Глава 2

В своей комнате там же в башне я рухнул на ложе и, закрыв глаза, попытался снова погрузиться в тот же мир. Не вышло, сердце бухает, как молот, в голове будто раскаленные угли кто-то ворочает железной кочергой.

Все логично, все происходит вовремя. Радиоволны существовали всегда, но человек узнал о них не раньше, чем сумел создать ловушку для радиоволн, названную им радиоприемником, то есть приемником радиоволн.

Темная материя и темная энергия существовали изначально, еще до Большого Взрыва, что на самом деле знаменовал всего лишь рождение еще одного из пузырьков в океане Темного мира, но человек узнал о них не раньше, чем подошел к пониманию их сути. От этого остался крохотный шажок к овладению. Причем на этот раз приемником темной энергии может являться также и сам человек с его сложнейшей нервной сетью тончайшей настройки.

Допускаю, что и раньше находились с неким сбоем в генах, улавливали радиоволны или темную энергию, становились магами, но сейчас уже все человечество подошло вплотную, чтобы понять и овладеть этим океаном.

И хорошо, что я успел первым. Первому все пряники. Он успевает снять все сливки, если, конечно, не прощелкает хлебалом. Я вроде бы не слишком щелкаю, а когда щелкаю, то, конечно, это виноват не я, а весь остальной мир, у демократов только так.

Все-таки снова закрыл глаза и начал старательно настраиваться на ловлю частиц темной энергии, чувствуя себя сплошной антенной. Долго ничего не происходило, слишком всего трясет, затем начал погружаться в странную темноту, что не темнота, но все же темнота, разве что не привычная, а та, когда света вообще не существовало.

Темнота вечности, настоящей вечности, когда и времени не было, не существовало, появилось оно только вместе с Большим Взрывом, как утверждает лучший космолог святой Августин Блаженный.

Затем, когда я ее прочувствовал и стал тоже частью темной материи, начал чувствовать струящуюся сквозь меня темную энергию. Она струится и струится, как те же нейтрино, что с легкостью пронизывают Землю и мчатся дальше, не замечая никаких препятствий и ничуть не отставая от тех, кто промчались мимо нашей планеты, не задев и краешком.

Дергаясь так и эдак всем телом, так неуклюже помогаю мыслительным процессам, про выпучивание глаз вообще молчу, в какой-то момент уловил, что да, часть темной энергии начинает где-то застревать во мне, наполняя некой мощью, осталось только научиться высвобождать ее…

…да еще так, чтобы не взорвалась со мной вся планета, а то и Солнечная система.

«Давай, – прошептал я мысленно, – мы одной крови, ты и я, в том смысле, что атомы те же, осталось научиться только переставлять их по неким схемам, отпечатанным в мозгу».

Ощущение вселенской огромности ушло, я ощутил себя выброшенной на берег рыбой, распластался, часто дыша и стараясь удержать в памяти все, что чувствовал.

Удержать и запомнить надо, в следующий раз заходить будет легче. Но теперь я это не оставлю.

Фицроя не узнать, за время моей аудиенции у королевы каким-то образом успел, судя по его виду, посетить всех столичных портных: новая светло-коричневая шляпа с гигантским хвастливым пером, расшитый золотом камзол, щегольские брюки, а сапоги такие, что и короли позавидуют. Есть модники, для которых обувь – это все, а у Фицроя все с головы до ног обувь, ну не может не повыпендриваться.

– Как прошло у королевы? – спросил он бодро.

На него оглядываются все прогуливающиеся во дворе, женщины сладко и обещающе улыбаются, а мужчины кланяются почтительно и с достоинством, тоже стараются понравиться герою, которому покровительствует королева.

Мне и то кланяются меньше, у меня дресс-код не совсем, я кивком отвел героя в сторону от магистрального прогуливания, но Фицрой и оттуда помахивал шляпой и грациозно раскланивался.

– Перед королевой дрожал, – сообщил я. – Стоял и трясся. Иначе перед королевами нельзя.

– Да ты чего?

– Это перед королями трястись не обязательно, – пояснил я, – им же не надо нам выказывать, что самцы круче, сами знаем, а у женщин это пунктик со времен капризной Евы. А то и Лилит.

– Чем наградила? – перебил он.

Я покачал головой.

– Пыталась, но я увернулся. Ей так обиднее. Пусть повертится!..

– Жаль, – сказал он со знанием дела. – За принцессу можно такое содрать… С другой стороны, у меня короли еще в долгу не бывали. Ты прав, так интереснее. А ты, выходит, злой? От мешка с золотом отказаться, чтобы уесть!.. Или ты в нее уже?

Я посмотрел зверем.

– Что-что?

– Влюблен, что!

