Оглавление

1. Тому, кто желает, но не может умереть

— 1-

Лэнс Таллер — высокий молодой брюнет — соскочил с последней ступеньки автобуса и остановился в нерешительности. Он вернулся домой, вернее, он хотел, чтобы так было. Отсидев семь лет в Новоорлеанской тюрьме за вооруженное ограбление, трудно было рассчитывать на тёплый приём. Его брат уже третий год занимал достаточно приличный пост в городской прокуратуре, и уголовная репутация близкого родственника вряд ли способствовала росту его карьеры.

«Может быть, мне даже двери не откроют», — подумал Лэнс и поёжился. Но в доме жила не только семья брата, но и мать. Она не сможет оттолкнуть своего пусть даже непутёвого сына. Он всё-таки решил рискнуть. После всего, что ему пришлось пережить за эти долгие семь лет, отчаянно тянуло домой. Хотелось вдохнуть полной грудью запах детства, уткнуться лицом в тёплые мамины руки, обнять брата. Его единственный друг, человек, которому он мог доверить свою жизнь, остался тихо лежать на тюремном кладбище. Так что кроме матери и брата у него на всём белом свете никого не было. Сейчас он с какой-то ясной неизбежностью осознал это.

Знакомая улица, дом, аккуратно подстриженная лужайка и, конечно же, цветы. Мама очень любила цветы. Сколько Лэнс себя помнил, она всегда высаживала на клумбах разноцветные бутончики, а в гостиной парил чуть пряный цветочный аромат. Лэнс поймал себя на мысли, что никогда не дарил матери цветов.

«Я исправлюсь, мама», — подумал он и повернул к крыльцу.

Когда зазвенел дверной колокольчик, внутри у него всё замерло. Дверь открыл мальчик лет пяти. Он с любопытством посмотрел на Лэнса снизу вверх, слегка наклонив свою кудрявую головку.

— Привет. А ты кто? — спросил он.

— Привет, — улыбнулся ему Лэнс и сел на корточки. — А ты кто?

— Я Кевин Таллер, — серьёзно ответил малыш. — Я тут живу.

— А я Лэнс Таллер и я тоже жил здесь. Стало быть, мы с тобой родственники?

— Да? — удивился мальчик и, повернувшись в гостиную, закричал: — Мам! К нам родственник приехал! — послышались торопливые шаги, и позади мальчика показалась молодая женщина.

«У брата хороший вкус», — подумал Лэнс и поднялся:

— Добрый день, — улыбнулся он молодой хозяйке.

— Добрый, — ответила та. — Вы к кому?

— Думаю, что к вам.

— Всё в порядке, Кэтти, — раздался низкий, хорошо поставленный голос. — Впустите его.

Кэтти широко открыла дверь и пропустила гостя в дом. По лестнице медленно спускался хозяин. Он был в спортивном костюме, на его плече лежало махровое полотенце. Лэнс впервые увидел брата в очках и не смог сдержать улыбку. Потом снял с плеча сумку и поставил её на пол.

— Привет, Джонатан, — сказал он.

— Привет, блудный сын. Проходи, знакомься, это Кэтти, это Кевин. А это мой непутёвый брат — Лэнс. Прошу любить и жаловать.

Повисла пауза. Мальчик прижался к ногам матери, а Кэтти смотрела на Лэнса, слегка прищурившись.

— Ну, любить, предположим, необязательно, — Лэнс огляделся. Всё здесь было так и не так одновременно. Наверное, он просто подзабыл свой дом.

— Твоя комната в твоём распоряжении, — сказал брат.

— Спасибо, Джонни. А мама дома?

— Мама? — Джонатан подошёл к столику и взял сигареты. — Я же писал тебе о ней.

— Писал? Я ничего не получал, — Лэнс почувствовал неприятное ощущение в желудке. Он перевёл взволнованный взгляд на Кэтти, а та, в свою очередь, на мужа.

— Она умерла, — тихо ответил брат. — Два года назад. Я писал тебе.

— Мне никто ничего не передавал.

— В вашем санатории не принято сообщать неприятные вести?

— Как же так? Она… болела? — Лэнс с трудом подбирал слова.

— А что, не было причин для недомоганий? — голос брата приобрёл металлический оттенок.

— Джо, не надо, — попробовала вмешаться Кэтти.

— Не надо? — Лэнсу казалось, что голос брата режет его мозг, словно скальпель. — Пусть слушает, излюбленное, избалованное чадо! Если бы он хоть раз вспомнил о ней, она была бы жива! Она была бы с нами и радовалась бы внуку! Она заслужила это, черт тебя возьми! А ты убил ее своим скотским поведением!

— Джонатан, так нельзя, — женщина присела перед сынишкой. — Иди в свою комнату, сынок.

Мальчик кивнул и побежал прочь из гостиной.

— А так обращаться с родной матерью можно?! Пропадать годами, а потом сесть в тюрьму со всякой падалью!

Джонатан потушил сигарету и отошёл к окну. В комнате повисла напряженная тишина.

— Ты прав, — тихо сказал Лэнс. — Я рад, что ты был рядом с мамой до последнего её дня. Она всегда гордилась тобой. Не надо было мне приезжать. Я не знал, что ее нет, — он взял сумку и перебросил её через плечо. — Извините.

Лэнс повернулся к двери, но остановился. Он слышал, как всхлипнула хозяйка, и почувствовал, что запершило в горле. Медленно обернувшись, он посмотрел в мокрые глаза Кэтти, потом в спину Джонатана.

— Ты можешь послать меня, имеешь право, но я ведь не всегда был ублюдком. Когда-то мы были семьёй. Правда, давно. Я не мог не прийти. Хотя бы для того, чтобы сказать, что у меня кроме вас никого нет. Извините ещё раз.

Он открыл дверь, и летний зной обжег легкие. Лэнс почувствовал, что трудно дышать. Большая ладонь брата легла ему на плечо.

— Постой, — голос хозяина стал тише и мягче. Лэнс обернулся и встретился с глазами Джонатана. — Я погорячился. Просто, накипело.

— Я понимаю.

— Мама всегда ждала тебя. Она очень боялась умереть, не дождавшись. Увы, так и вышло.

Лэнс сглотнул подошедший к горлу комок.

— Твоя комната в твоем распоряжении, — повторил брат. — Правильно сделал, что приехал.

— 2 —

В этот день они поехали на кладбище. Джонатан вёл машину, Кэтти сидела рядом с мужем. Лэнс и маленький Кевин пытались починить игрушечный самолётик, который отказывался летать. Как позже вспоминал Лэнс, эти два дня, проведённые в родительском доме, были самыми счастливыми в его жизни. Истосковавшись по родному очагу и простому человеческому общению, он с жадностью впитывал в себя тепло родственных чувств. Кэтти была просто потрясающей. Таллеру казалось, что они знакомы целую вечность. Джонатан обещал подыскать ему работу, и Лэнс окончательно поверил, что всё страшное и жестокое осталось далеко, за высокими и надёжными воротами новоорлеанской тюрьмы. Единственное, что омрачало его жизнь, так это отсутствие матери. Он так хотел принести ей цветы, и кто бы мог подумать,