Босх как своеобразный скриптор и комбинатор визуального соединял и синтезировал в пространстве своих творений разные тенденции, интуитивные векторы и смысловые потоки своего времени. Наиболее наглядно такой синтез предъявляется в образах странных существ, мутантов, гибридов, состоящих из частей различной природы
Технологии XX века радикально изменили облик мира, не просто пошатнув, но разломав, расщепив вековые устои и традиции. Телеграф, телефон, гоночные машины, самолёты, электричество, и т. д. – это изобильное множество технологических новшеств кардинально преобразило жизнь.
Крах проекта христианства, отрефлексированный Фридрихом Ницше и выраженный в словосочетании «смерть Бога», «отчуждение» Карла Маркса и «бессознательное» Зигмунда Фрейда бесповоротно поменяли представление о человеке. Расщеплённый субъект, не принадлежащий сам себе в отчуждённом кафкианском мире, ворвался в трагический XX век работами экспрессионистов, авангардным бумом и революционным бунтом. Осознание нагрянувшей эпохи началось с приходом Первой мировой войны, когда первые орудия массового уничтожения пожрали жизни миллионов европейцев, бесславно сгинувших в небывалой дотоле баталии с сородичами по культуре и цивилизации. С концом войны мир не стал прежним: рухнули стразу четыре империи, – Российская, Австро-Венгерская, Германская, Османская. Старая Европа затонула подобно «Титанику», ушедшему под воду в 1900 году и ставшему вестником грядущей грандиозной беды. Корабль, бывший прежде утопическим образом спасения, прототипом христианского храма, стал символом распада, смерти и краха: как в «Смерти в Венеции» Томаса Манна или же в «Господине из Сан-Франциско» Ивана Бунина. Корабль вновь стал важной метафорой. Как тут не вспомнить «Корабль дураков» Иеронима Босха. В период исторических разломов, когда рушился старый мир, а новый ещё не возник – зритель XX века узрел и узнал собственные травмы, тревоги, кошмары и страхи в инфернальных, странных, но чарующих работах Босха. Так художник всего внутреннего и потаённого, Судного дня и ада вновь обрёл своего зрителя.
Увлечённый собой модернизм решал проблемы и основания искусства так такового. Реформы, революции, Первая мировая война, – казалось бы, человеку первой трети XX века совершенно было не до наследия Босха. Однако именно в эту быструю, сумбурную, страшную эпоху мирового обновления начинается долгий путь назад, к Иерониму.
Серьёзную роль в подъёме популярности Босха сыграли исторические, геополитические и матримониальные события XV–XVI веков. 20 октября 1496 года Филипп женился на инфанте Хуане – дочери королевы Кастилии Изабеллы и короля Арагона Фердинанда II. А Маргарита в следующем году вышла замуж за её брата Хуана Арагонского (сына Изабеллы и Фердинанда). Эти браки, направленные против влияния Франции, легли в основу династического союза Испании и дома Габсбургов, изменили судьбу Европы. После смерти Хуана Арагонского в 1497 году, а также его старшей сестры Изабеллы в 1498 году и её сына Мигела в 1500 году, жена Филиппа Красивого стала единственной наследницей престолов Кастилии и Арагона. Так родилась огромная влиятельная империя Габсбургов, включившая (помимо Австрии, Нидерландов и Бургундии) бо́льшую часть Пиренейского полуострова и заморские владения. Для наследия же Иеронима Босха эта империя стала перспективой общеевропейской популярности. Работы, выполненные художником или в его манере, доставлялись повозками и кораблями в разные уголки мира и стороны света, находившиеся под патронажем короны.
Наступало отравление, истончались и закупоривались капилляры в конечностях. Ощущения от развития болезни были сродни внутреннему горению, поэтому недуг назвали болезнью «огонь святого Антония» («Антониев огонь», «священный огонь»). Из-за сбоя в кровеносной системе развивалась гангрена, приводящая к покраснению, почернению, а затем ампутации конечностей. Больной долго мучился, страдал, бредил, грезил, впадал в агрессию и умственное расстройство. Подобный набор ментальных и физических страданий напоминал о пути Антония: боли, которой он испытывал во время искушений, а также мужественной стойкости веры, помогавшей ему справиться. Более того, госпитальное братство святого Антония, антониты, с XI века обладали прерогативой на медицинское лечение и создание монастырей-больниц, где ухаживали за несчастными, охваченными антоновым святым огнём.
