автордың кітабын онлайн тегін оқу Угольки
Саша Ненадо

Саша Ненадо

Угольки

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Вот вам дело об одном обугленном трупе и крупной сумме денег. Как расследовать преступление и не стать самому вором или убийцей? Возможно, никак.

18+

Православное рождество в том году оказалось необыкновенно кровожадным: в Москве от менингита умерло двое детей, где-то на краю географии перевернулся автобус и в нем мало кто выжил, но, поскольку он вез мигрантов из Средней Азии, о нем почти не говорили.

Утром 7 января, когда о детях еще никто не написал, а об автобусе — и не собирался, в своем городе примерно в тысяче километров от Москвы, в хрущевке в историческом центре Саша Ахин готовил завтрак. Перед ним в кастрюле кипели фузилли, рядом на разделочной панели стояла открытая баночка песто и миска с мелко натертым сыром, который, будучи куплен в России, портил всю компанию. Ахин помешивал макароны и листал ленту фейсбука, сегодня заполненную отечными ангелами, а в окне через все небо тянулась полоса жирного черного дыма.

Пожар произошел в пентхаусе нового дома по соседству. Беда стряслась ночью и огонь потушили еще до того, как Саша продрал глаза, но дым, подпитываемый тлением виниловых обоев, пропиткой перегретой паркетной доски, дорогой техники и прочей дряни все курился и курился, застаивался в морозном воздухе и долго не терялся. Дым был виден в центре города отовсюду, словно кто-то решил подвести черту под прежней жизнью и известить об этом всех.

Ахин откинул фузилли на дуршлаг, спрыснул холодной минералкой, чтобы сыр не слишком сильно плавился, опрокинул в пиалу, быстро вытряхнул сверху песто, перемешал, чтобы пошел базиличный аромат, и открыл ленту новостей. Тем временем неслышимые за стеклопакетами пожарные ходили по двору и искали, куда они закатили крышку люка гидранта.

Новостники уже узнали, что в тихую ночь, святую ночь в центре сгорела квартира и на пожаре кто-то пострадал.

«Пострадал», — сказал Саша и посмотрел в окно, как обугленные частицы тела неизвестного поднимаются к небу.

Сейчас двор выглядел мирно, но каких-то три часа назад в нем творился ад. Жильцов согнали на мороз и заставили смотреть, как пожарные вываливают тонны воды на ремонты и обстановку, стоившую миллионы. Пожарным пришлось вызвать полицию, потому что владелица двухуровневой квартиры под пентхаусом выбежала из толпы эвакуированных с криками «Хватит! Достаточно!» и попыталась вырвать шланг, которым по пожарной лестнице в горящую квартиру подавали воду. Бывший муж квартировладелицы, остававшийся главным добытчиком в семьи и после развода, недавно был уволен c поста мэра; с тех пор женщину терзал страх перед будущим. Ее оттащили от гидранта, но тут полыхнуло из окон на противоположной стороне дома, и пожарные оставили ее без присмотра. Безумная бургомистрша молча, чтобы не привлекать внимания, достала маникюрные ножницы и нанесла несколько кинжальных ударов в шланг. Вначале ничего не происходило, и она била в шланг снова и снова, пока не раздался хлопок. Кусок шланга хлестнул ее по ногам, а самой ей в лицо, шею и грудь ударил поток воды, твердый, как удар кулаком, да такой силы, что на нижней челюсти сломался мост и кусок скобы врезался в десну. Когда подошли полицейские (да, они редко спешат), им стоило большого мужества взять под руки и увести обледеневшего йети, наполовину норкового, наполовину крашеного в блонд, с ужасной окровавленной пастью.

Лишь спустя час пожарные смогли войти в квартиру, где сам воздух успел стать черным. Сквозь выломанные окна в дым проникали первые лучи солнца, и в них мужчины разглядели кучу черного угля на полу. Масса напоминала скорчившуюся человеческую фигуру, лежавшую к ним спиной. Не без трепета пожарные обошли тело со стороны ног: ботинок на жертве не было, в мусоре и пепле виднелись искривленные тесной обувью кости пальцев. Из кучи гари торчали обугленные коленные чашечки, как будто погибший был в черных колготках. Выставленные вперед руки закрывали голову. Старший бригады подошел, наклонился; у него за спиной собрались двое подчиненных, которые таких тел никогда раньше не видели. Пожарному казалось, он чувствует запах даже сквозь противогаз. Рукой в толстой рукавице он тронул сваренный воедино кусок синтетических рукавов сорочки, акрилового свитера и лучезапястных костей. Тот упал и глухо звякнул об пол. В окно мимо скорчивших рожи отвращения под своими респираторами пожарных смотрел голый черный череп.

Жизнь после праздников никак не начиналась снова. Прокурор восьмую неделю собирался подписать обвинительное заключение по уличному убийству, которое Саша Ахин тащил с сентября. Обвинение не вытанцовывалось. Придя в офис 9 января, Саша от скуки стал узнавать, кто в городской прокуратуре контролирует проверку по пожару. Оказалось, пока этим не занят никто, кроме Глеба «Семь-Сорок» Розенфарба из отдела гособвинения, которому, видимо, тоже стало скучно и любопытно.

