Часть первая. Киднеппинг понарошку
Глава 1, в которой Йошка наслаждается новой жизнью
Вот и зима пролетела. Солнышко старательно подъедает остатки снега. На проталинах начинает зеленеть травка. Птицы неугомонно кричат на все голоса, радуясь теплу. И я радуюсь вместе с ними, но не только весеннему солнышку, а ещё и своей новой жизни. Ведь я вернула себе семью! Родных маму и папу! Сама! Хоть и вышло это случайно. Как будто получила приз за прохождение опасного квеста в той жуткой пещере.
Теперь жизнь моя круто поменялась. Словно включилась перезагрузка, и всё пошло по другому сценарию. Я и не ожидала, что мои родители окажутся такими классными. Оба очень весёлые, даже немного озорные, особенно папа. С ним не соскучишься! Вот скажите мне, пожалуйста, почему мои сверстники часто жалуются на своих родителей? Блииин, предки достали!
Ыыы, не разрешают гулять допоздна!
Фи, заставляют книжки читать!
Если бы они знали, что такое чувствовать себя лишённой родных мамы и папы, разве говорили бы так? Ничего-то они не понимают, бедолаги. Зато я теперь наслаждаюсь новой жизнью. И невольно сравниваю её с прежней. Мне ведь есть с чем сравнить. Да-да, я намекаю на своих ненастоящих родителей, нанятых бабулей. Они были совсем другими. И жизнь с ними была другой.
Теперь каждую пятницу я спешу домой, в нашу новую квартиру. Нам с Василисой очень повезло: мы живём на соседних улицах. Это так здорово! Доходим до Васькиного дома, прощаемся, и дальше я обычно шагаю одна. Иду и представляю, как мама сейчас откроет дверь, обнимет меня у самого порога, а я прижмусь к ней и буду счастливо улыбаться. Она, конечно же, сразу усадит меня за стол, чтобы накормить свою худенькую дочурку всякими вкусняшками. А сама сядет напротив, подопрёт кулаком щёку и будет любоваться, как я жую. Потом начнёт расспрашивать про мои успехи в школе и рассказывать, что нового произошло у них с папой за прошедшую неделю.
Иногда нас провожают Лёха с Петькой, если они не заняты в своём туристическом кружке. Наши друзья — фанаты туризма и по-прежнему все выходные пропадают в походах. А Лёха потом рисует забавные комиксы про свои путешествия. Конечно, он всё слегка приукрашивает, кое-что придумывает от себя, делая эти истории неузнаваемыми для других ребят. Ведь, кроме Петьки Курносова, никто из его приятелей до сих пор не знает, что под ником Пень Су Шами скрывается наш Лёха.
Бабуля теперь часто приезжает в город, так что стосковаться по ней я обычно не успеваю. Зато я стала реже бывать на хуторе, хоть и очень по нему скучаю. Особенно по моей любимой ступочке. И по Моте тоже. Да и он тоскует там, говорит, что без нас с Шуриком в доме стало совсем пусто, и постоянно просит оставить ему мышонка хоть ненадолго. Шурик и рад бы погостить у Моти, но не хочет бросать меня, считает, что без него я могу попасть в беду. Такой уж он ответственный питомец. Теперь мой мышш окончательно поселился в нашей новой квартире, я больше не беру его в интернат. Мы папой соорудили для Шурика домик из сосновых веток, а внутри устроили уютное гнёздышко, связанное мамой из мягкой пряжи и набитое ватой. Домик расположили возле моей кровати. Ой! Про моё новое жилище стоит рассказать отдельно!