Я шарахнулся, будто ударили.

– Чего пугаешь?.. Заикой можно стать!

– А что, – сказал он хладнокровно, – у вас похоже. Так в народе и начинается всякое… А народ и власть, ты сам говорил, едины в порыве. Каком – не понял. Ну что, прощаемся с Рундельштоттом и прем в Дронтарию?

– Да, – ответил я, – там как раз должны были спустить на воду еще корабль. Даже два, мы же потеряли времени больше, чем думали.

Он спросил в патетическом изумлении:

– А когда теряли меньше? Кто когда успевал быстрее, чем рассчитывал? Что бы ни задумал, клади времени в полтора раза больше! Тогда уложишься хотя бы в два.

– Стареешь, – сказал я. – Ишь, опыт у него. Бывалый, тертый! Как был Нечеса-князь… Хорошо, завтра с утра выступим. Успеешь отдохнуть?

Он посмотрел с уважением.

– А ты ого… Другой бы месяц отдыхал и хвастался. Я не думал, что столько с тобой протопаю. Полагал, как только докажу, что круче, сразу пойду дальше, оставив тебя копаться в прошлых заслугах и перебирать награды. Но вот доказал, а все равно тебе покровительствую. Из жалости, наверное. Добрый я.

– Фицрой, – сказал я с сочувствием. – Беги, пока не поздно.

Он спросил с интересом:

– А чего?

– У меня впереди такое, – сообщил я, – даже вышептать не могу. Самому страшно.

Он посмотрел с жадным интересом и потер ладони с такой силой, что едва не вспыхнули, как дощечки в руках австралийского аборигена.

– Брешешь?

– Ничуть. Видишь, уже руки трясутся? Но кур не крал.

– Пойду скажу Понсоменеру, – заявил он, – пусть собирает коней и мешки. Завтра на рассвете и выступим?

Огромное оранжевое солнце закрывает весь запад, но опускаться будет еще почти полдня, однако здесь никто не выезжает «на ночь», наш отъезд сочтут поспешным, и сразу начнутся разговоры, что могут повредить королеве.

– На рассвете, – согласился я. – Если понадоблюсь раньше, знаешь, где меня искать.

Он ухмыльнулся.

– Ну, а меня… тоже примерно знаешь.

Я проводил его взглядом, красавец и бретер, но что-то в нем еще, и чем это еще опаснее, тем старательнее должен выставлять напоказ эти нарядные костюмы, бретерство, лихость, фанфаронство, чтобы видели только эту витрину.

Мимо меня шел слуга в цветах главного дворца, на миг остановился, расправляя складки на широком рукаве, я едва расслышал шепот:

– Глерд, вас ждут в главном дворце на третьем этаже в комнате фрейлины Кареллы Задумчивой.

– Некогда, – буркнул я.

– Что-то важное, – шепнул он, глядя мимо меня.

– Готовлюсь к отъезду, – сказал я.

– Дело касается жизни, – произнес он и, не дожидаясь ответа, пошел своей дорогой, все еще поглядывая на рукав, красиво ли колышется цветная тесьма.

Я уже сделал шаг в сторону башни Рундельштотта, но тревожное любопытство, на чем все самцы горят и ловятся, все-таки перебороло. Я развернулся и пошел обратно, злой на себя, но, с другой стороны, хотя любопытные обезьяны гибнут первыми, но именно самые любопытные из уцелевших стали людьми, а более правильные все еще скачут по деревьям.

– Не слишком отставайте, глерд, – прошептал он, не поворачивая головы. – Я не могу идти медленно, не положено, а вас без меня туда не пропустят.

– Не отстану, – сообщил я. – Я такой, неотставательный.

На второй этаж гвардейцы пропустили без вопросов, но у третьего вышли навстречу с явным желанием бдить и не пущать. Слуга сделал им весьма повелительно некий знак, оба тут же отступили в стороны.

Понятно, такой же слуга, как я глерд. Подрабатывает и в ведомстве Кливарда, а то и у самого Иршира, всем нужны свои люди на разных уровнях.

На третьем этаже я пошел медленно, поглядывая по сторонам и вглядываясь в двери. Этот коридор всегда пуст, во всяком случае от слуг и стражников. Королева оберегает фрейлин как от домогательств вельмож, так и от гвардейцев, есть среди них красавцы, так что пусть лучше дежурят внизу у нижней ступени лестницы.

Странно и то, что сообщение передал безвестный слуга, а не Анна, служанка Кареллы, все-таки я Анну уже знаю, достаточно хорошо знаю.

К комнате Кареллы я подходил чуть ли не на цыпочках, вслушивался и вчувствывался. Опасности пока вроде бы нет, никто не притаился, ни синих силуэтов по ту сторону стены, ни голубых, только тонкий аромат нежных духов без примеси мужского конского пота.

