условиях, скажем, резко ограниченной свободы он жил как свободный человек.
По сути, это была мощная вспышка ненависти к свободному, а потом трагедийному пониманию жизни со стороны людей не просто невежественных и консервативных, но морально глухих и душевно слабых, духовно трусливых. «Дряблый деспотизм» — так назвал Пушкин николаевский режим. Духовная дряблость — неизменный спутник деспотизма. Патологическая невозможность взглянуть в лицо жизни и порождает парадную культуру, мертвую, но активно хищную культуру. Страх — неизменный спутник деспотизма и с той, и с другой стороны. И потому клевреты деспотизма — люди, как правило, несчастные. (И — соответственно — озлобленные.) Речь тут может идти не только о страхе физическом, но о духовной неполноценности, которая отторгает деспота любого масштаба от мира и рождает болезненное недоверие к миру. А поскольку Бродский был и есть человек для здорового и свободного мира органичный и живущий в нем органично и свободно, то деспотизм — явление куда более серьезное, чем просто форма политического существования, — ощущал Иосифа как нечто враждебное и опасное.
Но, конечно, квинтэссенцией этой атмосферы было поведение судьи Савельевой — наглое, торжествующее беззаконие, уверенность в полнейшей своей безнаказанности.
Обращения Александра Ивановича, естественно, никакого результата не дали…
Для того, чтобы судить человека за тунеядство, сперва нужно сделать его тунеядцем.
Вигдорова, писательница и журналистка, человек замечательной души и высокого мужества, сыграла в этой драме роль, которой биографы Бродского посвятят отдельные сочинения. Ее записи судебных заседаний оказались документом спасительным в полном смысле слова.
Как сказал на суде сам Бродский, в фельетоне только его имя и фамилия правильны. Все остальное — ложь.
Охранительный хлыст свистел куда чаще либеральной флейты…
Мне вспоминаются слова Михаила Светлова: «Поэзия — выражение не нутра поэта, а души народа через душу поэта». Хорошо сказал и Евгений Винокуров: «Поэты — это маяки, оглядываясь на которые, живут народы».
«В настоящей трагедии гибнет не герой — гибнет хор»