Оглавление

3. 2. 1
   3. 2
   4. 3
   5. 4
   6. 5
   7. 6
   8. 7
   9. 8
   10. 9
   11. 10
   12. 11
   13. 12
   14. 13
   15. 14
   16. 15
   17. 16
   19. 17
   20. 18
   21. 19
   22. 20
   23. 21
   24. 22
   25. 23
   26. 24
   27. 25
   28. 26
   29. 27
   30. 28
   31. 29
   32. 30
   33. 31
   34. 32
   35. 33
   36. 34
   37. 35
   38. 36
   39. 37
   40. 38

Новикова Алиса

Генри

1 часть

1

— Генри, возьми вот эту игрушку, — сказала своему пятилетнему сыну, Габриелла Далтон. Оперная (дива) примадонна, была хороша собой: длинные коричневые локоны ниспадали на маленькую грудь, губы красивой формы, курносый нос с рыжими веснушками. И, необычайно, темно- синие глаза. В отличие от многих оперных певиц, Габи была стройной, худенькой женщиной.

Пока мать играла с ребенком, отец, известный, в городе, бизнесмен, сидел в другой комнате, в кресле и читал газету. Он был крупным человеком, но не толстым. Имел квадратное лицо, коротко стриженные темные волосы, большой нос и карие глаза. А звали его — Джонатан Далтон. Маленький Генри, внешне, очень походил на мать. Такие же, прекрасные ярко-синие глаза, курносый носик на бледном личике и каштановая шелковистая от природы, челочка.

Только, Генри взял из рук матери мячик, как в дверь постучали.

— Это, наверное, приехал мистер лама Доваш, — предположила Габриелла.

И действительно, на пороге детской комнаты, в одеянии буддийского тибетского ламы, стоял мужчина. Настоящий, живой лама.

— Здравствуйте, миссис Далтон. Меня направили сюда. Сказали, что вы здесь, в детской, с сыном.

— Да, мистер лама Доваш, проходите.

Увидев ребенка, довольно молодой мужчина — лама, улыбнулся.

— А это, мой подопечный?

— Да. Это так. Знакомьтесь.

Мать, присела на ковер в позу лотоса, рядом с ребенком. Посадила его себе на ноги, и ласковым голосом проговорила:

— Генри, этот мужчина — лама Доваш, с сегодняшнего дня, будет твоим духовным наставником.

Я, с детским любопытством, разглядывал моего духовного наставника, одетого в яркие свободные одежды. Лама был высоким, с добрыми глазами и приятными чертами лица.

— Кто это, мама? — спросил я, имея в виду имя.

— Ты имеешь в виду, как его зовут?

— Да.

— Генри. В таком случае надо спрашивать, не кто это, а как его зовут?

— Да! Как его зовут?

Лама сел рядом с нами, погладил меня по голове своей крупной шершавой ладонью и, мягким и ласковым голосом, произнес:

— Привет, Генри. Я, теперь, буду твоим ламой. Меня зовут — лама Доваш Тензо Гпо. Но зови меня коротко, просто лама Доваш, учитель.

— Ты будешь моим другом?

— Да.

— Ура! У меня появился друг! — обрадовался я.

С тех пор, прошло несколько лет. Я, привык и очень привязался к своему учителю. Он обучал меня многому: езде на лошади, пению мантр и горловому пению, восточным единоборствам, кулинарии, рисованию. Учил, шитью и тому, как латать дырки на вещах. Единственное, чему не учил меня лама, так это — обыкновенному пению, которое я любил больше всего. Для этого, несколько раз в неделю, ко мне приезжал учитель музыки. Учитель музыки, играл на фортепиано, учил меня брать ноты и распеваться. В общем — петь.

Мне, всегда, было весело и интересно с ламой. Он, часто, говорил мне какие-то замысловатые, непонятные фразы, предназначенные, явно, не для детского ума.

