Оглавление

Барсуковы против Монстров
Ник Трейси

Все совпадения человеческих и географических имен случайны, кроме города Сарапул. Такой действительно существует и в нём и впрямь временами случаются странные вещи. Слабонервным просьба отвернуться от экрана. А в остальном это будет очень веселое приключение, которые вы точно не забудете.

Глава 1. Барсуковы планируют отпуск

В новом доме молодожены Барсуковы жили всего девятый месяц. Это был кирпичный одноэтажный коттедж на самом краю строящегося посёлка за чертой города Сарапул. На пятнадцати сотках поместилась баня, сарай, гараж, теплица с огурцами, а остальную землю по обычаям тех краев засадили картошкой, помидорами, тыквами, малиной с крыжовником, и чайными розами. Жоре и его жене Юле здесь нравилось. Луговой дух свободы витал в воздухе и наполнял грудь теплом семейного счастья.

Из южных окон открывался вид на пыльную грунтовую дорогу, за которой расстилались бесконечные просторные поля, заросшие клевером, полыней, ромашкой, мать-и-мачехой и сочной травой по колено. Пестрящий цветами, ландшафтный ковер с отдельными группами черно-белых коров вдали плавно переходил в зеленые холмы с редкими сосенками, за которые каждый вечер убегало жизнерадостное солнце.

Примерно в двух километрах к востоку крайние девятиэтажки микрорайона «Элеконд» с наступлением сумерек загорались желтыми огоньками квадратных окон. Ближайший соседний коттедж находился через два недостроенных участка с котлованами, которые постоянно затапливались после дождя и приманивали по вечерам лягушек всякой комариной вкуснятиной.

Супруги, полные гормонов и инфантильного огня, держались, в общем, не так плохо. Жоре в начале лета исполнилось двадцать девять, Юле оставалось пару недель до двадцати пяти. Они знали друг друга со времен студенчества. Она училась на эколога, он на нефтяника. Общие друзья, пьяные дискотеки, три поездки в Крым в шумной компании и несколько десятков походов в кино, затем спонтанное предложение в пиццерии (где обоих взяла непонятная зависть из-за молодоженов за соседним столиком) и столь же импульсивное согласие.

Разумеется, никто из них понятия не имел о брачной жизни. В какой-то момент, когда отступать уже было поздно, Жора убедил себя, что это, наверное, будет весело, почти так же весело, как студенческая жизнь в общежитии. И надо сказать, он не сильно ошибся.

Первая неделя переезда в новый дом (после семи лет в съемных квартирах) оказалась и впрямь забавной. Полдня они доказывали друг другу, где лучше разместить телевизор, куда поставить кресла и насколько большую кровать купить на ближайшую зарплату. Единственное, в чем новоиспеченная пара сошлась с первого раза, касалось размеров кровати. На неё денег решили не жалеть. В результате супружеское ложе заняло ровно половину спальни. Когда жены не было дома, муж с хорошенького разбегу прыгал из коридора в открытую дверь, приземлялся в пружинистый центр матраса, а после глядел в потолок и вновь и вновь задавал себе вопрос: «какого черта ты женился?»

Брак открыл каждого с неожиданной стороны. В компании друзей дозамужней Юле было наплевать на то, что делает Жора и как он выглядит. Когда же он стал мужем, оказалось, что многие его манеры просто невыносимы. К примеру, она просто вскипала всякий раз, когда муж прыскал майонез на каждый отдельный пельмень, не выпускал упаковку из рук и решительно отказывался пользоваться блюдцем с соусом. В другой раз, после вечернего душа она забиралась в постель и с криком выбрасывалась оттуда, когда тысячи острых крошек впивались во все части холеного тела.

Они могли поссориться из-за не схождения во мнениях относительно корейского конфликта или из-за меню на ужин. Жена называла его «муж, объелся груш», когда Жора промахивался мимо гвоздя и, сдерживая вопль, затем прыгал попеременно на обеих ногах. Он сильно бесился на это «муж — объелся груш». Жора никак не мог придумать обидную рифму на слово «жена», отчего получалась какая-нибудь нелепость вроде «жена- коза». Эта литературная безысходность валила Юлю со смеху на пол.

Трудно сказать, была ли это счастливая пара. Однако, они провели чудесный медовый месяц на Болеарских островах, а потом еще один на Кубе, умели вместе мечтать о мире во всем мире, о том, как они отправятся в африканскую экспедицию на Килиманджаро и в морское кругосветное путешествие на яхте и о том, как спасутся в бункере от астероида и начнут строить новый мир. Они часто читали одинаковые книги и увлеченно говорили о таких абстрактных вещах, как родственные души, загробная жизнь, вечность, Бог, бесконечность, смерть, любовь и радиоактивный постапокалипсис после истощения природных ресурсов планеты в ближайшую тысячу лет.

Он увлекался астрофизикой и рассказывал ей о звездах и даже уломал сильно потратиться на дорогущий телескоп. Она мечтала открыть новый вид морских животных и к сорока годам переехать жить в дом на берегу Карибского моря, где-нибудь в районе Барбадоса. Но все эти мечты и счастье дрожали и трескались, когда Юля робко спрашивала о детях, а Жора нервно вздыхал, отворачивал голову и невнятно говорил, что конечно, со временем, обязательно, но пока нужно расплатиться с кредитом за автодом, который они взяли для веселых путешествий по стране и уже успели опробовать в нескольких веселых пикниках с друзьями.

Последние дни молодожены Барсуковы вовсю готовились к предстоящему путешествию в Европу на своем новеньком Виннебаго. Идея провести совместный четырехнедельный отпуск, колеся на автодоме по асфальту от Удмуртии до самой Атлантики, пришла Жоре, который очень хотел сделать Юлю самой счастливой женой на всем свете.