Родители предложили мне самой выбрать любую из трёх комнат, которая придётся по душе. Конечно же, я выбрала ту, что с балконом, и сразу принялась за её обустройство. Вместе с Лёхой мы нарисовали эскиз. Точнее, я объясняла другу, что хочу, а он рисовал. Папа, рассматривая эти наброски, шутил, что мы работаем над проектом под названием «Йошкина пещера». Он хоть и посмеивался, но всё равно помогал воплощать все мои идеи, даже самые сумасшедшие. Да-да, именно так их поначалу и называла мама — сумасшедшие. Она-то думала, что мне, как и всем девчонкам моего возраста, непременно нравятся какие-нибудь занавесочки с рюшами, абажуры с бахромой да розовые обои с мимимишными котиками, феями и прочей белибердой. Но вы же знаете, что я не люблю подобных глупостей. И тогда папа встал на мою сторону, сказав, что каждое жилище должно иметь своё лицо. А каким будет это лицо — решать только хозяйке. В итоге моя комната и в самом деле похожа на пещеру. Стены оклеены обоями, рисунок которых напоминает натуральный камень. Изголовье кровати упирается в нишу, как будто в каменный грот. Светильники на потолке и стенах имеют форму сталактитов. В самом центре комнаты мы с папой повесили гамак, в котором я люблю поваляться с книжкой или просто подремать, укутавшись в красивый плед, мягкий и приятный на ощупь. Его связала мама. Она и меня обещает научить рукоделию. И я уже умею набирать на спицы петли, правда, дальше этого дело пока не продвигается.
Папа опять работает фотокорреспондентом в газете. Он почти не расстаётся со своим фотоаппаратом и обожает снимать нас с мамой, особенно во время прогулок в парке. Говорит, что мы ужасно фотогигиеничные! Это папа так шутит. Фотогеничные, конечно. То есть, мы красиво получаемся на фото. Ну, не знаю, по-моему, это совсем не про меня.
Но папа утверждает, что красота — понятие относительное. То, что один человек считает красивым, другой может категорически отвергать. Однажды он сказал, что я выгляжу очень одухотворённо, а это гораздо важнее, чем правильные черты лица. К тому же я хороша своим интеллектом, который так и светится на лице. Это он, конечно же, опять шутит. Уж такой он у нас шутник! Именно за это я его и обожаю. А ещё он меня называет «ходячий лингвистический парадокс». Он не может понять, как это я так легко осваиваю иностранные языки. Недавно мы с ним на рынке покупали новую карту памяти для его фотоаппарата. Зашли в павильончик, где торгуют китайцы. Один продавец выкладывает перед нами товар, а другой и говорит ему по-китайски:
— Эти же неисправные! Их нам вчера вернули. Зачем ты их достал? Скажи, что через день другие завезут, пусть попозже приходят.
— Пусть берут! — отвечает тот. — Вдруг прокатит? А если что, мы потом можем поменять.
И тут я совершенно спокойно говорю ему по-китайски:
— Вообще-то, мошенничество у нас преследуется законом, — и тяну папу от прилавка, переводя ему то, что только что услышала.
Узкие глазки торговцев мгновенно округляются, как в Лёхиных комиксах. Папа тоже жутко удивлён. Но я ведь далеко не простая девочка! У меня особая склонность к языкам, и этим я постоянно удивляю учителей. Могу легко включаться в диалог, чужие слова сами собой складываются в моей голове в правильные фразы. Мне даже заучивать их не приходится, как другим ребятам. Так что по английскому и китайскому я лучшая ученица в классе. К моей радости, в нашей школе со второго полугодия появился факультатив по французскому языку для всех желающих. И мы с Васькой первыми туда записались. Приятно ведь изучать то, что тебе нравится. И ловить кайф от учёбы! Кто-то считает, что так не бывает, что учёба не может доставлять удовольствие? Готова поспорить!