И вот, я пошел в школу, в первый класс. На уроках, сидел, за одной партой, с девочкой по имени Анна. Она мне очень понравилась. Рыжеволосая, зеленоглазая девочка, с кучей рыжих веснушек на лице, прямо, как у моей матери. Позже, она мне сказала, что у неё, в роду, имеются русские корни…

Скоро окончание учебного года. Была перемена. На улице стояли прекрасные майские деньки. Мы с Анной сидели в школьном саду и болтали. Вскоре, я заметил, недалеко от скамейки, на которой мы сидели, трое наших одноклассников, стояли и, о чем-то, шептались, поглядывая в нашу сторону. Затем, мальчики направились к нам. Это были: Гордон Эрви, Эдвунд Елс и Гарри Стинвуд.

— Эй, ты, малявка, — обратился ко мне Гордон.- Что вы, тут, делаете?

— Не твое дело, Гордон, — ответил я.

— Анна, зачем ты дружишь с этим мальчиком? Тебе он нравится? Ха-ха-ха!

Анна смутилась и не знала, что ответить.

— Пошли, Генри, отсюда, — и, взяв мою руку в свою, повела меня в школу, в класс.

Я, так и не понял, что им от нас, нужно было. Вообще, я спокойный и миролюбивый человек. Но эти мальчишки, разбудили во мне, какое-то жесткое, плохое чувство. Наверное, это — неприязнь. Однако, решил об этом не думать и выкинуть из головы. Мало ли на свете дураков. Однако, плохо было то, что, мы учились вместе, в одном классе. Мальчишки дразнили меня и Аню. Говорили что-то про жениха и невесту. К этому, я относился, спокойно, пока однажды, Гордон, не сказал:

— А знаете парни, кто его мать? Она — певичка. И голоса у нее нет.

Вот тут, я — взорвался:

— Гордон, еще раз скажешь такое… я…

— Ой-ой-ой! И что тогда, наша овечка проблеет? Ха-ха!

Дело было, после уроков, на заднем школьном дворе. Эрви не ожидал! А я, со всей силы, ударил его кулаком в челюсть так, что у него вылетел молочный зуб.

— А-а-а! — закричал он.

Не знаю, почему, но Гордон стал, изображать из себя, невинную жертву. И, через минуту, я услышал строгий голос мадам Обертон.

— Генри! Ты дерешься?

Я обернулся.

— О нет, что вы! Он первым начал.

— У тебя, такие интеллигентные родители… А тебя, не воспитывают правильно.

— Нет! Он сам виноват, первый начал! — стал спорить я. На глазах, от обиды, появились слезы. Я стоял один одинешенек, среди этих злых придурков.

— Зачем ты ударил Гордона?

— Он первый начал. Он обзывал мою маму.

— Это правда, Эрви? — глаза мадам, строго глядели из-под очков.

— Нет, конечно. Я сказал ему — давай дружить, а он начал меня бить.

— Генри, — начала моя учительница, — я сообщу об этой драке твоим родителям. И сделаю выговор. У нас элитная школа. И вы, не просто ученики, дети простых людей. Вы дети интеллигентных и состоятельных родителей. И так неподобающе вести себя — не позволительно.

Эрви, украдкой от учительницы, ухмыльнулся. Но, мадам Обертон, успела заметить его ухмылку и, справедливо заметила:

— И тебя, это касается тоже, Гордон.

Переведя дыхание, она продолжила.

— С завтрашнего дня начинаются летние каникулы, поэтому, я надеюсь, что ко второму классу, за лето, вы повзрослеете. А теперь Генри, беги быстрее. За тобой приехали. Ваша машина стоит у школьных ворот. И вы тоже идите по домам, — добавила она, обращаясь к другим мальчикам.

Я пошел к машине, с обидой в душе. Через несколько шагов, обернулся. Учительница, провожала меня задумчивым, строгим взглядом и не видела, как Эрви, показал мне язык.

— Генри, иди! — добавила она.