Почему же у многих персонажей отсутствует нога? Позднесредневековая гигиена была далека от идеала, медицина несовершенна, война – плотоядна. Повседневная жизнь тоже несла угрозы: еда, хлеб насущный, могла обернуться бедой. В пшеницу и другие злаки иногда попадала зловещая спорынья. Спорынья – специфический грибок, паразитирующий на злаковых культурах. Как жуткая и ужасная спорынья охватывала благородный колос, так и болезнь, спровоцированная спорыньёй, охватывала тело человека. Фатальный недуг, вызванный чрезвычайным загрязнением плесенью пурпурной спорыньи, сокращал поток крови к конечностям, из-за чего человек начинал страдать, умирая с ощущением будто он горит огнём изнутри своей плоти. Кроме того, спорынья, плесень, при нагревании в хлебопекарном процессе преобразовывалась в химическую формулу диэтиламида d-лизергиновой кислоты, которую сегодня мы знаем под аббревиатурой ЛСД. Это объясняет жуткие галлюцинации жертв отравления, которые претерпевали физическую боль своих медленно атрофировавшихся конечностей. И тут же не лишне припомнить, что в ХХ веке произведения Босха интерпретировались как фиксация кошмарных видений, так называемых «бэд трипов», вызванных наркотическим опьянением.
Житие святого Антония составил Афанасий Великий, существует множество рукописей, редакций и списков, повествующих о жизни монаха-аскета[80]. Раннехристианский подвижник и пустынник, основатель отшельнического монашества Антоний был родом из благородной и богатой коптской семьи. По преданию, однажды войдя в храм, он услышал евангельские слова, повлиявшие на его дальнейшую жизнь: «Если хочешь быть совершенным, иди, продай имение твоё и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на Небе, и иди вслед за Мной» (Мф. 19, 21). Антоний отказался от наследства, жизни в миру, удалившись в Фивадскую пустыню. Там он жил сначала в гробовой пещере вблизи родного селения, а потом, взяв с собой шестимесячный запас хлеба, поселился в развалинах воинского укрепления на берегу Нила. Во время своего двадцатилетнего уединения Антоний был многократно и изощрённо искушаем дьяволом, что вдохновляло монаха на ещё более жёсткие обеты и аскетические практики.
С XIII века полумесяц всё более ассоциировался с Востоком. Он присутствовал в знаковой системе Сасанидской Персии, а после завоеваний во имя Аллаха стал неотъемлемой частью исламской иконографии. Полумесяц был принят в качестве эмблемы на мусульманских военных флагах с XIII века, а широкое его использование в исламе пришлось на XIV–XV века. Изображение восточных флагов с полумесяцем зафиксировано в «Libro del Conoscimiento» XIV века и Каталонском атласе (около 1375).
Примечателен развевающийся на дальнем плане красный флаг с серпом. Он же встречается над палубой «Корабля дураков», в сцене «Искушения святого Антония» и на восточном головном уборе одного их мучителей Христа в сцене «Коронования терновым венцом» (рис. 35, 60 в). Однако не всё так очевидно и просто с этой эмблемой, ставшей символом Османской империи только в XVIII–XIX веках. Иконография полумесяца со звездой имеет богатую и глубокую историю, развивавшуюся до и после Рождества Христова в разных контекстах. В Средневековье этот знак нередко встречался в геральдике, мог маркировать одного из Волхвов или Римскую империю. Например, на картине Пьеро делла Франчески «Распятие» под флагом с изображением полумесяца и звезды стоит римский воин, губитель Христа. Крестоносцы использовали полумесяц и звезду как свой отличительный знак во времена походов. Кроме того, символ фигурировал в алхимических текстах, представляя «детей луны» и холодный металл – серебро.
