Брызги социализма
Қосымшада ыңғайлырақҚосымшаны жүктеуге арналған QRRuStore · Samsung Galaxy Store
Huawei AppGallery · Xiaomi GetApps

автордың кітабын онлайн тегін оқу  Брызги социализма

Юрий Марченко

Брызги социализма






18+

Оглавление

Вступление

Советский социализм умер, оставив после себя брызги на стенах мировой истории. Вскоре эти брызги высохнут, или сотрутся, или их замоют любители чистоты.

Мои заметки — не более чем тонкая пленочка ламината, позволяющая сохранить маленькие капельки личных событий, в которых отразилась история страны.

Это не мемуары и не автобиография, поэтому последовательности событий здесь не будет.

Пользуясь современным языком, можно сказать, что это блог, который автор вел на протяжении нескольких десятков лет, и собрал все страницы воедино.

Я отношусь к истории, как рыболов к реке. Мы видим завихрения течения, плывущую траву, тиховодья, быстротоки, и можем только догадываться о невидимом: отмелях, перекатах, ямах, корягах… Так и в истории — мы видим только внешность, а кто или что на самом деле формирует поток — не знаем. Возможно, станет известно лет через 50—100, а возможно, и никогда. Еще меньше мы знаем причины, по которым русло истории формируется именно таким образом.

Некоторые потоки просто текли мимо меня, никак меня не затрагивая, а другие несли меня вместе с людьми и событиями.

Сейчас снова ведутся споры о коммунизме, Советском Союзе, причинах его развала и преимуществах того или иного пути развития общества.

При этом, спорящие сами не жили в СССР, и оперируют исключительно пропагандистской жвачкой того или иного толка, с выдергиванием отдельных совсем не определяющих фактов.

Они не понимают, что Советский Союз от момента своего возникновения до развала не представлял собой одну и ту же страну, даже географически. В разные периоды своей истории это были фактически разные государства. Причем, в одно и то же время на территории СССР существовали разные страны: союзные республики, промышленные города, села и мегаполисы. Даже деревни в Украине и российской глубинке жили как бы в разных измерениях.

Мои заметки охватывают период 50-х — 80-х годов ХХ века.

Это были нелегкие времена. Мы плохо питались, носили жуткие одежды, жили в коммуналках и подвалах.

Автомобиль — недостижимая мечта, которую могли себе позволить немногие. Даже после запуска ВАЗ, кажется в 1967 году, моя мать стояла в очереди на автомобиль 15 лет! За рубеж, в соцстраны, ездили избранные.

Радио Свобода слушали, приглушив звук, чтобы, не дай Бог, не услышали соседи. Транзисторный коротковолновик Спидола начал продаваться в 60-е годы, и его владельцы были чрезвычайно горды. Умельцы собирали транзисторные приемники самостоятельно. С них и записывали музыку. Магнитофон Днепр весил 25 кг, и я его носил на студенческие тусовки на плече. Мне завидовали все друзья.

Телевещание началось в конце 50-х годов.

Советская музыка тех лет на 90% — симфоническая. Остальные 10% — советская эстрада: Утесов, Орлова, Шульженко, Магомаев. Первые ВИА (вокально-инструментальные ансамбли) появились в конце 60-х.

На этом фоне прорывавшийся по разным каналам РОК разбудил такие струны в душах молодых, которые и привели к перевороту в их душах. Я хорошо помню те годы и атомные бомбы рока на рентгеновских снимках. С этого все началось. Рок показал нам, молодым, что есть другая жизнь, другая музыка, есть, наконец, свобода!

Я бы сказал, что это пробивались из-под асфальта первые зелененькие листочки свободы.

Любимая группа молодости — «Наутилус Помпилиус». Какое у них было трагическое миросозерцание, как они (и не только они) жаждали перемен, как они ненавидели советскую власть! Как их встречала молодежь — как мессию!

И вот оно пришло…

Думаю, что не о таком мире мечтали советские интеллигенты, музыканты, поэты, художники, когда требовали свободы. Они разрушили, наконец, тот мир.

И вот оно пришло…

Трагична судьба мечтателей. Вернее, трагичны последствия их мечтаний. Как все-таки Господь ненавидит революции, любые — кровавые и бескровные, Он пытается все время показать нам, к чему это приводит, но тщетно… Глас вопиющего в пустыне.

Я не признаю тех страшилок об ужасах Советского Союза, о которых сейчас любят писать. Ну, не было их после 53-го — 56 годов. Да, жили плохо, ну и что? Плохо жили англичане и немцы после войны, и американцы в годы великой депрессии. Это не главное.

Мы жили надеждой, и выжили благодаря ей.

Большая семья

У моей семьи было как бы несколько кругов.

Первый круг составляли ближайшие родственники: мама, старший брат Женя, бабушка Зинаида Лукинична и дедушка Андрей Борисович. Женя, на 11 лет старше меня, жил отдельно, со своим отцом, с которым мама развелась после моего рождения.