— Там прям агонь! — с удовольствием задышал в трубку Семь-Сорок. Саша открыл пакетик с зефиром, высыпал его в кофе и приготовился слушать. — Неизвестный от 25 до 45, рост от 165 до 170, кости без патологий, зубы так себе, одним словом — стандарт. Главное — как он умер. Ты себе не представляешь. Я бы так не хотел. Криминалисты говорят, дело было так: злодей ударил его чем-то в лоб, скорее всего, стулом, покропил ковер бензином, бросил спичку и убежал. Ковер тлел, обои тлели, мебель подтлевала, мужик лежал контуженный, но живой. Такое бывает: в отключке человек редко и поверхностно дышит, поэтому угарным газом травится не так быстро, как бодрый и веселый. Потом что-то случилось; может быть, носки тлеть начали, и он проснулся. Встал, доковылял до окна, открыл…

— И устроил тягу.

— Полыхнуло — не то слово. Криминалисты говорят, за секунду все в квартире стало температурой 900 градусов. У соседей снизу штукатурка на потолке превратилась в керамику. А мужик до последнего думал, что выживет. Круто, правда?

— Ради таких моментов я и вылезаю утром из-под одеяла, — кивнул Саша.

Саша повесил трубку и наклонился проверить, сколько зефиринок осталось на поверхности чашки, куда перед началом разговора он высыпал целую горсть. Смысл зефира в кофе — не дать ему растаять, но позволить нагреться (а он плюхнул и забыл про них, дурак!). Удержать в зоне Златовласки, где только и возможна жизнь. В этот момент Саша думал о Семь-Сорок.

«Я помогу тебе, — в разное время говорили Саше разные люди. — Я дам тебе бесценный совет». И ничего, кроме совета, содержащего 0% полезной информации и 100% чувства собственного превосходства советчика, за этими словами никогда не следовало. Слыша «я помогу тебе», Ахин принимался демонически смеяться и целить собеседнику в голову из воображаемой «беретты». Когда Семь-Сорок говорил «я помогу тебе», он приезжал среди ночи или шел на должностное преступление. Он был устрашающе точен в словах «я помогу тебе», и Ахин задумывался — вне всякой связи с реальностью, разумеется — что, приди им в голову завязать отношения, Семь-Сорок был бы способен вставать первым, чтобы готовить завтрак.

Да, большая часть зефира успела раствориться и превратить кофе в приторную жижу. Такова жизнь.

Из-за матово-стеклянной двери старшего партнера Ахина попросили подойти, и это тоже было неприятно.

— На тебя жаловались, — сказала старшая, которую в фирме за глаза называли Ветчиной, и посмотрела исподлобья, собрав лесенку морщин на лбу.

— Я рад, — ответил Саша. — Это значит, что я существую.

Ветчина порылась в записках. У нее были листки для записей, стилизованные под доллары. Она раскидывала их всюду в беспорядке, из-за чего ее стол выглядел соблазнительно издали и разочаровывающе вблизи.

— Твой клиент Нургагам… Нурбамага… — попыталась прочитать она.

— Называй его Старый Бай, если тебе трудно, — улыбнулся Ахин. — Все так делают.

— Это расизм, — зыркнула Ветчина и дочитала. -…Нурмагамбетов сказал, что нанял тебя, чтобы избавиться от проблем, а ты посадил его бухгалтера.

— Бухгалтера, заметим, а не Старого Бая, — поднял палец Ахин.

— Без моджахедских жестов, пожалуйста, — рявкнула ветчина. — Бухгалтер у него работал за одиннадцать ка в месяц. Одиннадцать, Карл! У клиента теперь страдашки, к нему даже четверокурсницы меньше, чем за пятнадцать, не идут!

— Хорошо, но начнем с того, что Старый Бай не нанял меня, а обратился в фирму, где ты-ы-ы приняла решение передать дело мне.

— То есть это я виновата! — раздула ноздри Ветчина.

В диалоге наступила интермедия: старший партнер и адвокат смотрели друг на друга пристально, стараясь телепатически передать друг другу как можно больше оскорбительных слов. Затем Ветчина встала, чтобы не смотреть снизу вверх.

— Я передаю тебе еще одно дело, — зло сказала она и вручила фальшивый доллар. На морде Джорджа Вашингтона был выведен скайп-логин elven_princess, завершенный годом рождения, относящимся к эпохе, когда Леннона еще не застрелили. — И у меня к тебе личная просьба: делай не то, что считаешь правильным, а то, что требуется клиенту. Внимательно слушай клиента и делай то, что требуется. Хорошо?

— Даже если она потребует фотографию моего эрегированного члена? — зачем-то подставился Саша.

Ветчина поймала его оплошность и плотоядно ухмыльнулась.

— В фотошопе, — с расстановкой сказала она, давая понять, что изящно пропускает самую оскорбительную часть фразы, — нарисуешь.