Толкнув дверь, я быстро ухватил взглядом пространство комнаты, Карелла на том конце спиной ко мне стоит на балконе и смотрит через высокие перила вниз во двор.

Перешагнув порог, я зыркнул направо-налево, все чисто, я один в комнате, не считая хозяйки, пошел вперед, громко топая.

Карелла обернулась, вся озаренная золотом солнца, лицо вспыхнуло счастьем, торопливо вышла мне навстречу, в глазах ликование, настоящая женщина, умеет делать себя такой, какой должна быть в данный момент.

– Глерд, – прощебетала она, – как я счастлива… Нет-нет, не пугайтесь, в постель не потащу.

– Правда? – сказал я с подчеркнутым сожалением. – А я уж размечтался…

Она сказала с мимолетной усмешкой:

– Уже вижу, почему-то избегаете меня. Точно злые языки что-то сказали обо мне дурное.

– Мир таков, – согласился я, – а двор – еще тот мир.

Она договорила:

– Я искала способ, как сообщить вам, что вы в опасности. Простите, ничего лучше не придумала.

Я настороженно всматривался в ее юное и такое бесхитростное лицо. Мяффнер осторожно обронил насчет ее железного характера, но так, деликатно, не навязывая свое отношение и не показывая, что его мнение является единственно верным.

– Я это чувствую, – согласился я, – смотрю на вас – и вижу, как вы отбираете у меня сердце.

Она мило улыбнулась, но тут же посерьезнела и покачала головой.

– Глерд, прошу вас, сядьте. Вот сюда, это удобное кресло.

Я оглянулся, кресло в самом деле фрейлинское, сплошная роскошь, но взялся за спинку соседнего:

– Прошу вас…

Карелла, придерживая обеими руками с боков платье, улыбнулась и царственно опустилась на мягкое сиденье. Не вся, конечно, опустила только задницу, ноги на полу, но почему-то считается, что это вот и есть опустилась в кресло, как будто задница – наше все и поместить ее в кресло – уже сесть целиком.

Я сел напротив и заглянул ей в милое личико с серьезными глазами.

– Госпожа Карелла…

Она покосилась по сторонам и сказала страшным шепотом:

– Мне удалось случайно услышать обрывок разговора… В общем, некоторые считают вас серьезной помехой.

– Помехой чему? – уточнил я.

Она вздохнула.

– Больше ничего не расслышала. Но, глерд, сам тон, интонация… Говорили очень знатные глерды. А таким лучше не становиться поперек дороги. Вы собираетесь уехать?

– Да, – ответил я.

– Постарайтесь забраться подальше, – посоветовала она серьезно. – Если вам в Дронтарии дали землю, то лучше и не придумать. Когда едете?

– Завтра с утра.

Она снова вздохнула.

– Жаль, буду скучать, но вам вдали от столицы будет безопаснее. А на эту ночь усильте свою охрану. Говорят, у вас верные друзья? Неплохо, если проведут ночь в вашей комнате с оружием в руках… Глерд Юджин, я очень серьезно!

Я кивнул, не сводя с нее взгляда. То, что говорит серьезно, не сомневаюсь. Как и в том, что услышала чуть больше, чем говорит. Но без явных доказательств не станет указывать пальцем на людей знатных и могущественных.

– Что-нибудь придумаю, – пообещал я. – Хотя у меня крохотная комнатка в башне.

– У вас во дворце есть комната! Даже покои.

– Туда вряд ли пропустят мою ватагу, – ответил я, – да еще вооруженную до зубов. Пока не знаю.

Она улыбнулась.

– Глерд, я бы предложила эту комнату, но вы откажетесь.

– А вы предложите, – ответил я.

Она рассмеялась.

– Нет-нет, мне будет очень обидно, когда откажетесь прямо в лоб. Раньше у вас всегда отыскивались предлоги.

– Значит, – сказал я, – когда сам напрашиваюсь, уже вы увиливаете?

– Я не увиливаю!

– Тогда…

Она посмотрела мне в лицо, набрала в грудь воздуха и выпалила:

– Глерд Юджин, вы разделите со мной ложе?

– Разделю, – ответил я, – только уговор, мне две трети, а вам остальное.

– Это бессовестно, – заявила она, сразу оживая на глазах. – Я же хозяйка, две трети должно быть у меня!

Я подумал, кивнул.

– Хорошо, но только если мне будет тесно, предупреждаю, я залезу сверху.

Она ответила тихо:

– Стерплю. Вы вроде бы не слишком толстый… Может быть, и нетяжелый?

– Если не наедаться на ночь, – сообщил я.