Я вышел к парадному двору школы и увидел, стоящего у нашей машины, светловолосого, голубоглазого, молодого водителя. Он — курил! Остановившись неподалеку, я уставился на него.

— Привет Генри, малыш! Ты же не скажешь своим родителям, что дядя Боб курит? Иначе меня уволят, — заметив меня спросил шофер.

Я испугался. Мне он очень нравился и не хотелось, чтобы отец его уволил. Бобу не раз делали замечание, чтобы он, при ребенке, не курил. Но ему, видимо, тяжело было избавиться от этой привычки.

— Нет, дядя Боб, не скажу.

— Вот и хорошо. Вот и славно.

Бросив окурок на асфальт и затоптав его, Боб произнес:

— Ну, садись в машину.

Наша машина — лимузин марки «Майбах», была темно-сиреневого цвета. Как обычно, я сел на заднее сиденье. Внутри было очень душно и жарко. Заревел мотор.

— Включить кондиционер?

— Да. Включите, пожалуйста.

— Как прошел день?

И я поведал ему о стычке с одноклассниками.

— Молодец, парень! — похвалил Боб.- Вот таких парней, я называю — настоящий мужик!

— Так ты считаешь, что я правильно поступил?

— Конечно. А тебя, что-то смущает?

— Я боюсь, что мадам Обертон все расскажет родителям.

— И что?

— Ну, и меня отругают.

— Послушай, малыш. Выговор, надо устроить Эрви…

— А она, так глядела на меня, как будто во всем виноват, только я.

— Как?

— Строго.

— Запомни, Генри. Человек может смотреть так, а думать совершенно иначе. Расскажи-ка мне про этого Гордона. Он что, мальчик — паенька? Положительный такой?!

— Нет. Все знают, что он — задира. Но вот учителя, почему — то, этого не замечают. А еще сказали, что меня могут исключить из школы. Мое горло перехватили спазмы, на глаза навернулись слезы.

— Ну, с вашими — то деньгами и возможностями — это вряд ли произойдет.

— Почему?

— Потому что мадам, как ее там, просто нечего будет кушать, если она будет исключать наших хороших, дорогих мальчишек, таких как ты. И школу могут закрыть, ведь она существует, на деньги ваших родителей. Скажи, а что ты будешь делать летом?

— Я, еще, не знаю. Мама хочет отправить меня во Францию, к бабушке.

— О-о! Эти вечные бабушки, — закатил глаза Боб.

— Да. Я не хочу туда ехать. Хочу остаться дома, здесь, и дружить с Анной.

— Это с той, которая, вроде бы — русская? Да?

— Да.

— А если ее, тоже, куда-нибудь отправят?

— К бабушке?

Шофер — рассмеялся.

— Ну, может, тоже, к бабушке. Что ты тогда будешь делать?

Печаль охватила меня.

— Не знаю.

2

Мы приехали домой. Точнее, в наш роскошный двухэтажный дом (резиденцию) … Огромный, напоминающий дворец, с парадным входом с колоннами, множеством комнат…

Меня встретил на улице у лестницы лама. Когда я вылез из машины и взял его за руку — мы, шагая по ступеням и беседуя, пошли в дом.

— Как прошел последний школьный день? С завтрашнего дня, начинаются каникулы, — напомнил он.

— Да, — уныло, ответил я.

— От чего ты такой грустный?

— Хотел бы провести эти каникулы с Анной.

— Анной? С той девочкой одноклассницей, о которой ты мне, как-то рассказывал?

— Да.

— Но ты можешь ей звонить, общаться. Чтобы сильно не скучать.

— Учитель, но я не знаю номер её телефона. Забыл записать.

— Да. Проблемы, — улыбнулся Гпо. — Но ничего. Впереди — целое лето. Ты прекрасно отдохнешь, а с началом учебного года вновь встретишься с Анной. Будет вам о чем поговорить. Не печалься! Хорошо?

— Постараюсь, — пробубнил я.