Однако у людей на планете Земля ничего не бывает просто так. Юля понимала эту истину, как никто другой. Каждый раз, когда тема с ребенком грозила подтолкнуть их к пропасти с угрозой развода, Жора, не желавший менять их парную идиллию третьим существом, всегда готовил превентивно-грандиозный сюрприз. В том году это была поездка на Кубу, в позапрошлом Крым, а теперь вот пришла пора ударить тяжелой артиллерией. Шуршать на колесах из комариных дремучих лесов до соленого океана — ну, не чудо ли? Какая нормальная жена вздумает пилить мужа по поводу детей после такого подарка?

Эта вопросительная мысль доставила Юле темное удовольствие. В томной неге перезревшего лета, на исходе августовского дня, пока в духовке дозревал цыпленок Табака, а на плите добулькивал красный борщ, она сидела на деревянных ступеньках крылечка внутреннего двора с кухонным полотенцем через плечо, любовалась белыми и голубыми бабочками, порхающими над гладиолусами на фоне жирного апельсинового солнца, и вдруг улыбнулась своей тайной джокерской улыбкой. На Барсуковой-жене было легкое ситцевое платье нежно-желтого оттенка, которое облегало и подчеркивало все ее упругие молодые прелести, за какие она, кстати, даже получила приз на Сарапульском конкурсе красоты. Сандалии на ногах обнажали пальчики с розовым педикюром. Русые волосы лились на плечи гладким шелковым водопадом. В каждом ее вздохе, взмахе ресниц и движении тела было то, от чего мужчины теряют голову и воют на луну.

Упоенную луговыми ароматами тишину неожиданно разрезал звук мотороллера, после раздался скрип калитки и скоро перед ней возник любимый муж, высокий, подтянутый, чернобровый красавчик с казанскими генами. Облегающие бриджи подчеркивали дерзость и молодость, от белой хипстерской майки исходил запах мужских феромонов, а за плечом Жора держал спортивную сумку, с которой ходил в спортзал для поддержания формы, чтобы жена не ушла к другому.

— Привет, милая, — Барсуков-муж прихлопнул у себя на шее комара, после чего нагнулся и чмокнул супругу в пухлые губки. — Погода сегодня огонь, скажи? Ты что-то готовишь? Пахнет вкусно.

— Да, скоро борщ будет, — не слишком жизнерадостно ответила Юля.- И курица, как ты любишь.

— Все нормально? — за десять лет вместе Жора научился определять настроение жены по легким вибрациям в голосовых связках.

— Нормально…. — Юля всадила в мужа хладнокровный взгляд. — Просто я сегодня убиралась в детской и вдруг подумала, как же это тупо, что у нас есть детская, но до сих пор нет ребенка.

— Гоосподи… — Жора скинул сумку и присел на ступеньку рядом. — Я думал, мы уже все обговорили.

— Что обговорили? — Юля не улыбалась, а это был тревожный знак.

— Что оставим эту тему на потом.

— У тебя все потом. Все мои подруги уже гуляют с колясками, а кто не гуляет, тот ходит с бегемотьим животом.

— Ты хочешь бегемотий живот? — Жора издал смешок, надеясь, что и она вот сейчас засмеется, а потом они вместе поржут и все войдет в привычную колею.

Барсуковой-жене очень хотелось прыснуть смехом в ответ, но желание устроить эмоциональную атаку оказалось сильнее.

— Угадал, я хочу бегемотий живот, — выдала она с непроницаемым лицом. — Хочу, чтобы у нас была полноценная семья. Хочу просыпаться среди ночи и укачивать малыша. Хочу посмотреть, как он тебя обделает, когда ты будешь его пеленать. Хочу отрубаться без ног от бессонных ночей и вместе мечтать, каким он или она вырастит чудесным человеком, возможно даже профессором или каким-нибудь риелтором.

— Ого, как много «хочу» сразу, — шутливо присвистнул Барсуков-муж.

— Что это значит? — в глазах Юли сверкнули молнии.

— Перестань. Я никогда не говорил, что не хочу детей, я просто хочу, чтобы мы поговорили об этом потом. — Жора отчаянно жестикулировал, показывая сцепленными ладонями, что «потом» это символическое расстояние в воздухе — После нашего отпуска, хорошо, милая? Давай еще пройдемся по списку, что нужно купить в дорогу. Ты ведь уже не злишься?

Жора снова попытался ее чмокнуть примирительным поцелуем, но в этот раз Юля увернулась от маневра. Барсуков-муж ощутил, как окружающий мир слегка хрустнул и если ему срочно что-то не сделать, то эта трещина будет расти и развалит все на части.

— Я не злюсь, дорогой, — Барсукова-жена поднялась, опираясь о его плечо, и устремила взгляд поверх теплицы, где вдали под самым горизонтом за федеральным шоссе темнел лес на длинном пологом склоне холма. — Ты это здорово придумал с путешествием….

— Но… — продолжил за нее муж, оставаясь внизу, поскольку в тоне жены не заметил особой радости.

— Но нам нужно понять, хотим ли мы одного и того же.

— Стой, стой, стой, стой! — вконец разволновался вспотевший супруг. — Ты что, серьезно? Мы же договорились обсудить это позже!

— Кто договорился?

— Ты специально мне мозг выносишь? Мы оба знаем, как ты это любишь! Устроить скандал, когда все хорошо.

— Что!? — ее аккуратно выщипанные брови сдвинулись, как у грозного Зевса, а изящные кулачки уперлись в осиную талию. — Когда это я тебе мозг выносила?

— Да прямо сейчас! — выкрикнул Жора и сразу пожалел об этом, но его уже понесло и он не мог остановиться. — Ты же знаешь, как я тебя люблю! Этот долбанный автодом я купил только ради тебя! Ты заметила, я теперь на тырчике в город езжу! Знаешь, сколько стоит Виннебаго!? Но мне не жалко, я знаю, как ты любишь путешествовать и как ты всегда мечтала о такой поездке! Все ради тебя и это твоя благодарность!?

