабинетов на дверях, Лёнька шёл по коридору. Стук каблуков новых туфель, купленных ему перед отъездом мамой, гулко отдавались от стен, даже несмотря на то, что он пытался осторожно ставить ноги на пол, покрытый давно нечищенным паркетом. Тут же подумалось:

«Давненько курсантские ручки тут ничего не циклевали».

В МВИМУ этим делом чуть ли не каждую неделю занимались штрафники, да к тому же ещё и натирали паркетные полы в главном корпусе мастикой.

Почти в конце коридора на одной из дверей он нашёл долгожданную дверь с табличкой «Деканат судомеханического факультета».

Остановившись перед конечным пунктом своего путешествия, Лёнька перевёл дух, обеими руками пригладил ёжик волос, привычным движением разравнял складки одежды под несуществующим ремнём и громко постучал в дверь.

Не дожидаясь ответа, резко потянул дверь на себя и вошёл в помещение.

От яркого света послеобеденного солнца, бьющего в широкое окно, ему непроизвольно пришлось зажмуриться. Но через секунду, адаптировавшись к яркому свету, он приоткрыл глаза и разглядел женщину, сидящую слева за столом.

— Разрешите? — чётко произнёс он, входя в приёмную деканата, понимая, что перед ним сидит секретарь декана.

Женщина, оторвавшись от бумаг, разложенных на столе, подняла на него глаза.

— Ну, заходи, заходи, если уж пришёл, — доброжелательно произнесла она.

По своему небольшому опыту Лёнька понимал, что от этой добренькой тётеньки очень многое зависит, поэтому чётко подошёл к столу и доложился:

— Курсант Макаров после перевода из Мурманского Высшего Инженерного Морского училища прибыл в Дальневосточное Высшее Инженерное Морское училище для продолжения дальнейшей учёбы.

Секретарь с удивление уставилась на бравого молодого человека, хоть и в гражданской одежде, и некоторое время разглядывала его, но справившись с замешательством, вызванным Лёнькиным рапортом, улыбнулась.

— Давай свои бумаги сюда, курсант Макаров. Феодосий Рафаилович говорил мне о тебе. Но его сейчас нет. Придётся тебе его немного подождать.

Лёнька поставил портфель с документами на один из стульев, расставленных вдоль стены и, покопавшись, достал папку с письмами и приказами, привезёнными из МВИМУ.

Секретарша приняла их у Лёньки и указала на стулья:

— А ты садись, садись. Феодосий Рафаилович скоро будет.

Лёнька послушно сел на один из стульев и с интересом осматривался в новой для себя обстановке.

Приёмная представляла собой большую светлую комнату. Чувствовалось, что здесь похозяйничала женская рука. Большие окна прикрывала тюль, слабо колышущейся от лёгкого ветерка, задувающего в приоткрытые створки, но желаемой прохлады не приносящего. На широком подоконнике стояли горшки с цветами, некоторые из которых даже цвели, а на полу возлежала ковровая дорожка, покрывающая паркет. На удивление Лёньки, он выглядел тщательно отциклёванным до соломенного цвета и покрытым то ли лаком, то ли мастикой. Разбираться в нюансах у него не было никакого желания и особенно времени.

Потому что минут через десять после его прихода, дверь плавно открылась и в неё осторожно зашёл, а скорее всего, вкатился невысокий полноватый дядечка в серых, тщательно выглаженных брюках и белой рубашке с короткими рукавами, расстёгнутой на вороте.

Увидев вошедшего, секретарша, несмотря на свои внушительные комплекции, выпорхнула из-за стола и заворковала:

— Феодосий Рафаилович, тут вас дожидается курсант Макаров, переведённый из Мурманска…

— А… — негромко протянул вошедший и повернулся к Лёньке, подскочившему со стула и вытянувшемуся по стойке «смирно».

Декан с интересом осмотрел молодого человека с ног до головы и негромким голосом произнёс:

— Так вот ты какой курсант Макаров, — и, махнув Лёньке рукой, чтобы тот следовал за ним, открыл дверь кабинета с табличкой «Декан и т. д. и т. п.» и, так же, как и секретарша негромко продолжил: — Ну, если уже приехал, то проходи, знакомиться будем.