Дома Саша встал с ноутбуком посередине комнаты и не смог двинуться с места. Он не знал, куда сесть, чтобы во время видеозвонка не чувствовать себя не в своей тарелке. Его книжный шкаф, заполненный тонко подобранной литературой, как художественной, так и по специальности, стыдно сиял полированными поверхностями. Общеизвестно, что мебельщики выбросили все свои смеси для столь густой полировки сразу после развала СССР, поэтому собеседница подумает, что ее адвокат до сих пор не накопил на квартиру и снимает угол у ветерана войны. Дверь в комнату после одной неплохой вечеринки, посвященной годовщине второго ввода войск США в Ирак, украшала размашистая надпись «Semper fi» краской-серебрянкой: клиентка подумает, что Саша еще не съехал из общаги. Занавески напоминали кулисы домашнего театра, в котором девятилетний Саша играл в сценках из «Хижины дяди Тома». Обои были ужасны всегда, но сделались окончательно непереносимы после того, как владелец квартиры стал вешать на стены все, что привлекало его внимание в сувенирных лавках восточной Европы. Лежать на диване, разметав волосы по простыне, и держать ноут над собой на вытянутых руках? Допустим.

Эльфийская принцесса неожиданно позвонила первой, и Ахин, чтобы ответить, был вынужден сесть на пол там, где стоял. В кадр попали кружевные католические голуби из Бледа и Semper fi.

Принцесса курила во время сеанса связи, следовательно, с большой долей вероятности находилась не в отеле. Она выглядела на свой возраст, при этом выглядела очень хорошо — еще один довод в пользу предположения, что она не только обзавелась недвижимостью в Европе, но провела достаточно долгое время, счастливо не общаясь с соотечественниками.

— Видел, квартира с человеком сгорела? — красивым грубым голосом спросила она.

— Это было у меня до дворе, — кивнул Ахин. — Весь подоконник в прахе теперь.

— Это была моя квартира, — сказала принцесса и глубоко затянулась.

Она смотрела прямо, задрав подбородок, но сильно щурилась — значит, глядеть прямо в лицо камере ей было трудно. Иногда это бывает признаком отпрыска интеллигентной семьи, которому пришлось преодолеть многое в своем воспитании, чтобы построить жизнь. Ахин заметил, что она, скорее всего, немного выпила перед разговором, иначе ей было бы трудно рассказывать. Она сообщила Саше, что единственный, кому она передавала ключи от квартиры, был Леша Ведомский, известный по делу о мошенничестве в УК «Облкоммуна». Саша догадался, что, в таком случае, фамилия принцессы — Кузюткина, и именно она является конечным бенефициаром в сложной системе денежных переводов между несколькими фирмами, через которые «Облкоммуна» обналичивалась. Принцесса и ее свинопас состояли в сожительстве, чего клиентка не отрицала.

— Ваша задача — рассказывать о ходе следствия. У вас ведь есть выход на следователя. Должен быть, — недобро сказала принцесса. — Я хочу знать, в моей квартире сгорел Ведомский или кто-то другой.

— Я сомневаюсь, что в пентхаусе сгорел Ведомский, — сказал Семь-Сорок.

11 января в обеденный перерыв они с Сашей сидели в кофейне КофеInn и обсуждали интересующее. Заведение на взгляд Ахина было слишком старомодным, в духе тучных нулевых, с официантами, пыльным бархатом и столиками на гнутых ножках. На взгляд прокурора, в нем подавали тортики, и этого было достаточно. Кроме того, простор, приглушенность, зоны, отгороженные от нескромных взглядов — все это хоть и выглядело анахронизмом и данью нефтяному варварству недавнего прошлого, для беседы, чье содержание граничило с должностным преступлением, отлично годилось.

— Сам посуди, — продолжил прокурор. — Отпечатки пальцев тю-тю, генетику может получится провести, может — нет. Между тем, мужичка очень ждали там, куда нас грехи не пускают, и резон исчезнуть у него был. Поехали дальше: убийство с пожаром в квартире — это обычно спонтанное убийство, сопряженное с ограблением и вызванное необходимостью утихомирить хозяина, который внезапно оказался дома. У нас же следов взлома нет, куча ценных вещей осталась в хате. Например, в ящике трюмо в прихожей лежал золотой браслет с сережками — все вплавилось намертво, криминалисты когда увидели эту инсталляцию, оставили в кабинете для красоты. Еще: в спальне на кровати валялся макбук. Елки! Если там побывал грабитель, то явно познавший дзен!

Саша слушал и медленно вращал на столе блюдце со своей чашкой кофе и смотрел в нее. Кончики ушей у него были малиновые. Семь-Сорок не обращал внимания, что собеседник необычно тих, и продолжал рассказывать, потому что ему самому было интересно.

— Еще один распространенный сценарий: бытовуха на почве распития. Конечно, сомнительно, чтобы директор УК, у которой 200 домов под ногтем, сгинул по синей лавочке, но сделаем такое предположение. В тканях трупа действительно нашли немного алкоголя, совсем чуть-чуть — как будто мужик хлопнул пару рюмашек. Заметим, нигде в квартире, кроме бара, не было ни одной бутылки.

Заговорив о напитках, Семь-Сорок вернулся в реальность, осознал, что перед ним на тарелке лежит почти целое тирамису, и увидел, что это хорошо. Схватил ложку, отломал один за другим несколько крупных кусков и запихал в рот, хотя, казалось бы, там не должно было найтись достаточно места. Саша отвлекся от горестного созерцания чашки. Ему было интересно, как прокурор это проделывает: еда аккумулируется и зипуется у него во рту перед отправкой в пищевод, сразу проваливается в желудок как в пневмопочте или переваривается на месте под воздействием слюны и тут же всасывается в щеки.

