Алексей Олейников

Книга третья

Художник Тамара Мартынова

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Буря шла на остров — зимняя северная буря. Она гнала широкий фронт облаков и пенила валы, кидая их на приступ каменного осколка, затерянного в море. Надсадно выла сирена, и возле причала, заливаемого приливом, люди в гидрокостюмах торопливо спускали лодки. Если пленницу не удалось остановить, то Альберту Фреймусу необходимо было предъявить ее тело.

А навстречу буре, стремительно удаляясь от острова, резал холодные воды черный плавник дельфина. Дельфина с удивительными синими глазами.

* * *

Она не помнила, откуда пришла.

Море было похоже на огромную чашу, полную соленой влаги. Оно держало ее в ладони, и она мчалась вперед, вспарывая стальные волны. Она была одинока и свободна, как может быть только свободен дельфин в открытой воде. Там, далеко позади, где море с шумом вгрызалось в скалы, осталась земля. Там произошло что-то страшное, и ей было невыносимо об этом вспоминать. Далеко позади она оставила себя прежнюю, прошлое и тех, кто был ей близок. Внутри пылала темным огнем огромная рана, и приходилось отгонять всякую мысль о случившемся, чтобы ее не растревожить. Кто она, куда плывет, от кого бежит — все растворилось в страхе и отчаянии. Дельфин-афалина — редкий гость в суровых широтах — все быстрее взрезал острым носом воду. Она кружила между побережьем Англии и Норвегии, то возвращаясь к богатым сельдью отмелям, то уходя в пустынные воды Норвежского моря — к Оркнейским и Шетландским островам. Она металась в море, как мечется смертельно больной в постели, и неслась вперед — туда, куда влекли ее теплые течения, словно русла подводных рек, куда указывали серебряные стрелы косяков сельди, куда вели птицы — небесные поводыри. Сама того не зная, она плыла на северо-восток, к берегам Норвегии. А море качало ее, укутывало покрывалом холодного шелка. Море выстилало путь белой пеной и гагачьим пухом.

Этот мир был нарисован серым. Тяжелые свинцовые тучи смыкались на горизонте с хмурыми волнами. Воды были щедры на рыбу. Когда инстинкты брали верх, она пробивала толщу вод и врезалась в стаи сайды и сельди. Наевшись, она парила в зеленоватой бездне и бросала в пространство переливчатый свист. За тысячи километров к ней приходил гулкий ответ — на другом конце земли продолжали бесконечное путешествие ее сородичи — большие киты.

Она слышала, как поют другие дельфины, танцуя в соленой мгле. Слышала, как звенят косяки рыб на отмелях, резвясь в прогретой солнцем воде, чуяла, как скрежещут и лязгают неуклюжие корабли людей, как крадутся на глубине темные туши подводных лодок. Она была с морем один на один, и постепенно рана памяти внутри нее зарастала, как затягивается илом на дне утонувшая лодка, как тонут в донных отложениях скелеты погибших людей — не пропадая, но исчезая из виду, чтобы спустя годы волна выбросила их на берег.

Ночами она спала, выставив на поверхность тонко сопящее дыхальце. Луна, пробиваясь сквозь бегущие облака, лила на воду жидкий свет, и тогда волны густели, словно на них опрокинули масло. В такие мгновения сон становился прозрачней хрусталя, и ей снилось, что из глубины поднимаются морские девы с зелеными волосами и глазами цвета перламутра.

«Останься с нами, — шептали они. — Твое место здесь. Здесь ты обретешь покой».

Но наступал день, и она продолжала свой путь. Ей не давала покоя смутная тревога. Чудилось, что за ней идет погоня, что ее прыжок в пропасть не всех обманул.

За две недели до Рождества она прошла мимо островов Ставангера и вошла в один из самых длинных норвежских фьордов — Люсефьорд.

…По пятам за ней двигалась злая буря, которая несла над холодными волнами маленький клочок бумаги с пляшущими черными закорючками. Словно ребенок нарисовал нестройный ряд каракулей и, шутя, подбросил в воздух.

* * *

— Тюлень! — Бьорн указал в сторону берега, откуда вливалась в морские воды река. — Не уплыли еще.