Хотя на душе остался неприятный осадок. Это был мой первый опыт, когда все складывается не так, как хотелось бы.

Наступили летние каникулы. Я рано утром на заднем дворе нашего «дворца» занимался с учителем. Лама знакомил меня с разными приемами восточных единоборств. Лама оказался отличным наставником и я уже многое умел.

Мама, с радостью и любовью, наблюдала за нашими занятиями.

После тренировок, мы постелили коврики для йоги на лужайке с подстриженной зеленой травой. Нам принесли в стеклянных чайничках горячий зеленый и черный чай. Я очень любил смотреть на солнце через стеклянную кружку с черным чаем. Поднимал чашку к своим глазам и разглядывал солнышко или смотрел на его отражение. Лама делал также, смотрел на солнце через воду с заваркой зеленого чая.

— Какое прекрасное и загадочное солнце, не правда ли? — спросил он.

— Да учитель, очень.

Затем, мы сидели под палящими лучами солнца, но нам не было жарко. Было конечно немного, но мы не обращали на это внимание. Впереди находился парк. Густые кроны деревьев создавали тень на земле.

— Генри, — обратился ко мне лама. — Что бы ты сейчас выбрал: сидеть в тенечке под деревьями или, как сейчас, пребывать на солнце?

— О, я люблю солнце. Не люблю тень.

— А когда станет очень жарко?

— Тогда уйду в свою прохладную комнату. А почему ты спрашиваешь?

— Мне кажется, что нам пора идти в дом, — улыбнулся он, добавив, — а то сгорим.

Я любил своего ламу. Мне было с ним так интересно, что вскоре я, позабыл о недавних печальных событиях, связанных с Эрви и Аней.

Мама предлагала поехать на Карибские острова, но я не хотел. Да, это наверно интересно, оказаться на паруснике с актерами-пиратами. Но мне, больше нравилось слушать истории моего ламы, слушать звуки природы и петь любимые песенки. Конечно, Доваш поехал бы со мной куда угодно. Но мне не хотелось. Я люблю свой дом, свой город и пригород. К тому же мне очень нравилось петь. Ко мне и летом приходил учитель музыки. Мы с ним разучивали новые песни. Лама всегда сидел с нами в том же музыкальном зале и слушал. К радости мамы и ламы, мой голос оказался красивым и сильным. Но, к сожалению, из-за плотного графика работы мама редко присутствовала на занятиях. Отец тоже был занят. Я не любил его за то, что он часто повторял мне:

— Все эти твои песни для мужика — фигня. Ты должен стать военным, офицером, а затем — генералом. Это моя мечта. Я не смог, в свое время, стать военным, поэтому ты — мой сын, Генри Далтон, станешь им. Меня не взяли в армию, по здоровью. Но для тебя я выбрал карьеру военного. Будешь моей гордостью.

В такие минуты мама спокойно слушала размышления отца о моем будущем, а затем замечала:

— Однако заметь дорогой, что женился ты не на Дейзи О’Нил, а на мне — оперной певице.

— М-да, милая. У тебя неплохой голос.

— И насколько — неплохой? — лукаво улыбаясь, уточняла она.

— Ну да. С помощью своего голоса ты стала богата, знаменита. Ну и что? Он мой сын. Он — мужчина. Негоже мужику петь романсы.

Однажды, мы с ламой рисовали на клеенке с помощью цветного песка, мандалу, сидя за столом. Мне очень нравилось это занятие. Дымились благовония. Из радиоприемника звучала соответствующая музыка (мантры).

— Генри, — обратился ко мне Доваш. — Кем бы ты хотел стать, когда вырастишь?

— Еще не знаю. Не решил.

— А к чему тебя тянет? Что тебе нравится делать?