— Что забыл сказать об установлении личности, — поднял палец Семь-Сорок. — Зубы. Пока следак не нашел клинику, где была бы полная карта нашего пришельца Алешеньки. Возможно, полные снимки зубных рядов, как всякий советский человек, он не делал ни разу в жизни. Пока нашли две клиники: в одной Ведомский лечил верхнюю шестерку справа, в другой — верхнюю четверку слева. А что нам это дает? Да ни черта, потому что в России кого ни ткни, у каждого в этих зубах пломбы. Я молчу, что у трупа практически все зубы с кариесом и пломбами, а кое-где — дырки в заборе. Следак сказал, что в гробу видел обзванивать всех стоматологов России, чтобы собрать из беляшей этого котенка.

Прокурор метнул взгляды вправо-влево, убедился, что никто не смотрит и быстро облизал тарелку.

— В общем, у нас один путь — генетическая экспертиза. Смех и радость она теперь приносит людям, потому что лабораторию переподчинили, начальник управления дымит седалищем и кричит: «Это заговор против меня ли-ично! Следак, кто отошлет материалы на экспертизу, будет писать объясни-ительную!» Теперь когда будет экспертиза и будет ли она — вилами на воде.

Семь-Сорок перевел дух и залпом добил кофе из чашки Саши.

— Я не это хотел у тебя спросить на самом деле, — проговорил, наконец, Ахин. — Не совсем это.

— Елки, извини, — всплеснул руками прокурор.

— Мне дали вести Кузюткину, — с трудом продолжил говорить Саша. Его уши зажглись ярче.

— Так она ж во Франции, — перебил Семь-Сорок.

— Возможно, — не стал возражать Ахин. — К делу не относится. Важно, что ей нужно знать, как идет расследование и кто труп, Ведомский или Неведомский. Наши поставили ее на посуточное абонементное обслуживание и передали дело мне, потому что у меня есть выход на источники…

Семь-Сорок смотрел, наклонив голову, и озабоченно кивал. Ему было стыдновато за похищение кофе и потому, хотя вопрос абонемента в первый ряд в юридической фирме навевал скуку, прокурор изображал деятельное внимание.

— Я после этого не спал ночь, думал о том, что наступил тот самый момент (после 15 лет работы!), когда я уже не смогу дольше уклоняться от нарушения собственных этических принципов, и мне придется либо уподобиться своим коллегам, которых я в большинстве их считаю прахом из-под ногтей, либо менять место работы, а то и сферу деятельности. Я рассматривал также вариант с самоубийством, но не то чтобы пристально.

Прокурор смотрел на него по-прежнему и в лице его читалось вполне искреннее непонимание.

— И вот, я прихожу к тебе посоветоваться. Что мне делать — хотел я спросить тебя — не могу же я тебе предложить откат за разглашение информации, относящейся к тайне следствия! Но ты, не дав мне раскрыть рот, вываливаешь все как есть совершенно бесплатно. Это… в конце концов… безнравственно!

— Я всегда так делаю, — серьезно ответил Семь-Сорок.

— Да, но обычно я спрашиваю просто так, для собственного любопытства! — чуть не заплакал Саша. — А теперь — за деньги!

Некоторое время они посидели молча. Прокурор проверил обе стоящие на столе чашки, но там ничего не осталось.

— Интересно, — проговорил он, — Мы последние идиоты в нашей профессии, или бывает хуже?

— Следователи не уверены, но, скорее всего, это был не Ведомский, — сказал Саша 12 января, на следующем сеансе связи с эльфийской принцессой.

Она змеино улыбалась и барабанила пальцами по столу, на котором перед ней стоял телефон со скайпом. Из-за этого Саше лучше всего были видны ее ногти. Каждый был украшен маленькой головой панды со стразами вместо глаз. Принцессе явно не нравилось услышанное, но вслух она все равно сказала «мы так и задумывали». Тонкая, сетью морщинок похожая на поверхность старой картины кожа на ее лице подрагивала под глазами. Саша терпеливо ждал, пока она перестанет испытывать боль. Он мог бы спросить: «Он так и не приехал? И даже не вышел на связь?» — но пока не чувствовал такой необходимости.

Эльфийская принцесса, напротив, не знала, куда применить свою ярость, и укусила ближайшего, кто мог ей это позволить.

— У тебя есть семья, Саша? — прошипела она. — Сколько тебе лет? Лет тридцать?

Теперь и Ахин улыбнулся.

— У нас это происходит позже.

Из материалов дела «Облкоммуны» он знал, что у принцессы есть сын, которому сейчас как раз почти тридцать. В России он прожил очень малую часть своей жизни, а последние два года с комфортом проводит в швейцарской тюрьме, куда попал после того, как передоз не позволил ему вовремя затормозить перед перекрестком. Когда принцесса родила его, она была большеглазой студенткой института механизации, и ее родители, должно быть, говорили ей, что она совершила главный поступок своей жизни, потому что для женщины нет ничего лучше, чем родить сына.