Барсукова-жена выслушала этот словесный вулканский выброс с непроницаемым лицом Клеопатры, после вздохнула и нанесла смертельное комбо:

— Какой же ты свинья.

— Что? — голос Жоры дрогнул.

— Что слышал. Иди жри свой суп, скотина!

Юля демонстративно отвернулась, хлопнула полотенцем и вошла в дом, грохнув дверью так, что на Жору упал китайский фонарик сверху.

Несколько мгновений гордость внутри Барсукова-мужа боролась с нежными чувствами к жене, но первая в тот вечер все же победила. Жора резко вскочил со ступенек, хотел крикнуть что-то обидное вслед супруге, однако не осмелился и решил, что лучше спустить пар на расстоянии.

Юля увидела голову мужа из окна кухни, когда тот вернулся к калитке, после чего услышала, как затарахтел мотороллер и затем это тыр-тыр-тыр медленно угасало на пути к микрорайону, поднимая клубы пыли по грунтовой дороге среди ароматных полей.

На самом подъезде к городским окраинам Жора увидел худощавую, болезненно-бледную одноклассницу Веру Синичкину, с которой фигурально миллион лет назад сидел за одной партой и даже списывал контрольные по математике. Девушка собиралась в поля собрать луговых трав, чтобы сделать из них настойку «на привлечение любви», рецепт которой она вычитала из сомнительного журнала «Сама себе ведьма». В пыльных джинсах, кедах, в сильно обстиранной майке, с девчачьим рюкзачком на спине и с тонким хвостиком на голове она выглядела подростком, который давно не высыпается.

— Привет, байкер! — улыбнулась она, когда Барсуков-муж остановился, чтобы поздороваться. — Как семейная жизнь?

— Привет, Вера, — Жоры скривил подобие улыбки. — Да… с переменным успехом.

Вера Синичкина сразу приподняла бровь. На личном фронте девушка не могла похвастаться успехами, а Жора, тем более женатый, казался ей очень милым.

— Ну, брак он такой, да, всякое бывает. Передавай жене привет.

— Передам, — соврал Жора. — Давно тебя не видел. Как ты вообще?

Про девушку ходили слухи о странностях и затворничестве после последнего развода, но эту тему Барсуков деликатно обошел.

— Спасибо, у меня все хорошо, — кивнула Вера с кротким видом, но после подняла озорной взгляд. — Может, выпьем по чашке кофе? Тут недавно кафешку открыли. Расскажешь, что у тебя нового.

Жора вздохнул, оглянулся на коттедж далеко в полях. В ушах снова, как ножом по сердцу прозвучало «Иди жри свой суп, скотина».

— Да, почему бы и нет, — согласился он с легким чувством мести. — Правда долго не могу, сама понимаешь.

— Понимаю, — вздохнула Вера и сразу представила Жору вобнимку с собой на последнем ряду кинотеатра.

Разговор не клеился с самого начала. Жора чувствовал себя преступником и все время думал о жене, поэтому слова одноклассницы долетали до него весьма фрагментарно:

«… устроилась вот на новую работу», «…подумывала уехать в Москву, но…», « …сегодня иду в ночную…»,»…а помнишь, как в поход ходили…», «…у Светки Мальцевой сын родился…», «…слышала, вы на Кубу летали….».

Барсуков-муж рассеяно кивал, прихлебывал кофе, натянуто улыбался и старался поддакивать. Через двадцать минут он вдруг понял, что, видимо, согласился обменяться телефонными номерами, поскольку одноклассница диктовала ему цифры…

— Ты что, так запомнишь? — Вера Синичкина наивно полагала, что скоро станет любовницей.

— Чего?

— Мой номер.

— А, да.

Жора неловко улыбнулся, достал телефон из кармана и вбил все одиннадцать цифр, а после сделал ей дозвон, чтобы она сохранила у себя его контакт. Обмен коммуникационными координатами окончательно вывел Барсукова из ступора. Он вдруг почувствовал себя последним подлецом, совершившим мерзкий адюльтер, поэтому резко подорвался на выход.

Но тут он, наконец, увидел Верины глаза, полные молящей нежности. Она смотрел на него совсем не как одноклассница. В ее взгляде была отчаянная надежда, которая — он знал точно — в будущем принесет ей страдания.

— Ты знаешь, — неожиданно сказала Вера Синичкина, — а ты ведь мне всегда нравился.

— Правда? — Жоре захотелось провалиться сквозь землю.

— Правда. Я понимаю, что не нужно было этого говорить, но..

— Ты уж меня извини, Вер, — резко прервал Жора надвигающуюся мелодраму и сделал гримасу вины. — Но мне нужно бежать. Жена будет волноваться.

— Да, конечно, я понимаю, — едва успела она бросить в сторону хлопнувших стеклянных дверей.

Девушка упала на спинку стула, стиснула теплый бумажный стакан в ладонях, а потом еще долго сидела в одиночестве, чувствуя, как по щеке сползает крупная слеза.

Не прошло и получаса, как Барсукова-жена услышала родное тыр-тыр-тыр. Юля сразу выключила телек, где смотрела веселые клипы с кудрявыми мужиками, и упала в кровать лицом в подушку, дабы испить всю сладость победы. Она не всегда понимала, зачем ей это нужно, но когда муж просил прощения — это было так искренне, намного чувственнее, чем просто признание в любви.

Жора застал супругу тихо рыдающей в спальне. Сердце сразу сжалось болью. Какого черта он взял телефон одноклассницы? Он что, реально подумал об измене?

— Милая…

Барсуков-муж присел на кровать рядом с ее круглым задом, и коснулся стройной спины. Юля в ответ всхлипнула.

— Ну, хватит плакать. Давай не будем ссориться.

Рука Жора заскользила по спине и взобралась на желтую горку. Юля ловким движением стряхнула ладонь в сторону.

— Ты сам начал, — шмыгнула она носом.

— Я начал?