Этим декабрьским утром они поднялись рано. Когда выплыли на середину фьорда, лишь кончики вершин плато Кьёраг окрасились в золото. Солнце еще не опустило руки в прохладную глубину ущелья, не разогнало туман, курящийся над изумрудной водой Люсефьорда, и внизу, на дне километровой пропасти, царил полумрак, сквозь который скользила лодка, чуть слышно поскрипывая веслами в уключинах.

— Это не тюлень, — прищурился Арвет, опуская весла и замедляя ход. — Это дельфин. Разве они сюда заплывают?

— Сколько живу, ни разу не слышал. Может, заблудился?

Арвет пожал плечами. Он еще раз взглянул на загадочный плавник и положил весла. Вынул спиннинг и начал разматывать катушку.

— Может, его винтом ранило, — сказал Бьорн. — Или о сети порезался?

Арвет со свистом отправил тяжелую блесну в полет и раздробил гладь воды.

— Близко он нас все равно не подпустит. Предлагаешь носиться за ним и уговаривать уплыть обратно, потому что здесь он замерзнет?

* * *

Через три часа они уже подходили к дому, оставив лодку возле причала. Улов был небогат: шесть небольших сайд и маленький морской ерш. Сайд поймал Арвет, а ерша добыл Бьорн.

— Я назову его Юргенс, — объявил он, поднимая полиэтиленовый пузырь с водой, в котором растопырился плавниками золотой ерш.

— А если это она?

Парень всмотрелся:

— Нет, Арви, это мужик. Ты видел, как он дрался? Всю ладонь расцарапал. Добро пожаловать в мой дом, Юргенс!

Бьорн распахнул дверь.

Арвет отнес удочки в сарай и тоже пошел в дом.

— Кристин, привет. — Арвет вошел на кухню. — Я возьму миску для рыбы?

— Это что, и весь улов? — махнула рукой бабушка Бьорна, отвлекаясь от телевизора. — Стоило морозить задницы, чтобы принести пять рыбешек.

— Еще мы поймали Юргенса, но его Бьорн есть не будет.

— Юргенса?

— Это морской ерш, — пояснил Арвет. — Они с Бьорном подружились. Сейчас он ему дом показывает.

— Кажется, мой внук отморозил себе еще и голову. — Кристин повернулась к телевизору. — Бери посуду и не забудь ее помыть.

Арвету Кристин нравилась. Невысокая, худая как щепка, с коротким ежиком седых волос. У нее было вытянутое лицо, низкий голос и желтые жесткие пальцы. По старой привычке Кристин курила крепкие дешевые сигареты, любила детективные сериалы и перед обедом выпивала бокал вина. От всей пропаганды здорового образа жизни отмахивалась — мол, слишком она стара, чтобы менять привычки.

Арвет вернулся к сараю, к рыборазделочной доске. Он чистил, резал, потрошил, а из головы все никак не шел тот черный плавник у самого берега. Это точно был не тюлень — уж их-то Арвет Андерсен повидал достаточно. Вот Эйфелевой башни не видел. Кремля и Красной площади не видел. Водопад Виктория тоже не наблюдал. Обычно дальше Тромсё1 Арвет не выезжал. Поездка сюда, в поселок Люсеботн в Южной Норвегии, к бабушке Бьорна, — его первое большое путешествие.

Зато он умел по крику узнать любую птицу побережья, поймать форель голыми руками в горной реке, набрать птичьих яиц в гнезде над пропастью — в общем, все, что умеет любой юный саам. Впрочем, Арвета нельзя было назвать юнцом. Крепкий, коренастый, прямые черные волосы, легкая раскосость и серьезный взгляд. Он казался куда старше своих пятнадцати лет.

Бьорн Эгиль был совсем на него не похож. Высокий, полноватый, рыхлый. Растрепанные белые волосы, мягкие и мятые. Тонкая, как у девочки, белая кожа. Бьорн быстро краснел, быстро злился и быстро остывал. Они познакомились прошлым летом в лютеранском молодежном лагере. Бьорн, как и Арвет, был министрантом в кирке2. Он мечтал стать пастором, жениться и завести кучу ребятишек. Арвет ему немного завидовал — сам он не мог так же четко и однозначно ответить, чего он хочет в жизни.