Она подумала, кивнула.

– Ладно, наедайтесь. Хоть какое-то удовольствие получите.

– Госпожа Карелла, – сказал я, – кстати, можно я вас по имени?

– Буду счастлива.

– Карелла, – повторил я, – вы оказываете мне услугу, я это ценю. Не могу сказать, что готов тут же взять на себя бремя как-то благодарить, но… спасибо.

Она сказала милым голоском:

– Этого достаточно, глерд. Вы оказываете услуги ее величеству, а я служу ей не за высокое положение фрейлины, а потому что считаю ее великой королевой.

Я поднялся, она взглянула снизу вверх несколько испуганно, я сказал поспешно:

– Не рискую остаться прямо сейчас.

– Глерд?

– Можете звать меня по имени, – сказал я. – Это так приятно.

– Глерд… Юджин, – произнесла она с усилием, словно мое имя произносить труднее, чем остальные, – но вы придете?

– До ночи еще далеко, – объяснил я, – но обязательно приду, если вы еще не передумали.

– Никогда не передумаю, – заверила она и, уловив что-то в моем лице, добавила: – Вы же такой полезный ее величеству человек!

Я поклонился и вышел. Коридор на всем протяжении пуст и безлюден, с обеих сторон лестничные площадки, но гвардейцы все внизу, только у королевского кабинета особая стража, но те от двери не отходят.

Спустившись в зал, все-таки уловил настороженно-завистливые взгляды гвардейцев у лестницы, принял довольный вид, дескать, настоящие орлы и за пять минут находят и сжирают добычу, даже рубашку в штаны уже заправил, хоть и криво, видите, прошел мимо, а затем через запруженный вельможами и сановниками холл сбежал по широким мраморным ступенькам во двор.

Глава 3

Наша миссия осталась как бы тайной, принцессу никто не похищал, но слишком многие посвящены в случившееся, так что при дворе все равно узнали достаточно быстро. Фицрой купается в лучах славы, даже Понсоменер нарасхват среди знатных дам, репутация Рундельштотта восстановлена, только я несколько в сторонке, хотя тоже приходится лавировать между знатными вельможами, которым срочно нужно установить связи, и знатными матронами, у которых на выданье выводок дочерей, но с этими проще.

Предостерегающий холодок в спине я чувствовал дважды или трижды, это значит, обмануть удается не всех, кто-то да сообразил, что все-таки главная сила в нашей группе я, так что будут бить по мне.

Среди прогуливающихся во дворе и саду прошло оживление, на аллее показался невысокий и толстенький глерд, одетый без всякой роскоши, даже непривычно здесь, разве что золотая цепь на груди, но и она не украшение, а указание на его ранг.

Я не двигался, но он ухватил меня взглядом, заспешил навстречу, улыбающийся во все пухлое розовое лицо.

– Глерд Юджин!

Я поклонился.

– Глерд Мяффнер… Чем могу?

Он взял меня под руку и повел по аллее в сторону, где много низкорослой травы и нет придворных, там каблуки не очень для мягкой почвы.

– Уезжаете из-за Антриаса? – спросил он тихонько.

Я посмотрел с обидой, даже с высокомерным видом вскинул голову, чтобы заметнее была выдвинутая нижняя челюсть.

– Глерд Мяффнер, за кого мы меня имеете так грубо?.. Я не настолько уж и навредил королю Уламрии, чтобы его величество лично объявило на меня, простого и незаметного, как бы охоту.

– Гм, – сказал он, – но если он узнает, что это вы все там учинили…

– Я человек просвещенный, – напомнил я, – и донельзя гуманный, у нас полная зачистка считается нормой. Свидетелей не остается.

Он напомнил:

– Но вы оставили в живых женщин и… заключенных?

– Я им не представился, – уточнил я. – Безымянный разбойник. Даже непонятно, чье поручение выполнял, освобождая принцессу. Может быть, герцога Карлейского, который в нее влюблен!.. Или принца Роммельса, который не принц, но для народа принц. Нет, дорогой канцлер, просто у меня важные дела на берегу моря.

– Подаренный его величеством королем Астрингером замок? – переспросил он. – Это достойный дар, глерд Юджин. Только мне казалось, вы не совсем тот человек, что с головой уйдет в хозяйствование…

– Заглядывая вперед, – договорил я, – могу сказать, что зрю великие перемены… Режим Антриаса падет, это несомненно, а королевства Нижние Долины и Дронтария сблизятся настолько, что… это будет нечто вроде конфедерации. И ее величество получит выход к морю… Нет-нет, я не имею в виду брак с его величеством Астрингером!

Он смотрел на меня внимательно и несколько исподлобья.