Я оторвался от рисования и мечтательно посмотрел в окно. Яркое солнце, ветерок шевелил зеленые кроны деревьев…

К чему меня тянет? Ну, если честно, это был мой секрет. Каждый день вечером, засыпая, я представлял себя певцом. Как мама. Мне очень нравилась опера и я хотел бы, исполнять её партии. Очень люблю живой оркестр. Атмосферу театра. Красивые декорации, тяжелые шторы… Все это так прекрасно!

— Учитель, только не рассказывайте папе, пожалуйста. Но я хотел бы стать оперным певцом, как мама.

— Запомни малыш, — начал лама. — Когда вырастишь, тебе самому придется выбрать свой жизненный путь. Куда ты пойдешь, чему посвятить свою жизнь. Ты должен выбрать будущую профессию — сердцем. К чему у тебя есть способности. Ты должен раскрыть и развивать свой талант. Запомни: любая профессия оплачивается. В любой профессии можно преуспеть, особенно, если иметь соответствующее образование. Это называется — иметь корочки. Но ты, испортишь себе жизнь, если выучишься на профессию к которой у тебя нет призвания. Будь певцом! Мечтай о большем! О известности и славе. Ставь реальные цели. А зарплата всегда будет. Вот я. Лама. Я не тянусь к собственному обогащению, однако мне платят столько, сколько получает мелкий бизнесмен. Ха-ха! Так что мечтай и стремись не к обогащению, а к тому, к чему стремится твоя душа и на что хватит таланта. А папе мы ничего не скажем.

Я, в силу возраста не мог понять всего, о чем говорил лама. Но главное понял — можно стать оперным певцом. У меня есть — и желание, и талант. Да! Именно, им и стану.

— А теперь, давай доделывать мандалу. У нас красиво получается.

3

Лето закончилось внезапно. Как и наступило. Мне так показалось. Пролетело быстро. На дворе уже сентябрь. И в первый день занятий я узнал печальную новость. Анна перевелась в другую школу. Где и как разыскать ее я не знал. Но, к моему счастью, произошло и хорошее событие. Поганая троица — мои одноклассники, тоже ушли из нашей школы. Потекли мирные учебные деньки. Я учился не плохо. Особенно хорошо успевал по таким предметам, как — пение, рисование, литература и физкультура. Говорят, что почти все девочки в моем классе, влюблены в меня. Они любили слушать, когда я пел. На уроках физкультуры я показывал приемы из восточных единоборств. Мальчишки просто завидовали и восторгались. Я стал классной знаменитостью. Мне это льстило. И однажды, я поделился своими мыслями об этом с ламой.

— Не зазнавайся, Генри. Если ты будешь упиваться своей популярностью — это ни к чему хорошему не приведет. Если ты будешь эгоистом, то станешь изгоем, в первую очередь, сам для себя. Почему? Потому что эгоистические чрезмерные желания порождают несчастья. О многом с тобой разговаривать еще рано, ты не поймешь. Но запомни вот что. Каких бы ты ни достиг высот и успехов, дели свою радость и счастье с людьми. Тогда твоя душа будет спокойна и умиротворена. И ты — будешь счастлив!

Вскоре я стал участвовать в школьных концертных мероприятиях. Меня часто хвалили. Когда я вышел, в первый раз на сцену, и встал перед зрителями, то к своей радости не ощутил никакой боязни или дискомфорта. Просто вышел, встал и запел. Пел от души. Чувствовал, что стал самым счастливым человеком на свете!

Мама записала меня в дом Культуры в кружок «Музыка и пение». Так что, учась в 3-м классе, я стал очень занятым учеником и известным в школе. Часто выступал с концертами на разных школьных мероприятиях. И мне это, как ни странно, совершенно не мешало в учебе. Все успевал. Я пел и радовался жизни. Пока однажды…

На женский праздник 8-го марта я должен был выступить с заключительной песней последним. В зале собралось много народу. Выглядывая из-за кулис и рассматривая людей сидящих в зале, я увидел — Анну. Мне это показалось или нет? Я уставился на девочку. Да. Это она сидела в зале. Анна смотрела на меня, когда я вышел на сцену. А я, чуть не забыл слова от переживаний, но вовремя взял себя в руки и хорошо допел песню.