— Я встречаюсь с девушкой, но мы не живем вместе, — небрежно продолжил он.

— Как интересно, — ощерилась принцесса. — Расскажи.

Ахин вдохнул много воздуха, прикрыл глаза и стал рассказывать. Он врал с чувством острого удовольствия. Вопреки расхожему мнению, этого искусства его профессия требовала нечасто. Много ли лжи наплодишь, когда твоя позиция не должна расходиться с позицией доверителя, а доверитель бубнит: «Я ей бибикаю-бибикаю, а она прет и прет!»

Во вранье Ахина не нашлось места самолюбованию, хотя врать он начал именно из-за желания казаться удачливее, чем он был на самом деле, зато нашлось место для бесконечного восхищения красотой мира и его безобразием. Он придумал себе возлюбленную, и она оказалась вовсе не идеалом. Она была глуповата, капризна, холодна и не то чтобы сногсшибательно красива. По правде говоря, она была целиком выточена из юриста второго класса отдела надзора за сферой ЖКХ городской прокуратуры Андрюши Бажина и отличалась от оригинала лишь тем, что худо-бедно поддерживала с Сашей отношения, тогда как настоящий Бажин перестал здороваться с Ахиным еще летом.

Эльфийская принцесса начала слушать, потому что догадывалась, что адвокат врет как дышит, и ждала момента, чтобы подловить его, разоблачить и унизить. Но Ахин, полуприкрыв глаза, рассказывал и рассказывал, то повышая голос, то горестно поднимая брови, и принцесса поддалась и поверила. Она слушала, как на Новый год адвокат и его ундина гуляли, взявшись за руки, по замерзшему болоту в Валкмусе, и куски торфа, торчащие изо льда, у них под ботинками ощущались как человеческие ладони. В Стокгольме они вместе выбирали Саше рубашку; он артачился, говорил, что это дорого, но герлфренд взяла его за воротник и сказала: «Нормально!» В этом эпизоде Саша настолько точно повторил бажинскую интонацию, что сам поверил в свой рассказ. Он испытывал острое счастье, описывая, как они вернулись из поездки по Балтике и одновременно заболели отитом, а потом поругались, решая, Саша поедет к своей девушке отпаивать ее ромашковым чаем, или она поедет к нему.

— Ты должен был уступить! — воскликнула принцесса.

— Разумеется, я и уступил, — не открывая глаз, ответил Ахин. — Она умеет сломать мне хребет.

Саша рассказал, что по телефону у его девушке голос совсем не такой, как в жизни, что ей идет голубой цвет, и он купил ей подвеску на мобилку в виде Стича. Что он каждый день ждет, что она позвонит или напишет и специально старается подолгу держать рингтон отключенным, чтобы в конце дня обнаружить от нее пропущенный или сообщение в мессенджере и мгновенно умереть от любви.

— Она тоже ждет, когда ты, гад, позвонишь! — сказала принцесса.

Саша неосторожно открыл глаза, очутился в реальном мире, где Бажин не звонил ему сам ни единого раза, и почувствовал, что не может сказать ни слова, потому что сейчас разрыдается.

— Следователи восстанавливают последний день, когда Ведомского видели в городе.

Прошло еще три дня, и Саше стало легче выходить на связь с эльфийской принцессой. Он перестал стесняться своего интерьера и раздумал стирать Semper fi с двери. Он заранее придумывал, что сегодня расскажет о своей девушке. Хотя «придумывал» — неточное слово, он проживал это. Один раз они ходили вместе на Паддингтона, и Саша страшно плевался, потому что сам с большей охотой посмотрел бы «Бегущего в лабиринте». Потом они поругались из-за того, что Саша назвал крещенские купанья варварством и глупостью. Эльфийская принцесса давала советы, сердилась и смеялась. Обычно во время сеанса связи она сидела с ногами в ротанговом кресле, и на ней были то ярко-желтые колготки, то скандинавские гетры, то леггинсы с поп-артовым принтом. Саша говорил ей, что хотел бы увидеть свою девушку в чем-то подобном, но за один намек на это боится получить по лицу.

Сведения о Ведомском, полученные от Семь-Сорок, Саша записывал в специальный блокнот, якобы подаренный его маленькой врединой. Блокнот был украшен гравюрой, изображающей Иггдрасиль. Ахин случайно купил его в супермаркете.

— Знаешь, почему она подарила его тебе? — однажды задумчиво сказала эльфийская принцесса и продолжила, внезапно перейдя на крик. — Потому что ты дерево, Саша!

— Примерно в 11.45 Ведомский вышел из дома, а около 12.00 зашел в магазин часов «Челлини». Консультант сказал, что он пожаловался на холостые прощелкивания во время механического подзавода. У него были часы…

— Морис Лакруа белого металла с циферблатом navy, — тут же отозвалась принцесса, не оставив сомнений в происхождении аксессуара.

— В 12.30 он вернулся ближе к дому и снял деньги в банкомате. Между 13.00 и 15.00 — точнее определить не удалось — его видели возле церкви «Всех скорбящих радость». Затем он обедал в кафе «Дольче вита», чек был открыт в 15.15 и закрыт в 16.03, и после его заметили в церкви Рождества… Это нормально, что он так часто посещал храмы?

