Страх убивает эмоцию, силу желаний. Если страшно, все неинтересно. В страхе никогда ничего не совершишь, кроме глупостей. Оправдательные отмазки трусливого поведения: «что рыпаться, все равно ничего не изменишь», «все-таки не 37-й год», «не трогай дерьмо, не будет пахнуть» и «что я один могу?».
панихиде по Меньшову Игорь Золотовицкий, который ее вел, сказал: «Это поколение безвозвратно уходит от нас. Поколение Табакова, Ефремова, Меньшова, Гафта, Мягкова, которое мы теряем. Мы мельче, а они мощные ребята были все». Когда слышишь такое от талантливого и умного режиссера, педагога и актера, который моложе нас на 30 лет, понимаешь, что и нынешние что-то соображают.
Как-то, в голодные 20-е годы прошлого столетия, в дружеской литературной компании известный переводчик Киплинга Валентин Стенич, сидя у нищенского стола, вдохновенно импровизировал: «Хорошо, знаете ли, друзья, войти с морозца домой, сбросить соболью шубу, открыть резную дверцу буфета красного дерева, достать хрустальный графин, налить в большую серебряную рюмку водку, настоянную на лимонных корочках, положить на тарелку несколько ломтиков семги… и, подойдя на цыпочках, приоткрыть дверь и провозгласить…»
— Барин, кушать подано! — бесстрастно закончил Зощенко.
Скромный, тихий, интеллигентный и ранимый человек априори не может быть руководителем. Чтобы руководить, необходима жесткость, безапелляционность, непримиримость, уверенность в неуязвимости своих суждений. Если это не врожденное, а вынужден играть, то не получается. Поймают и раскусят. Успокаивать себя: «Я руководитель совсем другого формата и другой стилистики» — тоже не получается, потому что это уже не руководитель.
Мнение автора вообще не совпадает с мнением самого автора!»
Все, чем мы занимались, когда были молодыми (пили, курили и так далее), — уже неактуально. Да и почти не с кем теперь это делать. А спорить о Мейерхольде я могу и сам с собой.
«Умейте любить искусство в себе, а не себя в искусстве». Что значит — искусство в себе? Какие-то глисты.
А если родился в животно-жлобской «цивилизации», зачем там пригождаться?
Огорчает сегодняшнее безразличие друг к другу.
Когда человек думает только о том, где бы еще чего-нибудь уворовать, не остается времени для службы и дружбы. У начальства или привычно испуганное, или уже болезненно-маниакальное казнокрадство. Дело не в алчности — невозможно остановиться, пока не спиз…шь всё.
Что сильнее бесит вождей — монотонная ненависть противников или унисон восторженных холуев?