– Вы заглядываете очень далеко, глерд… Насколько ваши видения… или это грезы, обоснованы?

Я ответил негромко:

– Вы же знаете, это не видения, а ваши пожелания, глерд Мяффнер. Как и пожелания глердов Иршира, Джоэла, Брандштеттера… Ее величество подобрало хороший состав Совета, я заметил. Много в нашем мире можно добиваться переговорами, удачным торгом, сделками, пактами, а не только войной или замужеством.

Он кивнул, лицо оставалось рыхлым и мягким, но во взгляде мелькнула сталь.

– Глерд, мне нравится ваше удивительное понимание, несвойственное, уж простите, юному и не очень умному с виду человеку. Это прекрасно, но какова в этом ваша цель?

Я пробормотал:

– Надо ли знать, глерд?

– Не обязательно, – ответил он. – Но, вы же понимаете, находясь вблизи королевы и защищая трон… подозреваешь всех.

– Я уезжаю, – напомнил я.

Он мягко улыбнулся, но взгляд оставался твердым.

– Но у вас и здесь владения… и, что главное, влияние при дворе.

Я заглянул ему в глаза, Мяффнер ответил прямым и откровенным взглядом, дескать, смотри даже то, что там на самом дне моей души.

– Королева вам доверяет, – проговорил я медленно, – это я заметил. И вы умеете хранить тайны. Хорошо, но пусть это будет только между нами, договорились?.. Я же вижу, вы храните многие ее секреты.

Он бросил по сторонам осторожные взгляды. Я ждал, он ответил шепотом:

– Все, что скажете, умрет со мной.

– Моя цель, – произнес я тихо, – острова в океане. Это не повредит ни ее величеству Орландии, ни королю Астрингеру, к которому питаю уважение и признательность. Но, как вы видите, любая война помешает мне и моим планам.

Он подумал, все еще рассматривая меня испытующе.

– Если это так… можете рассчитывать на мою поддержку. Я даже не спрашиваю, зачем вам острова.

Я наклонился к его уху.

– Просто хочу попасть обратно. Когда-то выбросило при кораблекрушении на этот берег. Выжил только я, да и то чудом прицепился к обломку мачты. Ураган был страшный, наш кораблик несло несколько недель сквозь тьму и ливень. Мы не знали, где находимся, а потом страшный удар, корабль рассыпается, а нас всех смывает волной высотой с этот дворец.

– Понятно, – пробормотал он, – понятно, почему так рветесь к морю. И даже понятно теперь, откуда у вас определенные знания и умения, неведомые здесь. Вы ведь не простолюдин там, в своих землях? Теперь понимаю лучше… Хорошо, глерд Юджин! У меня гора с плеч. Нет, не потому, что вы исчезнете, а что узнал разгадку… Спасибо за все.

– У меня странное чувство, – пожаловался я, – что не закончил здесь, в Санпринге и вообще Нижних Долинах, что-то очень важное…

– Глерд?

– Это только чувство, – сказал я. – Может быть, вспомню. Может быть, вспомните вы.

Краешек оранжевого солнца опускался долго, но наконец мир охватила полная тьма, я выждал, когда поднялась огромная красная луна, покинул башню и, настороженно прислушиваясь, перебежал двор к главному зданию.

Гвардейцы впустили молча, я поколебался насчет Кареллы, но обещал прийти на ночь, а сейчас еще вечер, потому прошел мимо ее двери на цыпочках, отыскал «свои покои», а там, не раздеваясь, рухнул на роскошнейшее ложе.

В этом явно умысел королевы, чтобы дать мне в пользование большую роскошную комнату на том же этаже, где комнаты всех ее фрейлин. Если спросить в лоб, то наверняка холодно ответит, что какая мне разница, а покои там для гостей самые лучшие, и если что, то я сумею защитить ее фрейлин.

И прекрасно понимает, что самому защищаться от фрейлин здесь будет труднее.

Лежать, похоже, в этом мире я разучился. Поворочавшись, взял последнюю из стрел, которые покупал для Понсоменера, и, ощупав всю и чуть ли не исцеловав, принялся воображать, что группирую хаотично прыгающие атомы в нечто упорядоченное, имеющее цельную структуру, как вот здесь, в этой стреле.

Через несколько минут тягостных усилий на ладони возникло нечто холодное и тяжелое. Я торопливо открыл глаза. Сердце екнуло, блин, я же сосредоточился как-то не совсем так… не совсем правильно.

Стрела, как понимаю, из перестроенного углерода, он же обыкновенная сажа, что при замене одного-единственного атома превращается в алмаз. Я же сосредоточился на прочных и долговечных стрелах, вот и получилась… прочная. Насколько долговечная, гм, определим, оставив ее на столе и прикрыв тряпочкой, а вот прочность нужна иная. Зачем такая прочность, когда хрупкость выше нормы?