— Зачем было говорить про Виннебаго!? — Юля развернулась со слегка зареванным лицом. — Как будто я высасываю из тебя деньги! Мы купили машину для нас, а не ради меня.

— Да, да, извини, — заморгал муж, понимая, что она, в общем, права. — Я просто хотел сказать, что ты мне очень дорога.

— Тогда не надо откладывать важное на потом.

Юля уже забралась спиной в полированное изголовье кровати, сцепила руки на груди, и приготовилась ко второму раунду. Глубоко в душе она чувствовала, что под внешним лоском их благополучия заложена мина замедленной действия. Теперь ей действительно хотелось докопаться до истины. Если они так счастливы, то почему он не хочет от нее детей?

— Я …я не то, что не хочу от тебя детей, — Жора от волнения заикался, сердце колотилось, как бешенное. — Я…я просто в принципе пока не готов стать отцом. Наверное.

— К этому никто никогда не бывает готов! Мы же вместе смотрели с тобой фильм. Сет Роген был готов иметь детей? Конечно, нет, но этот торчок все же с радостью стал отцом. Потому что любил свою девушку!

— Ты про какой фильм? — Жора снова пытался сыграть в дурачка.

— Не меняй темы! — взвизгнула Барсукова-жена.

И все пошло, поехало по-новой. То, что началось с невинной шалости позлить мужа, переросло в матершинный семейный скандал. В ту и другую сторону летели такие снаряды, как «ты меня не любишь», « ты не умеешь готовить», «взрослые мужики так себя не ведут», « а ты ведешь себя как маленькая девочка» и в таком духе, пока они не добрались до страшной тайны о том, что возможно они слишком поторопились с женитьбой…

Юля снова плакала, Жора пытался успокоить, но взрыв уже случился. Брак хрустнул и эта трещина теперь росла и рвала все годы их счастливого знакомства. К ночи, когда борщ на плите окончательно остыл, а цыпленок Табака почувствовал себя преданным, они устали изводить друг друга страшными признаниями. Молча и по отдельности приняли душ, раздельно сделали себе по чашке вечернего чая, а после встретились в спальне, как насильно пожененные монархи. Ну, хоть, не отправила спать на диван, подумал Жора, уверенный, что к утру все разрешится. Все-таки поездку никто из них не отменил, а любое путешествие действует, как исцеляющий бальзам.

Утомленные, обескураженные и обоюдно испуганные перспективой развода, они сидели в огромной кровати, каждый на своей стороне, глотали чай в кружках с пакетиком и безмолвно смотрели Форест Гампа на широкой плазме, пока фильм не прервал срочный выпуск новостей. Симпатичная ведущая в длинных золотых серьгах зачитывала тревожным голосом :

— Срочное сообщение. Сегодня около шести вечера в Советском районе города Хомуты была похищена семилетняя Маша Галиева. (на экране появилось фото счастливой девочки с длинными черными волосами) Очевидцы утверждают, что девочку схватил здоровый мужчина в черной балаклаве, после чего затолкал ее в фургон с заклеенными номерами и угнал в неизвестном направлении. Два часа назад брошенный автомобиль был обнаружен в лесополосе за городом. Если вам что-нибудь известно о местонахождении девочки просим сообщить по телефонам….

— Какой ужас… — произнесла Юля. Это были ее первые слова после постскандального бойкота. — Кто такое может сделать?

— Какой-то урод, — покачал головой Жора и вкрадчиво оглянулся на жену.

— Спокойной ночи, — сказала Барсукова-жена с примирением в голосе, а после отвернулась, легла на бочок и запустила руку под розовую подушку.

— Спокойной ночи, — улыбнулся Барсуков-муж и выключил телевизор.

Скоро оба погрузились в освободительный сон.

В крайних девятиэтажках микрорайона давно не горели огни. В коттеджном посёлке тоже все спали. Шел третий час ночи. Над голыми удмуртскими полями летела реликтовая моль. Облака, бегущие по ночному августовскому небу, раскатывали по земле длинные чудовищные тени. Никто не видел, как в приоткрытую форточку спальни молодых супругов впорхнула странное насекомое.

Глава 2. Откуда взялась моль

За несколько часов до знаменательной ссоры Барсуковых на севере Башкирии (в двух с половиной часах езды от их коттеджа, если ехать без пробок по трассе) буровая установка с десятиметровой мачтой оглушала окрестные деревни диким ревом дизельного двигателя, делая в планете Земля дырку в поисках черной вонючей жидкости, которая использовалась у аборигенов в качестве популярного источника топлива.

Из разведочной скважины с глубины полутора тысяч километров буровики извлекли, казалось бы, обычный керн. Однако прежде, чем порода попала в лабораторию, от неё отпала двухсантиметровая продолговатая галька и в цилиндрическом образце осталась каверна. На странный камешек никто не обратил внимания. Он упал во влажную августовскую глину посреди буровой.

На самом деле это был совсем не камешек, а куколка насекомого. Спустя двадцать минут, уже в глине, фибриллярная оболочка изменила цвет с черного на светло-серый. Обилие атмосферного кислорода прервало состояние глубокого анабиоза. Насекомое зашевелилось.

Современная энтомология не знала данного вида. Это и не удивительно, учитывая, что куколка лежала под гигантским давлением в толщах земной коры в течении четырех миллионов лет. Единственное в своём роде насекомое могло быть причислено к отряду чешуекрылых. Возможно, какой-нибудь учёный лепидоптеролог сказал бы, что это леопардовая моль. Именно на эту особь походил оживший экземпляр.

К сожалению или к счастью, сенсационного открытия в научном мире не состоялось. Насекомому было суждено прожить меньше суток. Во второй половине дня моль выбралась из куколки на поверхность влажного следа, оставленного в глине сапогом помбура. Белые с черными крапинками крылья вздрогнули, как бы разминаясь, и существо взлетело.