Глава 2, в которой подруги сталкиваются с людской злобой
Иногда по субботам мы с Василисой заглядываем на рынок, чтобы повидаться с Алёнкой, а заодно купить у неё домашнего сыра и творожка. Сегодня как раз такой день. Ближе к полудню мы отправляемся на прогулку под звонкий щебет птиц и весёлое журчанье весенних ручейков. Площадь перед рынком уже оттаяла от снега, и кто-то мелом нарисовал на ней классики. Я улыбаюсь, подмигиваю Ваське и с удовольствием скачу по клеточкам от начала до конца. Подруга следом за мной. Здорово! Мы смеёмся и шагаем к входу, но в это время мне под ноги прилетает небольшой камушек, потом ещё один. Оглядываюсь — никого. Отворачиваюсь — летит очередной подарочек и больно ударяет по ноге. Резко разворачиваюсь — за углом здания мелькает синяя шапочка. Тогда я, почти прижавшись к стене, шагаю вдоль неё до самого угла. Прямо перед моим носом вновь возникает синяя шапка. Ба! Да это мой старый знакомый, тот несносный увалень, маменькин сыночек, которого я ещё летом перепугала до смерти. Кажется, его зовут Лёва. Типа, царь зверей. Лев! Хи-хи! Как же он, помнится, удирал от меня, этот царь! Видимо, уже забыл, что связываться со мной опасно.
— Наш Лёвушка сегодня без мамочки гуляет? — смеюсь я, схватив его за шиворот.
От неожиданности парень вздрагивает и испуганно смотрит на меня. Мне смешно. Он дёргается, пытаясь вырваться, но сделать это не так-то просто.
— И как это мамаша отпустила тебя одного? — продолжаю я.
— Не твоё дело! — огрызается пацан, пытаясь вырваться.
— Не дёргайся! Всё равно ничего не выйдет, пока я сама тебя не отпущу. Но сначала я должна проучить тебя, чтобы неповадно было камнями кидаться.
— Я не кидался! Это нечаянно! — хлюпает толстяк.
— Ага, нечаянно! — усмехаюсь я. — Так я тебе и поверила! Ты самым подлым образом вёл прицельную пальбу по моим ногам, и за это будешь наказан! Васька, готовь камни, будем его расстреливать! — поворачиваюсь я к подруге.
— Маааама! — громко кричит парень, и несколько прохожих оглядываются на нас, но тут же отворачиваются и шагают мимо — у каждого свои дела.
— Мама тебе не поможет! — сурово говорю я. — А я могу сделать с тобой всё, что захочу!
Парень заметно бледнеет и вдруг начинает хныкать, умоляя отпустить его.
— Я больше не буду! Чесслово! Никогда-никогда!
До чего же он жалок! Я смеюсь ему в лицо и отпускаю, даже мстить ему не хочется. А он, ещё не веря своему спасению, какое-то время таращится на меня, потом разворачивается и пускается наутёк.
— Кто это? — удивлённо спрашивает Васька.
— Один наглый маменькин сыночек, твёрдо уверенный, что его гадкие поступки всегда останутся безнаказанными!
Видя, что подруга ждёт подробного объяснения, я рассказываю ей про нашу первую встречу с этим упитанным негодником в торговом центре, когда он примерял обувь. Потом про неприятную стычку с его мамашей на нашем хуторе, когда я вступилась за бабулю, а та потом меня же и отчитала за неправильное поведение. Но я всё равно уверена, что таких людей надо вовремя ставить на место. Васька соглашается со мной, и мы направляемся по торговым рядам.
Ура! Алёнка сегодня приехала! Я издалека вижу её белокурую голову под вывеской «Молочные реки» и, помахав рукой, устремляюсь к прилавку. Васька спешит за мной.
Какая-то покупательница в маленькой кокетливой шляпке цвета спелой моркови разглядывает товар.
— А молоко у тебя свежее? — слышим мы, приблизившись, её придирчивый голос. — А сыр когда изготовлен? Почему на нём нет даты?
Этот голос кажется мне знакомым. Ну, конечно! Мамаша того увальня! Ясное дело: раз уж он тут, то и мамочка непременно должна быть где-то рядом. До чего же не люблю я эту вздорную даму!
— Всё свежее, — скромно отвечает Алёнка, — у нас не успевает испортиться, сразу всё раскупается.
— Знаю я вас, мошенников! — ворчливо продолжает женщина, разглядывая небольшую головку сыра. — Наговорите с три короба, а на самом деле, может, это и есть-то опасно. Отравлю ребёнка твоим сыром, а кто отвечать будет?