Деда я не помню, он умер, когда мне было 5 лет. В памяти пятилетнего мальчишки осталась только картинка — дед что-то вырубает из листа черной резины, и кусочки разлетаются по комнате. Он был мастером на все руки, и в придачу отличным фотографом, после него остались замечательные фотографии.

Когда мама уезжала в командировку, и меня не на кого было оставить, она отвозила меня к бабушке.

Бабушка составляла в ряд несколько стульев, клала на них матрасик, и я спал, накрытый чьим-то пальто. Спал плохо, боялся, что стулья разъедутся, и я упаду. Между прочим, несколько раз так и случилось, поэтому я не любил к ней ездить.

В последние годы своей жизни Зинаида Лукинична добровольно на себя взяла тяжелую обязанность: она обеспечивала отдых всей семье.

В конце сороковых — начале пятидесятых годов мы почти ежегодно проводили отпуск в знаменитых Сорочинцах.

Здесь собиралась большая семья. Из Харькова ехали на поезде, потом ночевали на Полтавском вокзале на своих баулах, а утром грузовик отвозил нас в Сорочинцы, где снимали сразу несколько хат, потому что в одну мы не помещались.

Помимо нас здесь размещался второй круг: младшая мамина сестра Людмила, ее муж Давид и их сын Валентин, старше меня на 7 лет. После того, как бабушка умерла, на время маминых командировок я переселялся жить к ним. Валентин был как-бы связующим звеном между мной и Женей.

Ко второму кругу принадлежал и старший брат моей мамы, Георгий с женой Валентиной, детей у них не было.

Мама родилась в 1910 году в селе Быстровка Могилевской губернии, отсюда и шел третий круг. Белорусами были многочисленные наши родственники, часть которых впоследствии перебралась в Москву.

Но общение между нами никогда не прерывалось.

Сейчас трудно в это поверить, но все родственники, независимо от того, где они жили и работали, умудрялись приурочить свой отпуск к одному и тому же времени, и проводили этот отпуск все вместе.

Родственников набиралось человек 20. Да еще к ним часто присоединялись и семьи подруг моей мамы.

Вся эта огромная разновозрастная семейка из трех поколений проводила отпуска то в Сорочинцах, то в Крыму, то на Кавказе.

Мне в этой семье было очень весело и комфортно, это видно по моим фотографиям тех лет, с постоянной улыбкой до ушей.

Ну, а бабушка целый день стояла у плиты.

Если отмечали чей-то день рождения, то переправлялись на противоположный от деревни берег реки, кто на лодках, кто вплавь, и там организовывали пикник.

Плавать я не умел, но охватывал маму и Женю за шеи, и они, отменные пловцы, переправляли меня на другой берег.

Женя и Валентин ловили рыбу, но я им мешал. Поэтому я ловил рыбу с одним из родственников, Павлом. Из-за ампутированной ноги он не мог далеко ходить, и мы устраивались с ним недалеко от нашей хаты на берегу реки Псел и ловили пескарей. Налавливали мы почти ведро этой мелкой рыбешки, никому в голову и не приходило ее чистить. Бабушка жарила наш улов на огромной сковородке до коричневой корочки, и все ходили и хрустели этими рыбками, как семечками.

Наши отношения сохранялись многие десятилетия, приезжая в Москву, я всегда останавливался у родственников и ощущал их тепло и доброжелательность. Чтобы никого не обидеть, я жил то у одних, то у других.

Мой дядя, Павел Игнатьевич Сапежинский, выдающийся врач-диагност, работал в «Кремлевке» и посольствах США и Китая, лечил крупнейших политических деятелей Союза и стран пребывания. Он с женой и двумя дочерьми жил в крохотной двухкомнатной квартирке, где, к тому же, постоянно гостил кто-то из родственников из Белоруссии или Украины. Ну, и я у них ночевал. Павел Игнатьевич считал алкоголь полезным, обязательно выпивал рюмочку-две коньяка перед едой и считал, что детям с измальства нужно регулярно давать пиво для укрепления здоровья, полстакана в день.

Троюродная сестра, Галина Алексеевна, с мужем которой я ловил пескарей в Сорочинцах, тоже жила в двухкомнатной квартире с сыном и матерью. Она работала заместителем министра юстиции СССР, но получила отдельную однокомнатную квартиру только после того, как ее сын женился, и у него появились дети! Она до сих пор живет в этой квартире. Сейчас это кажется совершенно невероятным, но так было. Думаю, что многим сегодня моя история покажется сказкой.

Мы до сих пор не теряем связи, те, кто остался жив. А вот у моих детей и других младших членов нашей большой семьи родственные узы ослабли, и это очень печально. Разрушение семей ведет к разрушению государства.

Одиночество

Мама старалась каждый год возить меня на море, в этот раз она облюбовала Симеиз.