Крылатая особь вела себя крайне необычно для насекомого. Первые мгновения её крылья привыкали к полёту, но уже совсем скоро она набрала высоту и полетела по кратчайшей прямой к пункту назначения. Она не порхала в разные стороны, как другие бабочки. За шестнадцать часов ей нужно было преодолеть расстояние в сто семьдесят три километра. У неё просто не оставалось времени на лишние виражи в пути. Моль торопилась долететь до места своей кончины.

Глава 3. Про странную девочку, которая очень много спала

Незадолго до бурового инциндента с молью в совершенно другой части Мультивселенной, достаточно далеко от Туманности Андромеды и совсем не близко от галактики Млечный путь, в неизвестном войде пустынного космосма дрейфовала полая продолговатая штука серого цвета размером с продуктовый фургон, похожая на кокон.

Это штука на самом деле была вполне естественным космическим образованием, как, к примеру, астероид, планетоид или звезда. Странный объект назывался гуак-ячейка 6006 и внутри него, в самом центре, парило хрупкое существо, которое издалека можно было принять за маленькую анемичную девочку с воинственным макияжем под глазами. Большую часть своей жизни малышка спала и видела сны о прошлом и будущем.

В нескольких известных энциклопедиях существо относили к виду «serus kohus», что на чвокерском означает «клацающая во тьме». В бесконечной прохладе межзвездного пространства, царящего в обитаемых измерениях мультиверса, насчитывалось всего тринадцать подобных особей. Спецслужбы Объединенных Сил Антираспада дали им кодовое название «Груля», хотя в действительности у них не было имен. Период развития из детеныша во взрослую особь растягивался на двенадцать миллиардов лет. Они никогда не размножались, но когда одна из них погибала, то где-то на окраине далекой звездной системы на планете богатой ураном и кислородом из яйца семихвостой желтопалой кукабары на свет появлялась новая Груля.

Ученые большинства вселенных уровня М8 и выше придерживались мнения, что по поведенческим признакам, Грулю следует относить к самкам. Кроме того, женская природа опасного существа угадывалась по красному сарафану в крупный белый горошек, который при ближнем рассмотрении оказывался не текстильным принтом, а маленькими сферами, которые содержали в себе сложный секрет, выделяемый грулиными железами. По непостижимой причине они рождались прямо в этой одежде, которая на самом деле не имела ничего общего с тканями, а была углеродно-азотистой частью организма.

Груле в гуак-ячейке 6006 было всего 200 миллионов лет, поэтому в любых экстраполяциях она считалась сущим ребенком. Хотя на дитя в человечьем понимании она, конечно, походила мало. Из большой лысой головы повсюду торчали острые, как иглы, роговые шипы по два дюйма в длину каждый, поэтому с учетом довольно тонкой шеи, она весьма напоминала репей. Обманчиво худенькие ручки, парившие горизонтально вдоль ложно-щуплого туловища, заканчивались когтистыми пальчиками. На бледном осунувшемся личике под глазами расходились широкие синие полосы. Это была не косметика, а природный окрас. Но, пожалуй, еще большей воинственности ей придавали не шипы и когти, а верхние клыки, лежащие на нижней губе, как у саблезубых тигров.

Большие выпуклые глаза беспрестанно шевелились под веками, но в остальном она оставалась безмятежна, просто лежала, подвешенная в изолированном псевдовакууме, где концентрировалось столько Ви-энергии, что хватило бы на уничтожение всего сущего за доли долей секунды. Через каждый шипик на лысом черепе проходило двенадцать квадриллионов электронВольт, а в пупок беспрестанно всасывался весь темный потенциал незримых субкварковых частичек Ридберга, что обеспечивало триллиардам мирам Мультвивселенной стабильное существование.

Без гуак-ячеек с живым содержимым — звезды, планеты, люди, бвонги, кашалоты, чвокеры, кариакусы и любые другие живые существа вместе со всем окружающим распались бы на неделимые частички, как кусок сахарного печенья упавший в чашку с теплым чаем. Если отбросить сложную квантовую космофизику, можно сказать от Грули зависела жизнь во всем ее многообразии на непостижимых пространственно-временных масштабах. Она была тем самым клеем, который позволял ученым находить в природе упорядоченности и закономерности. Только из-за Грули вы можете дышать, хрустеть шеей, глазеть на буквы и пытаться вникнуть в текст.

Не будь этого парящего в космическом коконе монстрика, мы с вами вероятнее всего и не узнали никакой жизни, а наша история вообще никогда не была бы рассказана. Забавно, что это внешне отталкивающее существо обладало преимущественно сознанием ребенка и на протяжении всех циклов пульсации Вселенных, хотело лишь одной вещи, а именно — чтобы ее кто-то, наконец, удочерил.

Однако кроме ребенка жило в ней и нечто древнее и опасное, откуда начинается любая тьма. И с каждой следующей неудачной попыткой реализоваться в качестве полноценной дочери, вторая ее сущность становилась все сильнее.

Один раз в миллион лет Груля просыпалась (На сленговом языке чвокеров это называлось «открытие сессии»). В этот момент у вас на кухне наверняка ни с того, ни с сего со стола падала и разбивалась тарелка, а в телеке пропадала картинка. Помимо прочего в радиусе трех миллионов парсек от гуак-ячейки разрывалось пару сотен сверхновых и на несколько планет обязательно падал здоровенный астероид. По всему мультиверсу проходила упредительная волна распада, после которой могла последовать другая и тут разбитой тарелкой дело бы не закончилось.

Сигнал для выхода из состояния энерго-сдерживающего анабиоза генерировался в ее мозгу с точностью атомных полураспадов, однако в этот раз она проснулась на полмиллона лет раньше срока.

Виной тому стала банальная бюрократическая оплошность, когда младший чиновник из южного филиала Объединенных Сил Антираспада (ОСА) из Черепашьей Галактики отправил зашифрованный медиафайл коллеге, который сидел за рабочим компом в другом конце Вселенной М8 (полное название — Вселенная хwre1273 М8) в Галактике Собачий Хвост. В файле содержались секретные визуальные сигнатуры для распознавания земных бру-бру (сложных полуандроидных организмов, которые были ни чем иным, как автономными узлами хранения ключей под маскировкой местной фауны).