Эльфийская принцесса смотрела на Сашу прямо и, чтобы выдерживать ответный взгляд, на разные лады поджимала губы.

— Говори то, что хочешь сказать, — раздельно произнесла она.

— Выводов следствия нет…

— Говори!

Саша вздохнул.

— Выглядит так, будто Ведомский искал сакральную жертву. Человека, который бы погиб при невыясненных обстоятельствах. А если бы труп сильно обгорел и не было возможности установить личность… В общем, он искал козла отпущения, который бы отпустил его к вам.

— До меня Леша так и не добрался, — сказала принцесса.

Ее голос прозвучал так, будто в отсутствии Ведомского путь и не было прямой Сашиной вины, но какая-то недоработка точно имела место. Саша смотрел в ответ немного исподлобья, ему тоже хотелось отвести взгляд.

— Вы знали о его планах, — сказал он совсем тихо. — Ведомский выбирал алкоголика, бездомного, нищего — кого-то, кого не жалко… Вас это не коробит?

— Поговорим лучше о твоей девушке, — сказала эльфийская принцесса и сделала губы сердечком, отчего на ее щеках образовалось гораздо больше ямочек, чем бывает в молодости.

«Поговорим о твоей девушке», — грустно смеялся Саша, когда на следующий день, 16 января, сопровождал клиента по другому делу прямо в логово змиево, в городскую прокуратуру.

Дело было связано с многолетней недовыплатой зарплаты пятидесяти дворникам, которые в отместку выходили на работу лишь ради того, чтобы бросаться прохожим под ноги со своими лопатами наперевес и криком «паааберегись!» или гонять на бобкэтах с поднятыми ковшами. Клиенту Саши за дурное обращение с подчиненными грозил штраф в размере двадцати тысяч рублей или годичная дисквалификация. Задачей Саши было сделать так, чтобы был только штраф.

Отдел по надзору за соблюдением трудовых прав граждан переживал переукладку телефонных линий в кабинете, потому директора МУП «Мехуборка и благоустройство» вызвали в коморку отдела по надзору за ЖКХ, куда трудовой отдел впихнул два своих стола. Саша вошел в кабинет, чуть наклонив голову на пороге, словно дверной проем был недостаточно просторен для него. Две верхние пуговицы на его рубашке были расстегнуты, обнажая ключицы; волосы в беспорядке падали на лоб, руки развязно заложены в задние карманы узких черных брюк. Нужно было видеть, как на лестнице он стаскивает шапку с помпоном и поспешно озирается в поисках зеркала, чтобы проверить, не образовался ли на голове дебильный пробор, а потом судорожно прячет шарф и, преодолевая сопротивление материи, расстегивает эти две чертовы пуговицы на рубашке.

Ровно на пороге кабинета отдела ЖКХ Саша стал равнодушным и сонным, словно ему было безразлично, кто здесь находится помимо него. Он смотрел поверх голов, не двинув ни единым мускулом в лице, когда заметил, как старший юрист отдела поднял голову и подслеповато сощурился на звук открывшейся двери, а завидев Ахина, резко отвернулся, будто окно над столом стало невыносимо интересным. На Бажина в этот момент как раз кричала начальница отдела. Видимо, она прочитала его заключение по делу и была впечатлена.

— Ранее осужденный за аналогичное преступление?! Андрей, у тебя кража люков!!! Люков, черт бы тебя драл, а у обвиняемого была 228-я! Ты люки от шмали не отличаешь?!

Ее не заботило, что она куражится над подчиненным в присутствии игрока конкурирующей команды, а в отделе Андрюше Бажину никто не был друг даже настолько, чтобы бросить на нее укоризненный взгляд. Ахин сделал вид, что ему безразлично происходящее, а сам, выгнувшись, заглянул в заключение и запомнил фамилию обвиняемого и район.

Это было мгновенное озарение, наитие, вдохновение! Стать адвокатом похитителя люков, разобрать на запчасти обвинительное заключение, заставить Бажина в суде краснеть и заикаться, выдернуть из-под него землю на прениях, убедить судью отправить дело на доследование. А в конечном счете — иметь право смотреть на Бажина целый час к ряду, целый час не отрываясь.

На следующий день, 17 января, утром Саша стоял у ворот ИВС. Морозной искрой серебрился бурьян под бетонным забором. Сержант на проходной узнал Ахина и приветствовал его словам «да блин чё опять-то».

В камере на четырех человек уютно, как тинейджеры в плацкарте, отдыхали семь гномов разных возрастов, от еще пока гладенького едва ли не домашнего гопника-ПТУшника до жуткого лешего, который так давно не стригся и не мылся, что с первого взгляда было не понять, если на нем одежда.

— Пеньков! — выкрикнул сержант. — К тебе адвокат пришел. Танцуй бля.

Общество оживилось. Леший с верхней полки загукал как филин, с нижних этажей заржали басом и загалдели тенорами.

— Ты основной, Пень! Кричали все. — И котлы крутые, и адвокат-пидор — весь при делах!