В первый же день я перекупался и заболел. Поднялась температура, опухли железки так, что «санки съехали» (так в народе называется выскакивание нижней челюсти из суставов). Вечером я лежал в жару, в бреду, и мне чего-то хотелось, хотелось, чтобы мама что-то сделала, облегчила мои страдания. Она наклонилась надо мной, но говорить я не мог, только мычал, а она с любовью и страхом все спрашивала, чего я хочу. Но — не понимала!

Тогда меня это потрясло — я с ужасом понял, что даже самый близкий для меня человек не в состоянии понять меня. Я остро осознал, что одинок в мире, и с этим чувством одиночества прожил оставшуюся жизнь.

Отец

Во многом я повторил жизнь своего отца, и он оказал на меня гораздо большее влияние, чем я предполагал. Это довольно странно, так как общался я с ним мало, в основном, когда он приходил к нам «в гости».

Жили мы с мамой в коммунальной квартире на пятом (последнем) этаже. Квартира состояла из трех комнат, в каждой из которых жило по семье. В самой большой комнате с балконом жил архитектор Леонид с женой Зоей и дочкой, старше меня года на три, ее звали Ира. Я Леонида очень любил. Может быть, потому, что рос без отца. Он писал маслом хорошие пейзажи небольшого размера, и у нас на стенах висели его картины.

В нашей комнатушке стоял небольшой холодильник «Газоаппарат» (очень поэтичное название). Мама признавалась, что купила его с одной целью — в летнюю жару оставлять открытой дверцу и охлаждать воздух в комнате. Номер с охлаждением комнаты не прошел, но холодильник оказался не лишним. Продукты в жару быстро портились. Зоя для хранения продуктов использовала балкон, а прочие жильцы ставили кастрюли с борщами на ночь под входную дверь, откуда слегка поддувало прохладой. Остальные продукты вывешивались в авоськах за окно, зимой — между рамами. Холодильник часто отказывался холодить, тогда мы клали его на бок, и, полежав часа два, он восстанавливал свои силы.

Еще более экзотической вещью в 50-х годах был телевизор. Назывался он КВН-49. Из-за очень маленького экрана, в дополнении к телевизору выпускалась специальная пустотелая стеклянная линза, которая наполнялась дистиллированной водой.

«На телевизор» сходился весь подъезд. Но наша комнатушка не могла вместить желающих, и постепенно из приходящих остались только соседи по квартире. В основном показывали новости и фигурное катание, которое приводило нас в полный восторг. Белоусова и Протопопов летали надо льдом, как фантастические птицы.

Над кроватью у мамы в разное время висели коврики или очень популярные в то время гобелены из серии «олени в лесу». Я спал на диване, покрытом дерматином, надо мной висел шикарный французский гобелен «Соколиная охота». Особо впечатляло меня ярко-красное небо.

Между моим диваном и окном в кадке стояла настоящая пальма, младенца которой привезла мама из Владикавказа, пальма вымахала под потолок. Пальму я ненавидел, так как в мои обязанности входило еженедельно протирать ваткой с водой каждый листочек, на которых периодически появлялись твердые наросты, они неизвестно откуда брались и как бы приклеивались к листьям. Кроме того, пальма собирала много пыли.

В другом углу возле окна стояла тумба с патефоном знаменитой фирмы «Братья Пате». Эта уникальная антикварная вещь впоследствии куда-то исчезла. Скорее всего, ее выбросили, так же как медные подсвечники, самовары и дореволюционный фарфор. Ведь алюминий и пластмасса намного современнее!

На противоположной от моего дивана стене висела большая картина конца 19 века. Деревенский пейзаж.

Рассматривая альбомные репродукции, я решил, что это картина Коровина. Пацаном лет четырнадцати я решил ее реставрировать, так сказать, добавить старине блеска и красоты. Я ее вымыл с мылом, смазал постным маслом, и масляными белилами «подновил» облака. По прошествии времени брат Валентин решил пригласить для оценки эксперта-искусствоведа из Харьковского художественного музея. Тот, пыхтя, с трудом взобрался на пятый этаж, долго пытался отдышаться, потом долго изучал картину. Вердикт такой: на Коровина, в общем-то, похоже, но «облака не те». Я молчал. Он еще долго с сомнением разглядывал картину, бормоча «не те облака» и, вздыхая, ушел. Но я и матери тогда не сказал, что облака — это мое творчество.

Посреди комнаты стоял стол. Это колченогое сооружение, сколоченное мамой из каких-то досок, без скатерти и показывать никто не видел. Но в 1956 году произошло чудо. Мы поехали с мамой на Благовещенский базар, нашли там столяра, который торговал табуретками, и заказали ему стол! Круглый раздвижной стол на одной куриной ноге, красоты неописуемой! В магазинах за мебелью записывались в очередь и ждали иногда годами. Столяр боялся показывать на базаре такое произведение (частное предпринимательство было чревато), поэтому мы с мамой через две

...