Проще говоря, в секретном документе были псевдочеловеческие лица, по которым инспектор ОСА мог бы верифицировать бру-бру в случае экстремальной необходимости. В архивном отделе ОСА медифайлы размножали, пересылали и каталогизировали, чтобы получить премию к концу года и иногда так старались и спешили, что забывали проверять маршрут отправки сигнала.

Груля спала и никого не трогала, сдерживая в адронном порядке триллиарды Вселенных, включая молоденьких М5, только проклюнувшихся из инфлатонных полей, вроде той, где на планете Земля возникла разумная жизнь… ну или что-то на нее похожее. Во сне она видела себя в странном обличии, на голове вместо шипов рос какой-то длинный шелковистый мех светлого оттенка. Вокруг все взрывалось, брызгало и разбегалось от ужаса. На спящем лице монстроподобной малышки играла счастливая улыбка, как вдруг в голове, заполняя весь экран внутреннего зрения, возникла широченная морда лощенного земного мужика лет 30—40, который светился счастьем и подмигивал Груле, прикидываясь добряком.

Девочка-ядро (еще одно сленговое название внутри ОСА) мгновенно открыла глаза и вскрикнула «Бру-бру!». Сигнал случайно прошел через ее мозг, задел отдел регуляции биоритмов и пулей выскочил вон из гуак-ячейки 6006, продолжив бороздить нескончаемые килопарсеки, чтобы, наконец, осесть в рабочем компе карандашеголового сотрудника архивного отдела в Галактике Собачий Хвост.

Груля не запомнила всех лиц, зашифрованных в файле, но это счастливое лощенное впечаталось в память навсегда. Энергетические нити опустили ее с парящего положения на ноги, а коконообразная гуак-ячейка обрела интерьер уютной розовой спальни маленькой девочки…..На детском столе с разбросанными фломастерами и цветными рисунками необычных существ стояли четыре забавные фигурки, вылепленные из чапакской глины. В одних мирах сказали бы, что маленькие изваяния походят на насекомоядных бвонгов, на Земле вероятно признали бы в них мутантов-медвежат, чьи предки подверглись жесткому облучению радиоактивными изотопами.

В первые минуты после сна Груля обычно садилась за стол рисовать, кидала на фигурки хищный взгляд и злорадно улыбалась, скаля длинные клыки, данные ей от рождения. Но теперь, когда ее разбудили раньше времени, настроение было совсем не то.

Груля сжала когтистую лапу в кулачок и принялась чесать им правый кошачий глаз, совсем как маленькая девочка, которую только что подняли с кровати в бессовестную рань. После она звучно зевнула, увидела вылепленные ею же фигурки, сделала хмурое лицо и одним взмахом руки сшибла их со стола…. Четыре облученных медведя упали на твердый прозрачный пол из теплого кристалического пексалита, который вырастал из розовых стен во время пробуждения и разделял гуак-ячейку ровно на две половинки. Сам же кокон-элипсоид на время сессии обретал видимость для внешнего наблюдателя. Он висел в черноте космоса симпатичной розоватой виноградинкой, словно мяч для женского рэгби, закинутый высоко, а после так и не упавший обратно. Из трех окошек с правой и с левой покатой стены Груля могла любоваться мерцающим космосом, бесчисленными звездами и чарующими радужными всполохами Страусинной Туманности — места, где прямо на ее глазах из ионизированного водорода вылеплялись новые звезды.

Однако до всех этих красот Грули давно не было дело. Она привычно заглянула в старомодный двухкамерный холодильник (в дальнем суженом конце кокона-спальни), схватила с полки банку консервированного рыбьего белка, бутылку восстанавливающего коктейля странно зеленного цвета и вместе с едой бухнулась на детскую кровать у окошка рядом с рисовальным столом в другом конце гуак-ячейки. Постель была всегда заправлена приятным махровым одеялом голубого цвета, а шипастая голова протыкала на редкость удобную бело-узорчатую подушку, набитую гусиным пухом.

Груля макнула когтистый палец в открытую банку, затем слизнула с него белковую жижу и запила все это чем-то отвратительным. Да, на вкус все было так себе, но она ничего не ела последние полмиллиона лет, поэтому приходилось терпеть.

Девочка методично работала челюстями, поглядывала на белые шары у себя на платье, а после перевела взгляд на покатые стены своего кокона, где повсюду висели смешные детские рисунки, начирканные космическими фломастерами. Разноцветные шедевры, прилепленные к розовой мягкой обивке стен белковой жижей, обычно изображали трех существ — в одном без труда узнавалась Груля, а два других всегда разительно отличались от нее. Это были бесчисленные папы-кандидаты и мамы-кандидаты, которых девочка находила на очередной сессии и которые снова и снова отвергали ее.

При внимательном рассмотрении в череде картинок с родителями можно было найти несколько (буквально три), где Груля нарисовала огромную черную фигуру с угрожающе поднятыми лапами и хорошо просматриваемым оскалом. Когда малышка находила взглядом эти черные скалящиеся кляксы, она сразу переставала жевать. Все ее тело сковывал страх, а дрожащие губы шептали «Хряп…»

В конце концов, Груле надоело смотреть на рисунки (они вызывали не самые приятные воспоминания) и она уставилась на холодильник. Как обычно в первые минуты после пробуждения девочка-ядро задумалась над тем, кто доставляет все эти жуткие консервы с коктейлями, но потом вспомнила о родовом канале, который всякий раз выбрасывал ее в самую непредсказуемую точку Мультиверса. А раз она может отсюда выбираться, значит, вполне логично кто-то может приходить к ней в гости во время сна.