— Не нравится, не берите! Другим больше достанется! — становлюсь я к прилавку и подмигиваю Алёнке. — Мне, пожалуйста, как всегда, сыр, творог и молоко!
— И мне тоже! — добавляет Васька, придвинувшись ко мне.
Алёнка согласно кивает и выкладывает на прилавок продукты.
— А чего это вы без очереди лезете?! Я раньше пришла! — возмущается сварливая покупательница и злобно встряхивает головой, пытаясь нас вытеснить.
В этот момент её затейливая шляпка слегка дёргается и летит прямо в тарелку со сметаной, которая стоит на прилавке, чтобы покупатели могли попробовать товар. Алёнка ахает, дама с ужасом хватается за шляпку, а я спокойно продолжаю:
— Вы же отравиться боитесь, так что лучше идите в магазин, там на товаре срок годности указан.
— Да как ты смеешь, дерзкая девчонка! — поворачивается ко мне противная тётка, и лицо её становится почти такого же цвета, как шляпка. — А! Так это ты! Точно! Я тебя узнала, ведьмино отродье! Иди-ка ты отсюда, негодяйка, пока я полицию не позвала!
Алёнка тут же протягивает злыдне влажную салфетку, та хватает её и, сердито раздувая ноздри, начинает оттирать шляпу от сметаны.
— А я ничего незаконного не делаю, просто покупаю молочные продукты, — отвечаю я с невинной улыбкой и в упор смотрю на тётку, внушая ей поскорее удалиться с рынка.
Она хочет ещё что-то сказать, раскрывает рот, но слова её замирают, не успев сорваться с языка. Она со злостью засовывает в пакет испорченную шляпу и отправляется прочь.
— И вот так каждый раз, — говорит Алёнка. — Эта покупательница меня просто замучила своим ворчанием, не столько купит, сколько гадостей наговорит. А ведь потом снова приходит именно ко мне. Ну и шла бы к другим фермерам, раз нашим продуктам не доверяет.
— Не обращай внимания, она просто по-другому не умеет, — успокаиваю я Алёнку.
И Василиса согласно кивает, добавляя:
— Если бы существовал какой-нибудь прибор, замеряющий уровень злобы в человеке, у этой мадам он бы всегда зашкаливал!
Алёнка благодарно улыбается нам.
— Неудивительно, что и сынок у неё такой же, — говорю я. — Эх, легко он у меня сегодня отделался. Надо было его подольше помучить.
Васька как-то странно смотрит на меня, но ничего не говорит.
Глава 3, в которой подруги пытаются решить важный вопрос
Немного поболтав с Алёнкой, мы прощаемся и, пожелав ей удачной торговли, направляемся домой. Солнышко уже поднялось высоко и хорошо пригревает. Мы медленно шагаем, жмурясь от его ярких лучей и наслаждаясь теплом. Неожиданно Васька интересуется, не появляется ли у меня порой желания делать людям гадости. Я удивлённо смотрю на подругу, и она поясняет:
— Сейчас ты боролась с вредной тёткой. И поделом ей. А можешь ты сделать кому-то плохо просто так? Не за что-то конкретное, а лишь потому, что тебе так хочется.
Я задумываюсь. Вроде, такого со мной не бывало. Обычно мой гнев выплёскивается исключительно в борьбе за справедливость, и Васька это знает. С чего вдруг такой странный вопрос?
— Понимаешь, — пытается объяснить подруга. — Раз уж я тоже оказалась не совсем простой девчонкой, то мне хотелось бы знать, что же таится во мне. Светлые это силы или тёмные? Радовать я буду людей или заставлять их страдать?
Вот это вопрос! Я, например, никогда не задумывалась об этом. Вижу несправедливость или угрозу — сразу вступаю в борьбу. И считаю, что поступаю правильно, без всяких там рассуждений. А подругу мою, оказывается, это беспокоит.
