автордың кітабынан сөз тіркестері  Политика различий: Культурный плюрализм и идентичность

Владимир Малахов

не утратил объяснительного потенциала.

Есть «пораженные в правах» индивиды и слои населения, и есть «пораженные в правах» города. И то и другое — следствие процессов капиталистической глобализации, которые мы бездумно именуем «развитием».

«Обретение возможностей» и «наделение правами» (empowerment) на одном полюсе влечет за собой «изъятие прав», «лишение возможностей» (disempowerment) на другом полюсе.

Наследуя этой культуре, культура постсоветской России не может не быть многосоставной в смысле идентификации тех, кто участвует в ее производстве и потреблении.

Вполне уместно провести параллели между социальным самочувствием российских граждан начала 1990‐х и аналогичным ощущением немцев и японцев после поражения 1945 года. У нас, конечно, не было оккупации, но у многих было ощущение, что новые ценности импортированы [101].

Идеологическая неоднородность России обусловлена прежде всего тектоническим сдвигом, пережитым страной в 1991 году. Строго говоря, это был уже второй такой сдвиг за столетие: первый произошел в 1917 году.

«Третья Россия» — это страна сел, сельских поселений и малых городов. Это «огромная по территории периферия», суммарное население которой составляет примерно 38% от населения всей России.

Если для большинства российских граждан, относящих себя к православным, проявление их религиозности сводится к двум-трем посещениям храма в год и освящению куличей на Пасху, то для религиозных меньшинств их вера — это образ жизни, который они готовы активно пропагандировать.

Как бы то ни было, важно отдавать себе отчет в одном существенном обстоятельстве: коммунисты не пытались построить «советскую нацию» — они пытались построить «советский народ», состоящий из множества наций

Если термин «империя» к нему и применим, то с целым рядом оговорок [95].