Груля загоготала, представив пробкоголовых существ из Дануфировой Галактики (вероятно речь идет о цивилизации Раночи, ныне почившей из-за аварии на ядерном реакторе), где она однажды нечаянно спровоцировала биологическую катастрофу, выпустив из пробирки редкий адено-вирус, из-за которого у носителей отрастали лишние головы и конечности в неожиданных местах. Она представила, как эти забавные двуногие особи (у которых прозрачный череп сверху запечатывался настоящей пробкой, поэтому было видно, как мозг болтается, словно в стеклянной банке) в белых халатах забираются через родовой канал в ее кокон и затем аккуратно пополняют продуктовые запасы. Она смеялась чисто и громко, на весь космос, держась за живот и разбрызгивая вокруг слюни с белковой жижей. Малышка часто развлекала себя подобными фантазиями, ведь никто не догадался поставить в эту чертову нору хотя бы маленький черно-белый телек.

Скоро приступ смеха, наконец, прошел, но улыбка на синеполосом лице никуда не ушла, она сделалась еще выразительнее и ярче. Груля вся горела изнутри от нетерпения родиться на очередной планете.

Вдруг вся гуак-ячейка затряслась, загудела, рисунки попадали со стен и закружились, как конфетти на детском дне рождения. Малышка с азартом в глазах спрыгнула с кровати и двинулась прямиком к холодильнику, который трясся сильнее всего остального в комнате. Груля подошла к белому железному раритету, схватила его за бока, как непокорного кубического монстра и, слегка кряхтя, отодвинула в сторону. За холодильником зауженный конец гуак-ячейки расширился до диаметра родового канала. Девочка оглянулась на кровать и стол со своими поделками, словно говоря им «до свидания», а после рывком, на четвереньках устремилась в темную кротовую нору…..

Глава 4. Хопостак-918

Чвокеры группы 8187 под командованием Зу работали на федералов. Точнее, на Объединенные Силы Антираспада (ОСА), чья власть распространялась на большинство цивилизаций, несмотря на то, что многие из них об этом даже не догадывались.

Честно говоря, эти мохнатые воинственные существа ростом до восьмидесяти сантиметров в холке были с рождения несовместимы со всем, что касается законности и порядка. Возможно, поэтому они оставались единственными наемниками в мире, не считая Хряпа, кто мог реально поймать Грулю и вернуть ее обратно в гуак-ячейку, чего бы это не стоило…

Проблема заключалась в том, что чвокеры не желали работать на федералов. Какие бы золотые горы и залежи стекла им не обещали, никто из мохнатых убийц добровольно не брался за такой гемор. Наняться на поиск шипоголовой? Да лучше отрубите мне все пальцы на руках и ногах. Примерно так бы вам ответил любой чвокер, еще не пойманный за криминал.

Именно поэтому к ловле Грули привлекали исключительно по принудительному контракту в качестве искупления грехов за разгульную антисоциальную жизнь. Выбор, в общем, был такой: либо подписываешь контракт, либо тебя распылят на триллиард частичек в кварковом разрывателе по приговору суда.

Военная верхушка ОСА между собой неофициально называла чвокеров кротами, хотя в действительности они больше походили на продукт генетической мутации ученого, помешанного на мультиках.

Голова чвокера непропорционально велика для его небольшого роста. Собственно говоря, она весьма напоминает мяч для игры в регби. И этот мяч, как и все тело, покрыт короткой зеленоватой шерсткой болотного оттенка. Черные глаза сидят в узких и, словно приплюснутых сверху, глазницах. У чвокеров нет ушей потому, что все звуки они воспринимают через широкий рот, усаженный пятьюдесятью двумя острыми, как бритва, зубами. Над зловещей пастью торчит, словно срезанный на подъеме, курносый обрубок с двумя длинными узкими ноздрями. Он немного вздернут кверху и постоянно влажный, как у псов. Прибавьте к этому проворные четырехпалые ручонки, короткие энергичные ноги, скверный характер, страсть к деньгам и выпивке, ненависть ко всем остальным существам в мире и вы получите весьма полный портрет этих замечательных созданий.

Группа 8187 тянула многомиллионный срок по принудительному контракту в караульной норе в тринадцати с половиной километрах под поверхностью пустынной планеты Хопостак-918 в секретной звездной системе Пака, данные о местоположении которой знало всего с десяток служащих ОСА. Никакой приятной живности на каменных пустошах Хопостака не гуляло, что не удивительно, учитывая зашкаливающую радиацию и температуру, от которой глаза в глазницах испарялись с характерным «пшик» за две с половиной секунды. Встречались там конечно разные хвостатые мутанты с бронебойной шкурой, но днем они обычно торчали в пещерах, планируя, как ночью будут охотиться друг на друга. Словом, место было не очень веселое.

Впрочем, выбраться на поверхность в ближайшее время никто и не думал. Зу с ребятами провели под землей уже больше ста тридцати восьми миллионов лет и один факт того, что их психика до сих пор сохраняла устойчивость, говорил о невероятной выживаемости чвокерского духа в любых экстремальных условиях. Хотя скучать там особо не приходилось.

Каждый день чвокеры проходили регулярные изнурительные тренировки на симуляторах, где воссоздавались максимально реалистичные ландшафты, кишащие опасными тварями. С утра чвокерам полагалось слушать курсы лекций по Грулеведению, Хряпологии и особенностях биологической инопланетной жизни. Однако эти занятия, проходившие вместе с дистанционным лектором в отдельной подземной аудитории с четырьмя партами, большинство чвокеров просыпало. Собственно учеба не входила в обязательный пункт принудительного контракта, но начальство предпочитало давать уроки, чтобы в случае фатальной неудачи сессии прикрыть свои задницы.

Три раза в месяц под землю спускали чвоки-психиатра, которому чвокеры могли рассказывать о странных снах, необычных страхах и постыдных желаниях. Но вместо психологических сеансов парни доставали почтенную мохнатую даму в очках самыми скабрезными вопросами. Они так шутили и издевались над доктором, что психиатрша удирала из бункера со слезами и вот уже три миллиона лет просила перевести её на другую работу.