— У каждой из нас должно быть своё предназначенье, — продолжает Васька. — Вот ты в чём его видишь? Для чего ты живёшь? Чтобы помогать людям или наказывать их?
Я пожимаю плечами. Подобных мыслей у меня никогда не было, и я даже не знаю, что ответить подруге. Конечно, однажды я стану такой же, как моя бабушка. Буду лечить людей. Кому-то помогать, а кого-то и наказывать. Стоп! Раз уж мы с бабулей называемся нечистой силой, значит, обязательно должны делать что-то плохое? Никогда я об этом не задумывалась. Ох, уж эта Василиса! Мудрит, как всегда, и меня смущает своими вопросами.
С той поры, как Лихослав Осипович намекнул Ваське на её необычность, она просто бредит тайной своего происхождения. Попыталась снова расспросить свою бабушку Наталью Петровну про родителей, но та повторяет всё то же, что и прежде. А когда Василиса осторожно предположила, что она ей не родная, бабка даже обиделась, внучке ещё и извиняться пришлось. Кстати, когда я впервые увидела Наталью Петровну, сразу заметила, насколько они с Васькой разные. Не зря же старик сказал, что она подкидыш. Похоже, не соврал. Ради чего ему нас обманывать? Видимо, Васькина бабушка и впрямь не знает об этом.
— Йошка, а ты не могла бы поговорить с Агнессой Дорофеевной? — умоляюще смотрит на меня подруга. — Вдруг она что-то знает?
А ведь и правда! Как это мне раньше в голову не приходило? Раз бабуля позволила Ваське гостить на нашем хуторе, значит, уже знала или чувствовала, что моя подруга вовсе не простая девочка. И я обещаю Василисе обязательно расспросить бабушку.
— Хорошо тебе, — печально говорит Васька, — ты с детства знаешь, кто ты такая. А мне и спросить не у кого. Но ведь хочется знать, что же во мне таится: добро или зло.
— А давай проведём эксперимент! — предлагаю я.
— Давай! — соглашается Василиса. — А какой?
— Ты выбираешь себе объект и воздействуешь на него.
— Ты имеешь в виду кого-то из прохожих? — уточняет подруга.
— Конечно!
— А как воздействовать?
— Как хочешь! — поясняю я. — Заставь его огорчаться или радоваться, причини боль, вынуди действовать против его воли, пусть он выполняет то, чего хочешь ты.
— Сейчас попробую, — соглашается Василиса, — это даже интересно.
— Вон, видишь: два пацана возле тополя смеются, заставь их, например, залезть на дерево.
Подруга кивает, готовая действовать, но в это время мимо мчится парнишка на самокате. Он на скорости влетает в лужу и окатывает нас обеих грязной жижей. Мы застываем в оцепенении и смотрим ему вслед. Вдруг самокат резко поднимает заднее колесо, переворачивается в воздухе, и парень носом плюхается на мостовую, а самокат накрывает его сверху.
— Это твоя работа? — догадываюсь я и смотрю на Ваську, стряхивая с куртки грязные брызги.
— Наверное, — задумчиво говорит она, — он меня сильно разозлил.
Парень тем временем поднимается, размазывая по лицу грязь и слёзы.
— Чего ревёшь? — сердито спрашиваю я. — Всё по справедливости. Зачем окатил нас грязью? Нарочно? Мог ведь объехать лужу! Вот и получил по заслугам!
— Мне больно! — хнычет парнишка, держась правой рукой за локоть левой.
Васька помогает ему поднять самокат.
— Идти можешь? — всё так же сердито спрашиваю я, и он кивает в ответ.
— Иди домой, — говорит Василиса, передавая парню самокат, — пусть тебя родители врачу покажут. Да не гоняй больше по дороге. Хорошо ещё, что машин не было, а могло бы быть и хуже.
Парень прихрамывая, шагает в обратном направлении, а мы, обтерев друг другу лица влажными салфетками, продолжаем свой путь домой.
— Ну что? — спрашиваю я. — Получила удовольствие от мести?