К выходу из хаты вытолкали Пня — мужичка, который сначала показался Саше ужасно старым для человеку, которому, по материалам дела, было двадцать восемь. Пень смотрел исподлобья, агрессии не проявлял, но и радости не выказывал. Было видно, что он из «мужиков», которые ни с чем не спорят без крайней необходимости. Он без сопротивления вышел из камеры, но как только оказался с Ахиным в комнате для переговоров, сразу сказал:

— Ничё не надо, у меня все ништяк.

Ахин внимательно посмотрел на него. Пень был похож не столько на злодея-рецидивиста, сколько на мирного бомжа по призванию. У него было смуглое лицо с морщинами-бороздами на щеках и вокруг глаз, однако его лоб оставался гладким. Глубоко посаженные мутные глаза смотрели на мир неодинаково: один быстро и живо оглядывал пространство и только иногда прятался под набрякшее веко, другой постоянно сидел под опущенной складкой кожи и не двигался синхронно с первым. У Пня были серьезные неврологические проблемы. Может быть, они не давали ему вести более спокойный образ жизни.

— Ясно, зимовку себе обеспечиваешь, — сказал Саша. — Но на поселении тебе зимовать лучше будет, а то пошлют тебя в тринадцатую — и чё?

Пеньков ответил, и в его ответе, не содержащем цензурных слов, читалось безразличие к собственной судьбе. Ахин не мог не отметить известную прозорливость бомжа: в действительности адвокат собирался добиться для подзащитного не смягчения наказания, а полного оправдания — только это стало бы достаточно чувствительным ударом для Бажина. И отправился бы Пень на свободу как раз после Крещения.

Защищать гражданина против его воли Ахин не мог, поэтому пожал плечами, встал, вяло помахал рукой — дескать, обойдемся без рукопожатий; ничего личного, но я не хочу потом делать прививку от столбняка. И только в дверях обернулся и примирительно попросил:

— Котлы покажи.

Пеньков не стал ломаться. Он расстегнул рукав бушлата, покопался пальцами в глубине всех слоев одежды и вытащил за браслет белого металла куранты с циферблатом navy.

— Спионерил? — равнодушно спросил Ахин, будто вид часов не произвел на него никакого впечатления.

— Подарили, — мрачно ответил Пень.

— Кто? Лох?

— Пидор.

Прессу из-за обгорелого трупа в квартире Ведомского жестоко штормило всю первую рабочую неделю нового года. Строились поэтические предположения, кто мог сгореть вместо нечистого на руку коммунальщика. Перебрали его семью, дружеские и криминальные связи, несколько раз упоминали Эльфийскую принцессу, недоумевая, почему она еще не выложила в инстаграм видео своего победного танца на мешке с деньгами. 18 января областной прокурор объявил пресс-конференцию, на которой пообещал честно ответить на все вопросы о деле Ведомского.

Ахин пришел за десять минут до начала. Свободных мест в кабинете для селекторов уже не осталось. Встав у стены, адвокат по обыкновению поискал глазами в толпе белокурую голову Бажина и не нашел. В ту же минуту его толкнули в бок чем-то мягким. Ахин обернулся и увидел, что это был обтянутый голубой форменной рубашкой выступающий живот и невольно улыбнулся. Рядом встал добрый великан Семь-Сорок. Они пожали руки, и у Семь-Сорок ладонь как всегда оказалась теплее.

Последним из боковой двери за президиумом в зал для селекторов вошел прокурор — моложавый, подтянутый, смуглым лицом и сладкой улыбкой похожий на турецкого аниматора. Как бы ни был он хорош, нашлись и у него свои хейтеры — кто-то из сидевших в первых рядах при его появлении принялся наигрывать на губе мотив «Каждую пятницу я в говно».

— Рад всех видеть, — осклабился прокурор первому ряду. — Как мы с вами поступим? Наверное, я озвучу фабулу, а потом вы зададите вопросы по теме. Итак, по предварительной информации, 6 января этого года Ведомский пригласил к себе гражданина около сорока лет, личность которого до сих пор не установлена, и стал распивать с ним спиртные напитки. Затем ударил его по голове тяжелым предметом, облил бензином и поджег. Смерть неизвестного наступила в результате ожогов 100% поверхности тела. После этого Ведомский скрылся. Сейчас он объявлен в федеральный и международный розыск. Возбуждено уголовное дело об убийстве общественно опасным способом.

— Он был подозреваемым в уголовном деле о мошенничестве. Его имущество арестовано? — спросили из первых рядов.

— К сожалению, наиболее ценное из этого имущества — квартира в пентхаусе, и она в плохом состоянии. Но мы приложим все усилия, чтобы потерпевшим был максимально полно компенсирован ущерб, — сыто улыбнулся прокурор.

— Разве на его счетах ничего не было? — продолжали спрашивать из зала.

— Мы предполагаем, что большую часть своих сбережений Ведомский обналичил, -сказал прокурор, опуская глаза, словно ему было стыдно за поведение подозреваемого.

— Сколько осталось? — выкрикнул кто-то из зала.

— Сколько в рублях? — подхватил Ахин. Эти выкрики прокурор проигнорировал.

— Это правда? На счетах ничего нет? — тут же спросил Саша у Семь-Сорок.

— Через две недели? Уж теперь-то правда, — ответил тот.

10.