Такое улучшать не могу, образования недостает, единственное выполнимое требование – это создать точно такую, какие распечатал вместе с луком, желательно живущую предельный для моего умения срок.

Если получится, смогу наделать Понсоменеру заранее, но даже если не истратит все, не страшно, моя впитывающая темную энергию одежда постоянно наполняет меня магической мощью, так что могу творить без всяких усилий и не чувствовать усталости, как было раньше.

Хотя, если честно, мне кажется, я поглощаю своими фибрами энергии больше, чем собирает одежда, но проверю в другой раз. Все, на сегодня хватит.

Я выскользнул в коридор, отыскал дверь комнаты Кареллы и вежливо постучал. С той стороны прозвенел счастливый женский голосок:

– Заходите… Юджин!

Я переступил порог, держа в руках пару стрел и кусочек гранита, его тоже создал для проверки, поклонился.

– Карелла… Я что, сопел, хрюкал за дверью или шумно чесался?

Она пошла навстречу, я торопливо положил на столик возле двери обе стрелы и камешек, остановился, вдруг да бросится в объятия, что еще хуже, влепит поцелуй, как же они все любят это непонятное для мужчин дело.

Карелла остановилась и с улыбкой протянула мне руки.

– Совсем не шумно, – заверила она, – я же вас жду, разве забыли? Прислушиваюсь к каждому шороху за дверью.

– Только о встрече и думал, – заверил я.

Она с напряженной улыбкой наблюдала, как я бережно взял ее ладонь и коснулся губами тыльной стороны, странный и пугающий ритуал, но я не грызанул и даже не укусил, и она с облегчением поинтересовалась:

– Тогда почему так поздно?

– Робел, – признался я. – Я такой, знаете ли, робкий, застенчивый и доверчивый, что просто до наивности. Вы к наивным как относитесь?

– Вы не наивный, – ответила она серьезно.

– Правда? А какой?

Она чуть улыбнулась.

– Не наивный, этого пока достаточно. Юджин, я велела накрыть стол, вдруг вы голодны…

– Что значит «вдруг»? – спросил я оскорбленно. – Мужчина всегда голоден!

Она вернулась к столу, там под белоснежным покрывалом топорщится нечто, закрывающее всю столешницу, красивым жестом сдернула накидку.

Я охнул и жадно сглотнул слюну. Мощно пахнуло свежеподжаренным нежнейшим мясом. На широком блюде толстая, как кабан, коричневая тушка откормленного гуся с задранными культяпками лапок и распоротым брюхом, откуда выглядывают коричневые комочки мелких птичек, на блюдах ломти прожаренной оленины, телятины, вепрятины, отдельно собраны блестящие от жира бараньи ребрышки, лопну, но все обглодаю, а еще и филе из красной рыбы разных пород.

– Впечатляет, – выдохнул я.

Она счастливо прощебетала:

– Нравится? Это я еще не сказала, что у меня в гостях будете вы, глерд! Иначе бы повара расстарались!

– Я что, и у них популярен? Кстати, меня зовут Юджин.

– Юджин, – повторила она с сияющей улыбкой, – прошу прощения. Вы у всех здесь популярны даже не знаю насколько. Мы все зависим от королевы, а вы ее защитник.

Я взглядом указал на стол.

– Приступим? Это ничего, что я в ваших апартаментах вас же и зову к столу?

– Вы мужчина, – напомнила она. – Мужчины везде хозяева.

– Как мне это нравится, – пробормотал я и, указав ей на ее кресло, сам сел ближе к центру, – как мне нравится ваше отношение к проблеме полов и вашему победоносному неравноправию.

Она напомнила:

– Юджин… хозяин садится обычно во главе стола.

Я отмахнулся.

– То простой хозяин, а настоящий садится там, где ему изволится. И ничего не теряет во мнении окружающих, если он в самом деле чего-то стоит. Мне отсюда стоит только руку протянуть!

– А туда я могла бы вам подавать, – мило сказала она, – но вы правы, настоящий хозяин сам знает, что делать за столом, с лошадьми и женщинами.

За женщинами никогда не умел ухаживать, да на хрен учиться, пусть теперь они за нами, а здесь как в воду глядел: Карелла с мягкой материнской улыбкой перекладывает мне на тарелку новые вкусности, по мере того как я очищаю там со скоростью лесного пожара в жаркий сухой день.

Уже когда я распустил пояс и ощутил, что дышать как-то трудновато, а дышать надо, впереди еще пироги и всякие сладости, поинтересовался:

– Карелла… ик!.. а что вы не лопаете?.. Вроде бы… вкусно…

Она жалко улыбнулась, я спросил участливо:

– Что, слишком сладкое?

