автордың кітабынан сөз тіркестері  Полжизни в Средней Азии. Часть первая. 1951–1967

Татьяна Раутиан

Послушные девушки, способные запоминать ячейки, едут в компьютерную столицу, Новосибирск. Там их допускают до ЭВМ. Ночью. Потому что днем считают «свои».

Момент взрыва объявляется тайным сигналом. Первый концерт Чайковского для фортепиано с оркестром.

Когда вода уже и вправду холодная, то после купания долго остается ощущение, что холод там, внутри тебя, где-то лежит, долго сохраняется. Снаружи я теплая, одета. Куртка там и все такое. А внутри как будто килограмм мороженого. Этот внутренний холод сохраняется долго, час, а то и более. Но с каждым разом, замечаю, этого холода все меньше. Вот и исчез. Я и забыла о нем.

А ведь в европейских языках есть и неопределенный артикль! Как с ним у нас? И он сохранился, целенький. Просто мы его не опознаем как артикль. Потому что думаем, будто в русском артиклей вообще не бывает.

Киргизы говорят: Иссык-Куль — это глаз Земли, которым она смотрит в Небо.

Кто ты, как зовут — не спрашивают. Согласно правилам, спросить могут только через три дня.

Что же это было? Кто у нас был главный? Неизвестно. Кто отвечал? Никто. Стая без вожака. Общий гипноз. Каждый думал, что кто-то там, неизвестно кто, все предусмотрел и все знает. Теперь можно это назвать неосознанной совковой безответственностью. Привычкой, что кто-то там наверху все за нас решает. Мама, Сталин или шеф. А от меня, рядового советика, ничего не зависит. Можно не думать, не напрягаться.

Москвичи какие-то. Человек двадцать. Все ученые. А умного ни одного.

Это сейчас я посмеиваюсь, как умная. А тогда? Гипноз какой-то. Тоже с ними увязалась.

Перевал — волшебное слово. Оно всегда упоминается в альпинистских байках. Наша банда как бы уверена, что Природа обязательно нам перевал предоставит.

Теперь мы Игорем вдвоем «решаем» эту безнадежную проблему. Как бы сделать ее прилично выглядящей. Застегнуть ширинку. Спрятать бредовый результат, чтоб он не торчал так неприлично.