Все зрители встали и долго хлопали. Я хотел посмотреть, где Анна, поговорить с ней, но мама взяла меня за руку и, похвалив, увела на улицу к нашей машине.

Вечером я долго не мог заснуть. Передо мной стоял образ девочки — Анны Обер, с живыми, немного задумчивыми, зелеными глазами. Помнит ли она меня? Да. Она, конечно, должна помнить меня. Думает ли обо мне, как я? Это вопрос.

Ко мне в друзья набивались многие ребята из моей школы в этом учебном году. И я был рад дружбе с ними.

Однажды я сам себе испортил настроение. Мы с мальчишками играли в футбол на заднем дворе школы. Я стоял на воротах, был вратарем. Внимательно следил за игрой, смотрел на ребят, и тут вдруг у меня в голове возникла мысль: а почему, собственно, все они дружат со мною? Потому что им интересно общаться со мною или потому что я популярен?

Мысли отвлекли меня. И в это мгновение мяч попал мне в лицо. От удара я упал.

После занятий в школе у меня были дополнительные занятия в доме Культуры по пению. Но в этот раз я не был рад всему, что происходило вокруг. Меня сильно волновал вопрос (Почему ребята хотят дружить со мной). Мне не терпелось поделиться своими переживаниями с ламой. Но, как назло, я освобожусь только к 3-м часам дня. Поэтому, как только закончились уроки пения, бросился машине к Бобу.

— Как дела, малыш? Напелся?

— Замечательно! Я не малыш уже! — насупился я.

— Ну ладно, ладно. Мистер. Заедем в ресторан на углу.

Боб так называл наш любимый с учителем ресторан.

— Нет, Боб. Мне надо к учителю.

— К кому?

— К Ламе.

— А-а-а. Ясно. Тогда, прокатимся с ветерком? — уточнил он у меня.

— Боб, хватит дразнить меня. 80 км в час — это не ветерок, а скорость улитки или ходьба черепахи.

Меня возмущало, что мои родители, не разрешали Бобу даже на широкой, многополосной автостраде, разгоняться до… короче, больше 80 км в час.

— Вот вырасту и буду гонять.

— Зачем? К чему такое безрассудство, Генри?

— А может, я хочу стать гонщиком? — сказал я.

Шофер, лишь рассмеялся.

— Ну, хорошо. Если ты никому ничего не скажешь…

— Да. Не скажу!

— Ладно. На автостраде немного погоняем. Но немного.

— Боб, скажи, а ты был гонщиком?

— О! Еще каким! Ха-ха!

Я немного успокоился. А мы прокатились с ветерком. Приехав домой, я побежал переодеваться, поменял школьную форму на джинсы и футболку.

— Генри, ты что, обедать не будешь? — спросил лама.

— Буду, но давай поедим «на углу».

Так мы называли наш любимый ресторанчик с японской кухней.

— Ну, хорошо.

В ресторане было светло и прохладно. За окном май. Скоро, вновь летние каникулы. Как быстро пролетел учебный год!

— Учитель, я вот о чем думаю в последнее время, — начал я, жуя рис, а дальше выложил ему все свои сомнения и опасения.

— Да, Генри. Это хорошо, что ты задумался об этом, у тебя правильные мысли. Дело в том, что вы еще дети. Поэтому — гони такие мысли далеко и надолго. Это, еще не такая проблема, как у взрослых людей. Которым приходиться анализировать, задумываться и делать выбор, кого принимать в друзья. И кто, из корыстных целей, набивается в твой круг общения… Ты очень милый мальчик, не грубый и не жадный, хорошо поешь, знаменит, знаешь приемы борьбы, можешь постоять за себя и друзей, поэтому к тебе все тянутся.

— Спасибо, учитель. Ты, как всегда, успокоил меня.