Ахин бочком вышел из зала. Запутанное здание областной прокуратуры с его восемью лестницами и коридорами, длинными, как тяжбы в арбитраже, имело свой привкус. Здесь пять лет назад Саша во второй или третий раз в жизни встретил Андрюшу Бажина. Ахин вел по коридору полоумную клиентку, которая выкрикивала: «На всех напишу! На и начальника полиции напишу, и на дознавательницу, суку тощую! И на участкового, вот уж устрою ему жизнь!» Бажин стоял возле окна, глядя в телефон. Громкие звуки беспокоили его, как всякую рептилию, и он по-игуаньи медленно поднял голову и проводил Ахина взглядом. Они на тот момент уже знали друг друга в лицо, но официально еще не познакомились и не имели нужды приветствовать друг друга и пожимать руки. Саша, уходя вдаль по коридору, тоже то и дело оглядывался. Он еще ничего не чувствовал к Бажину, но его внешний вид неизъяснимо его волновал: «страшен мирному дулебу синий глаз и волос белый».

Выйдя во двор, Ахин проморгался после полумрака и достал телефон. Сначала он надеялся, что успел забыть номер Бажина, но потом вспомнил, какой у него был оператор, затем — что цифры в конце его логина в инста были такими же, как последняя пара в телефонном номере, а там и остальные числа не заставили себя ждать.

«Тогда я надеюсь, ты его сменил», — подумал Саша и включил набор номера.

Трубку сняли почти сразу. По телефону голос Бажина звучал тихо и казался прохладным на ощупь.

— Это Ахин. Не бросай трубку, я хочу сказать тебе что-то важное, — выпалили Саша.

— Ну.

От этого «ну» Ахин чуть не швырнул трубку оземь, но быстро пропустил гнев мимо себя и сразу почувствовал такой страх и такую слабость, что сел на последнюю ступеньку прокурорского крыльца и свободной от телефона рукой обнял самого себя за плечо.

— Когда твой шеф освободится, найди возможность поговорить с ним наедине. Скажи ему, что бомж, которого ты сажаешь за люк, странный. Скажи, что у него часы Морис Лакруа белого металла с циферблатом navy.

— Что?

Нет, Бажин не пытался сыграть безразличие. Его правда напугало это слово.

— Синенький! — заорал в трубку Саша и вскочил со ступенек. — Темно-синего, значит, цвета циферблат!

Ярость прокатилась над ним, и он привалился к подпирающей козырек колонне, сгорая от нежности.

— Ты все запомнил? Запиши, — тихо прибавил он.

— Это какой-то бред, — сказал Андрюша Бажин своим аккуратным телефонным голосом. Он не хотел выказать пренебрежение к собеседнику, всего лишь честно сообщал ему, чем является все услышанное.

— Андрюш, Пеньков, который украл люк, был у Ведомского перед пожаром. Ведомский позвал его, чтобы убить, сжечь и представить дело так, будто это он сгорел в своей квартире. Ведомский сперва весь день крутился в часовых мастерских, чтобы весь город точно знал, какая у него марка часов, а потом отдал их бомжу, чтобы труп опознали по ним. Но что-то пошло не так. Пеньков защищался и сам убил Ведомского, а потом устроил пожар. Выйдя из квартиры, он укатил люк со двора, и дело о краже люка отдали тебе. Андрюш, ты все понял?

— Убийство Ведомского я не надзираю, — так же ровно ответил Бажин.

— Андрюш, — наклонялся над своей трубкой Бажин, — Андрюш, послушай меня. Пеньков — это человек, который стоит между полуярдом на счетах Ведомского и твоим шефом, который уже решил вопрос о выводе денег, ведь все думают, что это сделал выживший Ведомский. Но Ведомский не выжил, Пеньков тому — и виновник, и свидетель, и доказательство. И если правда всплывет…

— Я тебя понял, — быстро ответил Андрей. По его тону было понятно, что понял он и впрямь только сейчас.

Он хотел сказать или спросить что-то еще, но Ахин с отключил связь. Вечером того же дня он позвонил в ИВС.

— Дай трубец подзащитному, — сказал он, услышав голос знакомого дежурного. Тот выдержал долгую паузу.

— Угораешь, — укоризненно сказал полицейский. Было слышно, что канун Крещения для него — большой праздник, и дежурство ему не помеха. — Как будто я враг тебе. Сначала увез своего блатного бомжа в ночь морозную, а потом звонишь и над-д-смехаешься!

— Я не увозил, — сказал Саша.

— Прокурорских на свою сторону перетащил, — продолжил взывать к адвокатской совести дежурный. — А старых приятелей даже с Рождеством Христовым не поздравил. А наше дело что? Ну если есть постановление о прекращении дела, ну мы же отпираем двери и иди. И вышел Пень на все четыре стороны, а у самых ворот его машина тонированная подхватила и фрр.

— Больше его никто никогда не видел, — закончил Саша. — Я понял тебя. Спасибо.

...

Ұқсас кітаптар

Саша НенадоРуины церкви, расчлененный труп и я

18+

автордың кітабын онлайн тегін оқу УголькиСаша Ненадо

Саша Ненадо

Угольки

Оглавление

Ұқсас кітаптар

автордың кітабын онлайн тегін оқу Угольки
Саша Ненадо