Она произнесла с вялой улыбкой:

– Не обращайте внимания, глерд. У меня от кислого, жирного и сладкого начинаются рези в животе. А потом сильно болит голова. Голова вообще-то и так часто болит, но это у многих женщин.

– Сочувствую, – ответил я автоматически. – А у меня еще хуже, ночами спать хочу!.. Столько времени пропадает зазря.

Она покачала головой.

– Глерд… простите, Юджин, но это же так сладко и приятно, когда спишь… да еще если хорошие сны. Хотя да, я вас понимаю, вы мужчина, вам бы действовать, а не грезить о счастье.

Она налила в чаши вина, я смотрел на ее нежное бледное лицо – совсем не бывает под солнцем, аристократки должны прятаться от его жарких лучей.

Кончики моих пальцев словно сами по себе нащупали пряжку пояса. Легкий щелчок – встроенная коробочка выкатила на ладонь нечто теплое, разогретое моим пузом.

Карелла смотрела с изумлением, таких поясов не видела, хоть и в королевском дворце, где все-все, а я протянул ей капсулу сине-красного цвета.

Она с недоверием приняла это странное изделие, в ее нежных тонких пальчиках капсулка показалась мне огромной и даже грубовато сделанной.

– Это… что?

– Проглотить и запить, – велел я. – Лучше водой, я не очень доверяю здешним винам.

– Это… лекарство?

– Внутри истолченный порошок, – объяснил я. – Хотя если истолченный, то уже порошок? В общем, это остановит вашу головную боль. Оболочка растворится, она из сушеных кишок добытого на охоте благородного оленя. Очень благородного. С родословной. Думаю, есть даже королевские олени, раз уж есть пингвины и гуппи…

Она проговорила слабо:

– Ой, спасибо… Я верю вам, Юджин.

Я проследил, как глотнула и запила водой. По нежному горлу прокатился комок, я почти увидел, как эта капсула двигается по пищеводу, а там ее с недоверием принимает и начинает придирчиво рассматривать желудок.

– Вот и хорошо, – сказал я с облегчением. – Спасибо, что без женских штучек.

Она сказала тихо:

– Я верю вам, глерд. И слушаюсь. Все, что скажете, правильно… Голова перестает болеть на весь день? Или только на этот вечер?

– Гм, – сказал я с неловкостью. – Вообще-то совсем перестанет. Это снадобье не от головной боли. Оно усиливает вашу защитную систему обороны, начиная от часовых на входе. А гарнизон у вас теперь вообще просто звери… Все хвори подавят и выбросят за стены вашей крепости, а новых не пропустят.

Она тихо улыбнулась.

– Глерд, вы говорите так образно… Стихов не пишете?

– Обижаете, – ответил я с достоинством урожденного глерда. – И факелами не жонглирую. А то если попробую, полкоролевства спалю!

– Позвольте, – сказала она и налила мне вина, – это лучшее в Нижних Долинах…

– Верю, – сказал я, – вы же лучшая! И вино должно быть самое-самое… Что вы так смотрите? Ах да, пора в койку?

Ее щеки зарделись нежнейшим румянцем.

– Юджин… Я стесняюсь.

– Будем стесняться вместе, – сказал я решительно. – Нет-нет, это платье сбросить нужно обязательно, а это вот сооружение надевать не стоит вовсе!

Она сказала жалобно:

– Но это ночное платье… Спать положено в нем.

– Здесь что, – поинтересовался я, – ночами мороз?.. Тогда одеялом укроемся. А этот ворох платьев… нет-нет, его лучше с моей стороны, люблю вытираться мягким.

Глава 4

В постели она, как и все женщины королевства, умеет только лежать, раздвинув ноги, но потом ожила, чирикает и щебечет, старается понравиться, обеспокоенная, было ли мне хорошо.

Я в расслабленном состоянии слушал ее торопливые рассказы о дворцовой жизни, придворных, их интригах, состоянии дел королевства, как его понимает знать, о борьбе за место возле королевского трона, что является основной целью жизни высокопоставленных глердов.

Женщине положено мужчин развлекать, она старательно рассказывала, что в королевстве борьба идет между могущественными родами Райансов и Мишеллистов. Те и другие проталкивают своих людей на высшие должности при дворе, а королева старается соблюдать равновесие. Есть и другие силы, но Райансы и Мишеллисты самые могучие, с ними считаются в первую очередь…

Я ловил на себе ее обеспокоенный взгляд, вдруг уже давно сплю, на всякий случай пробормотал:

– Есть варианты лучше…

– Глерд?