Он сполоснул руки, отнес миску на кухню. Кристин следила за утренней викториной и не заметила, даже если бы ее дом унесло ураганом куда-нибудь в Канзас. Бьорн ушел наверх. Арвет заварил кофе, соорудил бутерброд с джемом и отправился на террасу завтракать на свежем воздухе.

Было тепло, целых плюс пять. В это время дома, в Финнмарке, под минус тридцать. Дом бабушки Бьорна располагался на возвышении, а рядом такие же аккуратные коттеджи из черных бревен были разбросаны по склонам, как игральные кубики великанов.

«Что Люсеботн, что мой Бьеркен — и то и другое — редкое захолустье, — подумал Арвет. — Три дома, почта, причал и кемпинг. Хотя нет, у нас и кемпинга нет».

— Вот ты где! — Бьорн выглянул на улицу. — И охота мерзнуть? Пойдем в дом.

Арвет покачал головой. Ему нравилось здесь, в тишине и холоде. Ну, то есть пока здесь была тишина. С приходом Бьорна разница между кухней, где гремел телевизор, и террасой исчезла.

— Я решил отпустить Юргенса. — Бьорн плюхнулся в кресло. — В конце концов, Господь сотворил его свободным. Ты куда?

— Пойду погляжу, что за дельфин у вас завелся.

— Я с тобой! — Бьорн вскочил. — Как раз Юргенса выпущу.

Арвет только пожал плечами.

* * *

— Милый Юргенс, не поминай лихом. — Бьорн присел у берега и опрокинул пакет. Ерш плеснул хвостом, припал пузом к гальке и заелозил по дну. — Плодись и размножайся, Юргенс!

Люсеботн находился в самом конце фьорда, там, где прозрачная река впитывала в себя тысячи мелких ручейков и небольших водопадов, бегущих с плато Кьёраг, и вливалась в морскую зелень фьорда.

С самолета Люсефьорд кажется узкой трещиной в земле. Но стоит спуститься, встать на скалы, сложенные из зеленоватых и розовых пластов гранита, морщинистых от множества ручейков, и сразу понимаешь, насколько фьорд громаден. Скалы вокруг него уходят вертикально вверх на тысячу метров и на столько же в глубину. Узкий язык моря тянется вглубь земли на сорок километров.

Арвет смотрел на горы, обступившие широкое полотно воды, рассматривал сквозь лазурную синеву гальку и бурые нити водорослей у берега, провожал глазами чаек, круживших над причалом и опустевшим кемпингом, но нигде не замечал черного дельфиньего плавника.

— Уплыл. — Бьорн подобрал плоский камешек и запустил по воде. — Как думаешь, куда?

— Туда, где нас нет. Бинокль бы…

— Дома есть. Раз, два… черт, всего пять раз. Арви, ты умеешь «печь блинчики»?

— Чего тут уметь?

— Не скажи! Это особое искусство, — вдохновился Бьорн. — В старину викинги именно так определяли будущего конунга — кто дальше всех метнет, тому и быть вождем.

— Тебе не пастором надо быть, а писателем. — Арвет после недолгого раздумья поднял неприметный округлый камень.

— Нет, этот не полетит. Слишком толстый, — запротестовал приятель. — А нужен тонкий и плоский. Ты что, не сечешь в викингах?

Арвет запустил «блинчик». Бьорн присвистнул:

— …девять! Круть. Быть тебе конунгом!

— Спасибо, не надо. — Арвет прищурился. Кажется, что-то мелькнуло на той стороне фьорда, у входа в пещеру.

Чтобы добраться до пещеры, нужно раздобыть лодку. И как-нибудь отделаться от Бьорна. Хотелось одному прогуляться к этой пещере. Тихо, спокойно, без суеты. С Бьорном так не получится. Арвет гостил у его бабушки всего два дня и уже начинал скучать по тишине. Он сам удивлялся: как они сошлись в лагере?

«Я же все-таки приехал к нему на каникулы, — подумал Арвет. — И Бьорн хороший парень. Только немного шумный».

Бьорн засмотрелся на скалы, спрятавшие макушки в шапке густого тумана. В его светло-голубых глазах клубился такой же мечтательный туман.

Арвету стало стыдно.

«Возьму его вечером с собой».