— Не знаю, — печально говорит Васька. — Мне жаль беднягу. А ты жалеешь своих врагов, когда наказываешь их?
— Смотря кого, — подумав, отвечаю я. — Кикимору, например, мне не жаль.
— Кикимору и я не пожалела бы! — подхватывает подруга.– А Заковыркину ты жалела? А Гордееву?
Я пожимаю плечами, мне трудно сейчас сказать, что я ощущала, соперничая с заносчивыми одноклассницами. Они обе получали от меня за конкретные гадкие поступки. Конечно, я тогда была довольна.
— А этого парнишку тебе жалко? — не унимается Василиса.
— Есть немного.
— И какая же ты тогда нечистая сила? Ты чистая!
— Ага, чище не бывает! — смеюсь я, показывая на нашу грязную одежду, и мы обе начинаем хохотать.
Глава 4, в которой подруги становятся свидетелями
До чего же я не люблю понедельники! В душе ещё живёт радужно-счастливое настроение удачных выходных, а реальность уже затягивает в привычный ритм слегка поднадоевшей школьной жизни. Только не подумайте, что я не люблю учиться. Люблю! Просто за окном уже весна, и хочется чего-то такого… такого… Как же сложно выразить словами, чего мне сейчас хочется. Что-то неуловимое витает вокруг, тревожит и волнует. И в ответ что-то рвётся изнутри. В общем, как говорит Стелла Заковыркина, слегка колбасит. Может быть, стоит просто поехать на хутор к бабуле, заскочить в любимую ступу и промчаться над весенним лесом, переполняясь счастьем и задыхаясь от восторга? Пожалуй, я так и сделаю в ближайшие выходные.
Неожиданно я чувствую, как Лёха легонько бьёт ботинком по моей ноге, пытаясь привлечь внимание к тому, что происходит в классе.
— Лихоманкина! Ты о чём мечтаешь на уроке? — раздаётся рядом голос учителя Ильдара Тимуровича. — Похоже, всемирная история тебя совсем не интересует.
Застигнутая врасплох, я в растерянности молчу. Все насмешливо смотрят на меня, но громкий стук в дверь неожиданно спасает положение, и головы одноклассников дружно поворачиваются туда. В класс входит наша наставница Анна Михайловна в сопровождении полицейского, у которого есть для нас объявление. В меру упитанный круглолицый дядька среднего роста представляется майором Ивановым и рассказывает, что недавно пропал восьмилетний мальчик Лев Мартышкин, которого сейчас ищет вся полиция города. Нелепое сочетание имени и фамилии вызывает улыбки и даже смешки. Майору это явно не нравится, брови на его недовольном лице начинают активно двигаться. Они то сбегаются к переносице, то разбегаются в разные стороны, словно танцуют. Раз-два-три, раз-два-три…
Полицейский достаёт фото, и Василиса громко ахает, увидев знакомое лицо. Берега кисельные! Это же тот противный увалень, с которым мы столкнулись в прошедшие выходные! Никто из одноклассников, кроме нас, его не видел, и полицейский предлагает мне и Ваське выйти с ним из класса для беседы. Мы теперь важные свидетели. Нас с Василисой ведут в кабинет директора. Анна Михайловна присутствует при разговоре. Так положено. Наверное, правильнее сказать, при допросе. Мы честно рассказываем, как было дело, как Лев кидал в нас камни, а потом, когда я его хорошенько встряхнула, убежал прочь, и больше мы его не видели. Полицейский недоверчиво смотрит на меня, похоже, он сомневается в правдивости наших слов.
— Что вы ему сделали? — спрашивает майор сурово, и брови его мгновенно прыгают к носу (та-дам!). — Вас было двое, а он один! — и сведённые брови, слегка взлетев вверх, возвращаются в исходную позицию (та-да-дам!).
— А что мы могли ему сделать? — возмущаюсь я. — Он один весит больше, чем мы вдвоём!
Анна Михайловна смущённо опускает глаза, видимо, она уже догадывается, на что я способна. Не зря ведь самые пр
