Что может быть банальней в нашем веке,
Чем человек, что ноет в пустоте,
И пустота, что ноет в человеке?
Умаялась душа, устало тело,
На срок у праха взятое взаймы,
Но одиночество его горело,
Как огонёк в окне у края тьмы.
Он, обделённый гибелью и жизнью,
Один, без денег, друга и сестры,
О чём-то небывалом тайно вызнал,
И пил, и злился, и плевал в миры.
Вокруг него справляли торжество,
Танцуя в хороводе, словно люди,
Великие Никто и Ниоткуда,
Ничто, Нигде, Никак, Ни Для Чего
Стреляй, скачи, живи… А что же дальше?
Как ни ломай башку, и не поймёшь.
Во всём, что мы творим, есть доля фальши,
И даже правда — это праведная ложь.
Мы лжём, что ищем новизны, открытий.
Для грандов всё равно, я жив иль мёртв:
Достаньте золото, а там — хоть не живите,
Хоть удавитесь… Бережливый мот,
Смерть смотрит вдаль с улыбкой фарисейской,
А жизнь — скучна, как верная жена.
Инферно
Данте идёт в догорающий ад.
Путь его крут, и упрям, и крылат.
Волки свершают обряд на луне
В душной, беззвёздной ночной тишине.
Пепел Освенцима дремлет в печах.
Мир постарел, и ослаб, и зачах.
Слышится в гетто вой лунных волков.
Слышится дрожь ненаставших веков.
Пепел столбом вслед за Данте идёт.
Ад растворён — и Спасителя ждёт.
Лестница вьётся от бездны до звёзд.
Путь Алигьери обманчиво прост.
Чутки шаги по спирали во тьму,
Ясную сердцу, чужую уму.
Трижды дано нам три круга пройти,
Кровью измерить всю тяжесть пути.
Лунные волки в дурмане ночей
Светят глазами из пепла печей.
Долго ползёт по планете дурман.
Мир до сих пор страшной памятью пьян.
Пепел летит от земли до луны,
Люди в ночи видят вещие сны.
Лестница пепла ведёт до небес,
Только Идущий во мраке исчез.
Нарубить рублей из живых людей —
Вот затеюшка
краше всех затей!
Пришла пора вселенной отдохнуть.
Огромный небосвод смежает веки.
Ночь тянется, как длительный глоток
Небытия, прохладный и глубокий.
А темнота самой себе вослед
Течёт над садом, в тишину впадая,
И над домами кружится Ничто.
«И свет во тьме светит, и тьма не объяла его»
Прощание с Маиром
Ф. Сологубу
Не надо слов. Храни печаль в душе.
Я знаю, что и у тебя такое.
С тобою мы не встретимся уже
На золотистых берегах Лигоя.
Мы жили там, но жизнь была иной,
Прозрачной, светлой, к синим звёздам ближе.
Звезда Маир сияла надо мной…
Прощай, Маир, тебя я не увижу.
В стране Ойле течёт река Лигой.
Она горит без дыма, как Россия.
Там светится на небе голос мой,
Похожий на звезду в сиянье синем.
Там есть мой голос, но там нет меня,
Там над домами зеленеет пламя,
Там бог — живой — выходит из огня
И говорит о будущем стихами.
Число и мера — боги наших дней.
Они, как и в Египте, птицеглавы.
Я вспоминаю об Ойле моей —
Там наши боги были бы неправы.
Мы здесь живём в стране, которой нет,
Но нам завидуют иные страны,
А их отцы смеются им в ответ
И принимают земляные ванны.
Здесь бродят люди, полые внутри,
Храня в себе запас истлевших истин.
Хоть сотню раз воскресни и умри —
Их мир всё так же будет глуп и выспрен.
Но не забыта будет на Земле,
Нам изнутри сжигающая лица
Моя любовь с космической Ойле,
Страны, которая в мозгу таится.
Уйду, как в гроб, в утехи плотские
И никого не прокляну —
Ни эти звёзды идиотские,
Ни эту глупую луну.
Всё из единой глины слеплено,
И, значит, было всё не зря —
И крик из глотки эпилептика,
И кровь из носа бунтаря.
Звонко распевая песню,
Голову совал в петлю,
Веря, что вот-вот воскреснет
И продлит судьбу свою.
