Вступительная статья
Наталии Дровалёвой

 

Лесков Н. С.

Левша. Тупейный художник : рассказы / Николай Семёнович Лесков ; вступ. ст. Н. Дровалёвой ; худож. Н. Леонова. – М. : Махаон, Издательство АЗБУКА, 2025. – ил. – (Чтение – лучшее учение).

 

ISBN 978-5-389-21943-4

 

0+

 

Николай Семёнович Лесков – русский писатель, публицист, литературный критик. На протяжении многих десятилетий Лесков в своих художественных произведениях и статьях, полных одновременно горечи и сарказма, не таясь рассказывал о жизни простого русского народа и смело обличал невежество чиновников.

В книгу вошли два выдающихся его произведения – «Левша» и «Тупейный художник», – рекомендованные школьной программой к прочтению.

 

© Н.А. Леонова, иллюстрации, 2025

© Оформление, вступительная статья.

ООО «Издательство АЗБУКА», 2025

«Махаон»®

«Снисхождение к злу очень тесно граничит с равнодушием к добру»

Николай Семёнович Лесков (1831–1895) родился в семье чиновника в селе Горохове Орловского уезда. Отец Лескова вспоминал, что, когда увидел новорождённого в первый раз, заметил необычайную серьёзность малыша, внимательно рассматривавшего лицо бабки-повитухи. «Этот мальчишка – какое-то замечательное явление в природе», – удивлялся отец и при этом высказывал опасение, что из Николеньки со временем выйдет непременно какой-нибудь «совершенно неспособный к жизни фантазёр».

Дед Николая был священником, мать – из дворян, бабушка – купчиха, а воспитывала его нянюшка – крепостная крестьянка. С детства Лесков усвоил нравы и обычаи разных сословий. Может быть, в том числе именно поэтому в будущем писателе, по воспоминаниям современников, сошлись все крайности человеческой натуры – упрямство и великодушие, доброта и резкость, крутость и простосердечие.

Детство Николеньки прошло на хуторе Панино, который купили его родители после ухода главы семьи со службы в Орле. Лесковы ютились в небольшом крестьянском домике с соломенной крышей. Здесь для ребёнка было настоящее раздолье. Ловил пескарей в прозрачной воде речки Гостомли, пас лошадей вместе с крестьянскими ребятишками, сидел у костра и слушал истории о таинственных обитателях окрестных полей. Лесков отмечал: «Я не изучал народ по разговорам с петербургскими извозчиками, а вырос в народе на гостомельском выгоне, с казанком в руке, я спал с ними на росистой траве… под тёплым овчинным тулупом».

В 1841 году Николая определили в гимназию, которую ему так и не удалось окончить. Проучившись там пять лет, Лесков поступил на работу канцелярским служащим в Орловскую уголовную палату суда. Дела о разорении крестьян, ссылках беглых в арестантские роты, разбиравшиеся в суде, и наказания, поражавшие своей жестокостью и неоправданностью, надолго останутся в памяти юноши, а некоторые даже лягут в основу его рассказов и статей. «Не всё дорога идёт скатертью, бывают и перебоинки», – напишет однажды Лесков в рассказе «Леди Макбет Мценского уезда» (1864).

В 1848 году внезапно скончался отец Лескова, а всё семейное имущество сгорело при пожаре. После этих трагических событий юноша переехал в Киев, где поселился у своего дяди – профессора Киевского университета, который «изъял его из мертвенно-дремотного Орла в университетский Киев, поставил его в условия, благоприятствующие расширению умственного кругозора, пробуждению жажды к знанию».

Здесь Лесков продолжил служить, однако это занятие его очень тяготило: «Жизнь, пройденная без служения широким интересам и задачам общества, не имеет оправдания». Вскоре Лесков поступил на работу в хозяйственно-коммерческую компанию. Благодаря делам этой компании, которые, по воспоминаниям писателя, требовали «беспрестанных разъездов» и удерживали подолгу «в самых глухих захолустьях», ему удалось объездить всю Россию и собрать «большое обилие впечатлений и запас бытовых сведений» о жизни крестьян разных губерний.