– Не заниматься, – буркнул я, – соблюдением баланса, не королевское это дело, а принимать на службу… скучно такое говорить, но в самом деле талантливых и работоспособных… Неужто таких нет?.. Кстати, у тебя красивые сиськи.

Она спросила смущенно:

– Правда?

– Точно, – подтвердил я, – торчат, как у козы. Здорово. Интересная форма… Рахитом не болела? Химер в родне не замечено?.. Тогда просто редкостное сочетание генов… Одобряю. И пузо просто чудо, нетолстое, но все равно нежное и мягкое. Люблю такие щупать. Значит, ничего конкретного не слышала? Только считают меня угрозой и не прочь как-то прижать так, чтобы копыта отбросил?

Она закусила губу, вижу, как борется сама с собой, наконец прошептала, зябко вздрагивая голыми плечиками.

– Я не уверена, – шепнула она совсем тихо, – но однажды прозвучало имя герцога Лонгшира… Мне показалось, он вовлечен, но в какой степени… не знаю.

Я погладил ее по голове, шелковые длинные волосы ниспадают на плечи и грудь, красиво смотрится, а голенькая она совсем не такая уверенная, как при всех регалиях, и жутко стесняется, то и дело тащит на себя одеяло.

– Не знаю такого… Хотя неважно, королевство большое, не все герцоги толкутся при дворе.

Она кивнула.

– Да, у некоторых дворцы не уступают королевскому.

– Ладно, – сказал я, – спи.

Она застенчиво улыбнулась.

– Я еще никогда не спала с мужчинами. Вот так, в одной постели. Говорят, так только у самых бедных крестьян… А вы, Юджин, полководец…

– Что-что? – перепросил я.

– Не придворный, – пояснила она. – Вы утолили мужской голод и… все. Ничего сверх. Из того, что требуется пресыщенным глердам двора. Кем бы вы ни прикидывались, но в постели каждый мужчина себя выдает, кто он есть и чего стоит. Вам не нужно никаких утех…

– Гм…

– Вы ворвались в меня, – пояснила она, – как захвативший крепость полководец. Крепость ваша, а все ее украшения вам неинтересны.

– Любопытное сравнение, – пробормотал я.

Она посмотрела на меня серьезными глазами.

– Глерд, не буду от вас скрывать… красивой, но бедной девушке, это я о себе, приходится уживаться при дворе, уступая домогательствам и желаниям высшей знати. Для того нас и набирают, чтобы распаленные страстью вельможи не уходили по ночам в притоны на окраину города, где их могут ограбить и даже зарезать… Потому я уже научилась разбираться в мужчинах. От вас будет многое зависеть в этом мире, глерд!

– Спасибо за пророчество, – сказал я, – хотя я в них не верю.

– Я тоже, – сообщила она. – Это не пророчество, а понимание мужской сути. Всегда вы таким были или недавно взматерели, неважно. Сейчас вы настоящий, каким должен быть мужчина. И мне хорошо и защищенно в кольце ваших рук… Кстати, голова уже не болит, а чувствую я себя так хорошо, как никогда в жизни.

Я развернул ее к себе задницей, подгреб ближе, вжимая в себя ее мягкое нежное тельце. Так и заснули, как сложенные в кухонном ящике столовые ложки.

Наверное, чтобы лучше понять женщину, проще всего провести с нею ночь под одним одеялом. Утром я проснулся первым и некоторое время смотрел на это теплое и беззащитное существо, что, как бы мы ни поворачивались во сне, все равно подгребалось ближе и почти заползало на меня, инстинктивно ища защиты у более сильного и свирепого существа.

Она сняла не только одежду, но и роль, которую играет при дворе, поняла женским инстинктом, что с настоящими мужчинами, а меня считает именно таким, это бесполезно и даже вредно. И вот теперь у меня вместо настороженности только жалость и желание чем-то помочь, но, увы, в такой помощи нуждается все население этого королевства и всех остальных.

Осторожно начал выползать из-под ее теплого нежного тела, сперва переложил кудрявую головку с эротично распущенными волосами с моего плеча на предплечье, аккуратно сдвинул согнутую ногу с моего пуза.

Карелла жалобно прошептала что-то, не просыпаясь, а я наконец поднялся, тихонько оделся и бросился к маленькому столику, где вчера оставил стрелы.

Никаких стрел, никакого следа. Значит, все-таки несколько часов они держатся. Сколько точно, выясним в другой раз. А вот примитивный камешек все еще лежит.

Осторожно приоткрыл дверь, придержал, чтобы не стукнула, и вышмыгнул в коридор.

Двое гвардейцев внизу у лестницы коротко переглянулись, но смолчали, их работа реагировать на вторжение, а я сказал наставительно:

– Завидовать нехорошо!

И гордо прош