Жанр: ироничная исповедальность. С одной стороны снижает уровень глупости и инфантильности, с другой — амнистирует случайную смелость. Александр Ширвиндт
В новой книге «Отрывки из обрывков», написанной в разгар пандемии, актер и режиссер Александр Ширвиндт рассуждает об актуальных для всех нас вопросах — коронавирусе и самоизоляции, семье и друзьях, футболе и успехах российской сборной на Олимпиаде. Обращается Ширвиндт и к своим воспоминаниям: учебе в школе и преподавании в Театральном институте имени Щукина; работе над спектаклями и съемках в любимых всеми фильмах. Непревзойденный рассказчик, автор делится удивительными историями о коллегах и друзьях, вспоминает Олега Табакова и Марка Захарова, Андрея Миронова и Людмилу Гурченко, Михаила Жванецкого и Булата Окуджаву, Владимира Меньшова и Валентина Гафта, Михаила Державина и Зиновия Гердта.
Страх убивает эмоцию, силу желаний. Если страшно, все неинтересно. В страхе никогда ничего не совершишь, кроме глупостей. Оправдательные отмазки трусливого поведения: «что рыпаться, все равно ничего не изменишь», «все-таки не 37-й год», «не трогай дерьмо, не будет пахнуть» и «что я один могу?».
панихиде по Меньшову Игорь Золотовицкий, который ее вел, сказал: «Это поколение безвозвратно уходит от нас. Поколение Табакова, Ефремова, Меньшова, Гафта, Мягкова, которое мы теряем. Мы мельче, а они мощные ребята были все». Когда слышишь такое от талантливого и умного режиссера, педагога и актера, который моложе нас на 30 лет, понимаешь, что и нынешние что-то соображают.
Как-то, в голодные 20-е годы прошлого столетия, в дружеской литературной компании известный переводчик Киплинга Валентин Стенич, сидя у нищенского стола, вдохновенно импровизировал: «Хорошо, знаете ли, друзья, войти с морозца домой, сбросить соболью шубу, открыть резную дверцу буфета красного дерева, достать хрустальный графин, налить в большую серебряную рюмку водку, настоянную на лимонных корочках, положить на тарелку несколько ломтиков семги… и, подойдя на цыпочках, приоткрыть дверь и провозгласить…» — Барин, кушать подано! — бесстрастно закончил Зощенко.