по шажку понять, как это делать так, чтобы самому
Я заулыбался, хотел брякнуть какую-нибудь похабную шуточку, но вдруг ощутил, что во мне сейчас в самом деле раскрыло хлебало нечто благородное и возвышенное. Нельзя такому затыкать пасть, а то вообще умолкнет, и стану стандартным чмо, что над всем хорошим погыгыкивает, оставаясь полным говном
Женщины сразу теряют уважение к мужчине, как только он снимает штаны. Не понимают, дуры, что хоть в штанах, хоть без штанов – я все тот же грозный и ужасный, потому лучше не буду переть против их накаркального мышления
Может, – сказал Эверхартер, – все-таки промочите горло?
Я покачал головой, а Фицрой сказал:
– Разве что в дорогу… У вас найдется лишний бурдючок?.. Так, не самый крупный, чтобы лошадь под ним не упала
Да что вы все, – сказал я недовольно. – Не возлагайте на меня слишком уж надежд!.. Я не ослик, все не повезу!.. Даже если смог бы. Я еще и ленивый, это прерогатива человека интеллигентного и мыслящего
Запомни, – объяснял я величаво, – мужчина, который слишком озабочен сексом, так же ничтожен, как и тот, кто разбирается в еде или сортах вин!
Спасибо, – ответила она грустно. – Я же говорю, ты жестокий и добрый. А в моем мире нет ни того, ни другого. Одни амебы плавают… А те, что покрупнее, медузы, что тоже амебы, только еще противнее
А что там у тебя?
– Веревка и мыло, – ответил я. – Намылюсь – и в горы…
Или наглец… или сумасшедший.
– А вам не все равно? – спросил я лениво.
Я жадно ухватил чашку, руки затряслись от счастья, а хлебать через край начал, как изголодавшаяся свинья помои, шумно и часто.
– Ой, – сказала Мариэтта с тревогой, – не захлебнется?
– Нет, – заверила Аня, – но желудок вряд ли устоит.
– Обосрется?
– Обкакается, – уточнила Аня, всем видом показывая, что в ее словаре нет такого грубого слова и что роботы культурнее, чем всякие там полиционеры. – Но это ничего, я приняла меры.
– Какие?
– Проложила под простыню клеенку. Мебель надо беречь