«Будка» — произведение русского писателя Г. И. Успенского (1843–1902). Очерк написан в 1868 году. Это первое произведение автора, напечатанное в «Отечественных записках», перешедших в руки Некрасова и Салтыкова-Щедрина. Успенский был в этом журнале ведущим сотрудником до 1884 года. Очерк — выдающееся достижение автора тех лет. Будочник Мымрецов — самая маленькая фигура и самая низшая ступень в полицейско-бюрократическом аппарате самодержавного строя. Сам он — тупой, невежественный человек, с его знаменитым девизом «Тащить» и «Не пущать». «Тащил он, — пишет автор, — обыкновенно туда, куда решительно не желали попасть, а не пускал туда, куда этого смертельно желали». Этот образ под пером писателя-реалиста вырос до символа всей полицейской царской реакции. В русской литературе он стоит в одном ряду с такими обобщениями, как Держиморда у Гоголя, градоправители у Щедрина, унтер Пришибеев у Чехова. Перу Успенского принадлежат и такие произведения: «Норовил по совести», «Памятливый», «Паровой цыпленок», «Спустя-рукава», «Тяжкое обязательство», «Умерла за «направление».
Кітаптың басқа нұсқалары1
Будка
·
53
Пікірлер1
Дәйексөздер100
Долго Данилка укорял Кузьмича в несправедливости его желаний и развивал планы насчет будущего супружеского счастия с Аленой Андреевной, которой он задумал передать на руки свое добро и хозяйство нажитое. Речи его были до того сильны, что Мымрецов не осмелился снова посягнуть на свободу Данилки, а только прибавил:
— А все, Данил о, надо бы тебе по делам-то в части высидеть… Потому, дебош оченно большой ты затеял. Оченно большой шум!
— А все, Данил о, надо бы тебе по делам-то в части высидеть… Потому, дебош оченно большой ты затеял. Оченно большой шум!
Пропивание чужого добра шло довольно долго. Подруга Данилки, знавшая, что остановить этого пропивания невозможно, заботилась только о том, чтобы друг ее не разбил себе головы: остальное «наживется».
Пьянство это дышало какою-то надеждою и не носило того тягостного оттенка, с которым Данилка пьянствовал до сего времени. Новые чувства, расшевелившиеся в нем, выражались как-то странно. Иной раз он вдруг задумает что-нибудь открыть своей подруге, попытается что-то сообщить и скажет: «Чуешь аи нет, что я говорю?» Потом схватит ее за руку, сожмет ее крепко-накрепко, скажет: «так аль нет?», хлопнет со всего размаха своей ладонью по ладони приятельницы, словно барышник на конной, потом опять начнет ломать ее пальцы в своей руке и заорет