Не отрывая руки от ручки входной двери в кабинет, он посмотрел на секретаршу.

— Документики этого франта готовы, Татьяна Васильевна?

Этот вопрос удивил Лёньку, потому что особого франтоватого он в себе ничего не видел.

Ещё утром в поезде он переоделся в новые, только что сшитые в ателье на заказ брюки и рубашку. Брюки они с мамой заказали по последней тогдашней моде из тёмно-серого бостона, расклешённые к низу, с поперечными потайными карманами. Рубашку из льняной ткани с вискозной ниткой нежно голубого цвета с чёрными ромбами и с широким отложным воротником сшили там же в ателье, а югославские туфли, чёрные носки которых поблёскивали из-под покрывавших их клешей брюк, мама по блату достала ему перед отъездом. Конечно, Лёнька мог этот наряд оставить на какой-нибудь другой торжественный случай, но по своему двухлетнему опыту он усвоил, что «гражданку» в училище носить не придётся. Её потребуют сдать в баталерку, где она пролежит до очередного отпуска. Ну, а если в неё вырядиться, то при поимке патрулём, нарушителя ждали смертельные кары, а «гражданку» ожидала участь несчастного Джордано Бруно. Поэтому Лёньке захотелось хоть немного покрасоваться в обновках. Но, наверное, судя по словам декана, он с этим переборщил.

— Да, да, — засуетилась секретарша, — я их все проверила. С ними всё в порядке… Приказ о его зачислении уже подписан.

— Так, давайте их сюда, — Ниточкин нетерпеливо перебил секретаршу и протянул руку, в которую любезная Татьяна Васильевна вложила папку с документами.

Лёнька, слегка замешкавшись от сложившейся ситуации, подчинился декану и двинулся в сторону открытой двери.

В Мурманске с ним бы так вежливо не разговаривали. Там бы последовала одна из строевых команд, которую не дай бог было бы ему нарушить. А тут — и доброжелательное лицо декана, и его негромкий голос, введший Лёньку в некоторое замешательство.

Войдя в кабинет, он застыл по середине на такой же шикарной ковровой дорожке, как и в приёмной, в ожидании решения дальнейшей судьбы.

Ниточкин прошёл к себе за стол. Неспеша устроился за ним и принялся просматривать документы в папке.

Лёнька преданно уставился на своего будущего начальника, стараясь понять в чьих же руках находится его судьба.

Но ничего особенного не узрел. Обычный дядька. Но в нём, как и в его папе, проглядывала какая-то скрытая особенность, невольно заставлявшая прислушаться к нему и признать, что этот человек обладает неординарным умом и подспудным влиянием на окружающих его людей.

Небольшое с правильными чертами округлое лицо невольно принуждало сосредоточиться на нём и прислушиваться к каждому слову, сказанному негромким басовитым голосом.

Чёрные, слегка вьющиеся волосы в обрамлении едва пробивающейся седины, придавали декану особый шарм.

Просматривая Лёнькины бумаги, Ниточкин временами проводил по ним ладонью, как бы приглаживая вихры, растрёпанные ветром. Наверное, такой жест помогал ему сосредоточиться и вникнуть в суть проблемы.

Закончив просмотр документов, Ниточкин отодвинул от себя папку и поверх линз очков в роговой оправе, внимательно посмотрел на Лёньку.

— А ты точно соответствуешь описанию своего отца. Мы с ним как-то ехали вместе в поезде и разговорились. Получился разговор и о тебе, — пояснил он свои слова и продолжил: — Я смотрю, что перевод произошёл правильно. Все документы оформлены верно, поэтому и тянуть нам с тобой, — в глазах декана проскользнула усмешка, — нечего. Так что давай, иди к Татьяне Васильевне. Она тебе всё расскажет и даст тебе все бумаги, которые понадобятся. Я думаю, что она их уже подготовила. Ведь я думал, что ты ещё неделю назад появишься у нас, — и декан с ожиданием от