Зу мог бы приструнить ребят, но не делал этого, поскольку шутки и скабрезности позволяли чвокерам выпустить пар. Получается докторша не просто так получала зарплату. Она все же отрабатывала деньги ОСА, пусть и как объект насмешек. Что касается учебы, то командир изредка выпинывал бойцов из кроватей, особенно когда в аудитории на большом экране крутили довольно-таки нужные лекции про сингулярное минирование или тахионные каскадные детонаторы.

Примерно раз в месяц специальный цилиндрический контейнер, спускаемый по подземной коммуникации (он выскакивал прямо из пола в почтовом отсеке), доставлял по заказу новые разработки оружия, боеприпасы, крайне изредка чапанский спирт (для людей смертелен), чипы обновленных симуляций, открытки поклонников и свежую партию фильмов из разных уголков Вселенной.

Хопостак-918 был одной из тринадцати планет-бункеров для базирования караульных чвокеров. Вся подземная инфраструктура с планировкой и помещениями была подогнана по единому стандарту под мохнатых постояльцев. Высота потолков составляла целых два с половиной метров, что при росте в 80 см позволяло говорить о просторе. В караульной норе каждому чвокеру полагалась собственная отдельная каюта с кроватью, столом и компом, подключенным к контролируемой межгалактической сети. Чатиться со штатскими из отдаленных звездных систем не разрешалось, но начальство закрывало глаза на нарушения.

Длинные широкие бетонные коридоры-тоннели, помимо четырех кают, соединяли несколько кладовых, оружейную комнату, каменный зал для сеансов антиагорафобии (по сути симуляция зеленых лугов родной планеты Чвок в Саламандровой Галактике), учебные аудитории, медицинский пункт, спортивный зал (парни там рубились в чвокибол два против двух), столовую, тир, четыре боевых симулятора, технические блоки, шахту лифта и так называемое «помещение-ноль», где в обычное время после тренировок чвокеры собирались на огромном диване с креслами перед большим экраном и трепали друг другу нервы за просмотром межгалактичкеских новостей или набивших оскомину фильмов категории Б.

Помещение-ноль, больше похожее на морской грот, называлось так потому, что отсюда все начиналось и здесь все заканчивалось. В умиротворяющую пещеру чвокеров тянуло не только на диванные посиделки. Мохнатые охотники подзаряжались здесь энергией позитронного сайлакс- поля, которое генерировал Похо — десятиметровая хопостакская амфибия с остроконечным оранжевым гребнем на вытянутом драконьем черепе, кружившая под прозрачным полом вокруг шлюза с выходом в космическое сигма-пространство через усеченную кротовую нору.

Компанию энергетической амфибии составляли флуоресцентные гамма-угри, плавающие в длинном цилиндрическом аквариуме, который поднимался голубым сияющим столбом в середине трубопроводной обвязки у дальней стены за голографическим экраном. Эти сложные гибридные организмы из органики и лептонных агрегатов могли жить без получения энергии извне. Гамма-угри насыщали жидкую среду Ка-веществами, которые препятствовали биологическому старению и накачивали тела чвокеров скрытой энергией Вселенной. Слить стакашку с краника голубого аквариума было ежедневной рутиной процедурой. Иногда под шафе мохнатые охотники запивали чудотворной жидкостью самопальную спиртягу. Так похмелье переносилось намного легче.

Но более интригующей казались не загадочные водоплавающие твари, а дальняя тупиковая мраморная стена, в которую невысоко над полом был вмонтирован квадратный титановый люк. Над ним торчала огромная красная лампа тревоги. Еще выше, под самым потолком висели круглые электронные часы, зеленые цифры которых отсчитывали годы, часы, минуты и секунды с конца последней сессии, номер которой высвечивался на прямоугольном табло ниже таймера.

На языке чвокеров сессией назывался период охоты с момента выхода Грули наружу и до ее принудительного возвращения обратно в Гуак-ячейку. Каждая груле-интервенция ставила под удар жизнь в триллиардах Вселенных, начиная от недоразвитых М5 и заканчивая продвинутыми М9.

Каждый день девочки на воле делал миры все менее стабильными, что провоцировало каскад техногенных и природных катастроф. Только благодаря чвокерам жизнь в космосе продолжала плодиться, радоваться и передавать гены с адаптивными мутациями из поколения в поколение. За время заключения на Хопостаке группа 8187 пережила уже сто тридцать четыре сессии. Никто из чвокеров не знал, вернется ли он обратно в караульную нору после очередной вылазки, но всякий жил надеждой, что доживет до конца контракта.

Часы в гостиной показывали 500 000 лет 13 дней 6 часов 3 минуты и 23 секунды. Ровно столько прошло времени с последней охоты. В пустом помещении-ноль на голографическом экране висевшем в воздухе перед диваном рассказывали о поимке крупной партии контрабанды в системе Нути, откуда давно незаконно вывозили редкий каспульский жемчуг с застрявшими внутри звездообразными клетками вечноживущего зога-моллюска. Чвокеры в каюте капитана за квадратным столом с закусками рубились в старую азартную игру, надираясь крепкой голубой жидкостью с запахом антифриза. Ничего не предвещало беды.

Счетчик сессии в помещении-ноль показывал цифру:

134

***

С самого утра Зу почуял неладное. Будто кто-то устроил засаду или замышлял недоброе. Такое же поганое чувство он испытывал лишь однажды, много галактических кругов назад, когда его повязали федералы из ОСА на пиратской космошхушне «Далта», которой он командовал двести с лишним лет с момента ее захвата на курортной планете Тайли, куда любили наведываться миллиардеры-скряги, жалеющие деньги на наем охранного конвоя. Зу тогда скормил всех членов экипажа шестидесятиметровым костяным акулам-ката, а на