Бьорн скосил глаза и выдул столб пара:

— Я похож на дракона?

 

Арвет добрался до лодки лишь под вечер. Кристин отправилась навестить соседей, еще не уехавших на зиму в городок Сирдал за перевалом, а Бьорн с головой ушел в соцсети: насмерть бился с кем-то, обсуждая особенности правления Харальда Прекрасноволосого3. Тот еще чудак Бьорни, хлебом не корми его — дай покопаться в исторических хрониках.

«Может, взять его?» — Арвет задумался у двери Бьорновой комнаты и тут же отмел шальную мысль. Нет, Бьорн Эгиль — отличный парень, добрый и умный, иногда даже слишком. Но вот незаметно подкрадываться к добыче он не умеет.

Арвет тихо спустился по лестнице, оделся и вышел на улицу. Ночь лежала на горах, как уставший путник, а выше, над скалами, блестели искры на ее плаще. Поскрипывая свежим снегом, Арвет пошел вниз по дороге, к причалу.

Бьорн был правильным. Наверное, он даже игрушками и конфетами в детстве со всеми делился. Ему действительно нравилось встречать Рождество с родителями! Обычно к четырнадцати это начинает надоедать. А Бьорн с радостью поехал к бабушке в Люсеботн, да еще и Арвета зазвал. Родители Бьорна жили в Ставангере. Отец — нефтяник, а про маму Арвет ничего не знал. Они приедут только через неделю, в канун Рождества. Это здорово. Жаль, что у него таких домашних праздников не бывает.

Причал был уже близко. В домиках, широко разбросанных по долине, горели окошки, но на дороге ему так никто и не встретился. Арвет миновал поворот к кемпингу — ворота были закрыты, и в доме администрации светилось одно окошко. Там жил сторож Рейдар. Сезон закончился, туристы разъехались, со дня на день должны были закрыть дорогу на перевал, и в кемпинге Рейдар остался совсем один. Огромное богатство сосредоточилось в его руках: сотни колышков от палаток, десятки барбекюшниц, спальников, пластмассовых кресел и удочек в пункте проката.

Фонари на причале не горели. Арвет ступал осторожно — не хватало поскользнуться и полететь в воду. Под ногами захрустел ледок, когда он спустился к лодкам и отвязал одну из них. Сел, взялся за весла и несколькими мощными гребками отогнал лодку от берега.

Положил весла, пустил лодку по течению. Ему нужна была живая тишина воды, чтобы подумать.

 

…Папа развелся с мамой, когда Арвету было пять лет, и уехал в Тромсё. Там папа ловил сельдь и пропадал по шесть месяцев в море. В детстве Арвет ждал отца так, как умеют ждать только дети: терпеливо считая дни и наблюдая за погодой. Мама в шутку говорила, что отец приедет, когда ветер переменится. Ветер кружился, шел с севера на юг, с востока на запад, возвращался обратно, а отца все не было. Потом он появлялся — большой, заросший бородой, в куртке, пропахшей солью и рыбой. Привозил сувениры из разных городов. Ерунду всякую: фигурки лососей, троллей, оленей, стеклянные шары со снегом… Болтал с мамой, гостил день и снова исчезал.

Арвет оставался с мамой — на берегу холодного моря, в маленьком прибрежном поселке Бьеркене. Бабушка Элва жила отдельно — к ней они ездили весной. У нее был маленький бревенчатый домик, похожий на жилище троллей из детской книжки.

Арвет кормил хлебом с солью старых бабушкиных оленей — Ярви и Гамсуна, играл с лайкой Бирки и вороном Хекке. У бабушки вообще было много живности и всяких древностей — и старинные костюмы, и керёжка начала прошлого века — сани в форме лодки. На таких сейчас туристов катают. Но к Элве и свои захаживали редко, не то что туристы. Люди относились к ней по-особому. Болтали, что Элва зналась с духами, что она была нойда — колдунья.

Больше родных у Арвета не было.

Он не жаловался на жизнь — она была обычной. Он привык.

 

Арвет повернулся лицом к выходу из фьорда, закрыл спиной свет от фонарей и пошевелил веслами. Лодка медленно двинулась вперед, и небо плавно потекло ему навстречу, рассыпая звезды на шелковистых волнах.