Служба невольно подтолкнула Лескова к писательскому делу, о котором он никогда раньше не помышлял. С 1860 года Николай Семёнович начал печататься в петербургских и киевских газетах, где публиковал статьи о злоупотреблениях в чиновничьей среде. Его обличительные заметки были переполнены болью за судьбу простого человека. «Никакая благородная цель не оправдывает мер, противных принципам человеческого счастья», – любил повторять Лесков.

Главным героем рассказа «Левша» (1881) становится искусный мастеровой, соединяющий в себе и достоинства, и пороки простого русского человека. Левша, чьё бескорыстие и неподкупность неразрывно связаны с осознанием своей незначительности и безропотностью, привык к постоянным побоям и наказаниям плетью. Однако при этом он не прельщается сытой и спокойной жизнью, которую сулят ему англичане, пытаясь заполучить себе талантливого мастера, а стремится на родину: «Мы в науках не зашлись, но только своему отечеству преданные… мы все к родине своей привержены». В рассказе «Тупейный художник» (1883) жестокий барин разлучает влюблённых – актрису крепостного театра и парикмахера Аркадия, отдав его в солдаты. Молодой человек не боится ни страшных пыток, ни смерти, когда речь заходит о возлюбленной. После службы в армии Аркадий возвращается домой, где в пути его неожиданно настигает злой рок… На страницах этих рассказов Лесков размышляет о том, возможно ли вообще счастье простого человека в России того времени…

Не имея совершенно никакого «снисхождения к злу», на протяжении многих десятилетий Лесков в своих художественных произведениях и статьях, полных одновременно горечи и сарказма, не таясь рассказывал о жизни простого русского народа и смело обличал невежество чиновников.

Наталия Дровалёва,
кандидат филологических наук

Глава первая

Когда император Александр Пaвлoвич окончил Венский совет, то он захотел по Европе проездиться и в разных государствах чудес посмотреть. Объездил он все страны и везде через свою ласковость всегда имел самые междоусобные разговоры со всякими людьми, и все его чем-нибудь удивляли и на свою сторону преклонять хотели, но при нём был донской казак Платов, который этого склонения не любил и, скучая по своему хозяйству, всё государя домой манил. И чуть если Платов заметит, что государь чем-нибудь иностранным очень интересуется, то все провожатые молчат, а Платов сейчас скажет: так и так, и у нас дома своё не хуже есть, – и чем-нибудь отведёт.

Англичане это знали и к приезду государеву выдумали разные хитрости, чтобы его чужестранностью пленить и от русских отвлечь, и во многих случаях они этого достигали, особенно в больших собраниях, где Платов не мог по-французски вполне говорить; но он этим мало и интересовался, потому что был человек женатый и все французские разговоры считал за пустяки, которые не стоят воображения. А когда англичане стали звать государя во всякие свои цейгаузы [1], оружейные и мыльно-пильные заводы, чтобы показать своё над нами во всех вещах преимущество и тем славиться, – Платов сказал себе:

– Ну уж тут шабаш. До этих пор ещё я терпел, а дальше нельзя. Сумею я или не сумею говорить, а своих людей не выдам.

И только он сказал себе такое слово, как государь ему говорит:

– Так и так, завтра мы с тобою едем их оружейную кунсткамеру смотреть. Там, – говорит, – такие природы совершенства, что как посмотришь, то уже больше не будешь спорить, что мы, русские, со своим значением никуда не годимся.

Платов ничего государю не ответил, только свой грабоватый [2] нос в лохматую бурку спустил, а пришёл в свою квартиру, велел денщику подать из погребца фляжку кавказской водки-кислярки [3], дерябнул хороший стакан, на дорожний складень [4] Богу помолился, буркой укрылся и захрапел так, что во всём доме англичанам никому спать нельзя было. Думал: утро ночи мудренее.

Глава вторая

На другой день поехал государь с Платовым в кунсткамеры. Больше государь никого из русских с собою не взял, потому что карету им подали двухсестную.

Приезжают в пребольшое