«Так странно, что и я, и Бьорн хотим стать пасторами, — подумал он. — Из Бьорна точно получится хороший священник. Он умеет ладить с людьми. Таких, как он, люди любят. А таких, как я…»

«Таких, как ты, Арвет, любят духи», — вспомнилась присказка бабушки Элвы.

В Бьеркене у него друзей не было. Он был сам по себе. Арвету нравилось одиночество, горы, море. И службы в их маленькой кирке. Иногда она казалась ему белым кораблем, который может унести его очень далеко — от этого свинцового моря, покатых гор и светлого неба. Но вместо того, чтобы мечтать, как большинство его сверстников, о городской жизни, он твердо вознамерился стать священником и никуда не уезжать из родных краев. Странный он, Арвет.

Хотел стать пастором, а зубрил английский. Отец Олаф, их местный священник, не уставал повторять: «Второй язык как вторая пара глаз — видишь в два раза больше». К словам отца Олафа Арвет прислушивался. Потому что Олаф Бергсен был единственным, кто слушал его, Арвета, размышления. Да и вообще просто слушал.

 

Арвет не заметил, как лодка доплыла по светло-звездной дороге до другого берега фьорда. Днище заскребло по песку, по бортам застучали ветки.

Вход в пещеру закрывала решетка. Бьорн рассказал, что ее поставили после того, как на одного из туристов свалился обломок скалы, и тут же выдал местную тайну: прутья не доходят до воды и под решеткой можно легко пролезть. Арвет привязал лодку к решетке и достал светодиодный фонарик.

Синий рассеянный свет фонаря осветил прутья, замок и черную воду. Тишина. Ни всплеска, ни движения. Если дельфин и здесь, то затаился.

«С чего вообще ему заплывать в пещеру? — подумал Арвет. — Что там делать?»

Арвет постоял немного в нерешительности, пожал плечами и повернулся к лодке. Хорошо, что Бьорна не взял, — вот бы тот сейчас веселился. Он потянулся, чтобы отвязать лодку, и услышал слабый стон.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Арвет замер. Это человеческий голос!

Звук повторился.

Он кинулся обратно.

— Эй?! — Арвет просунул руку между прутьев, попытался осветить пещеру, но слабый свет фонаря не добивал до ее конца. — Кто тут? Вам нужна помощь?

Слабый, едва различимый шепот.

Луна плеснула серебряным плавником, выглянула в прореху туч, сетью стянувших небо. Вылила в воздух разведенного на воде молока и вернула из темноты всю плотность и необъятность вздымающихся скал. Края черного провала проступили еще четче, Арвет почувствовал, каким холодом тянет от камня.

Ему стало страшновато.

— Я сейчас позову кого-нибудь, — не слишком уверенно предложил он. — Вы не волнуйтесь, я быстро.

Ответа не было.

Он схватился за конец веревки, примотанный к прутьям, и отпустил его.

«А если, пока я буду плавать, этот человек погибнет? Я же здесь не зря. Так Господь устроил, чтобы я помог…»

Арвет проверил, как работает фонарь, у пояса ли нож-буику — небольшой, длиной с мужскую ладонь, со слегка изогнутым вверх лезвием.

— Я к вам сейчас приду! — крикнул он в глубину пещеры и схватился за нижний ряд прутьев. Повис на них, полез под решетку.

Он не рассчитал — зачерпнул воды за воротник, но обратно лезть было уже поздно, и он быстро выбрался с той стороны. Встал на ноги и запрыгал на месте — вода была ледяная.

— Держитесь, я уже близко!

Юноша двинулся по узкому и скользкому берегу, ведущему вдоль неровной стены. Пещера была узкой — свет касался противоположной стены — и невысокой — он едва не задевал своды макушкой. К тому же пещера была наполовину затоплена: небольшой каменный подъем, по которому Арвет шел, постепенно сходил на нет.

Он продвигался медленно, внимательно следя, куда ступает, — не хватало свалиться в воду. Воспаление легких — это совсем не то, что он хотел бы получить на Рождество.

— Вы меня слышите? Ой! — Он стукнулся лбом о выступ. Свод пещеры резко снижался.

«Нет там никого! Один я, дурак неумный! Ладно, еще немного, и поверну обратно».

Арвет пригнулся, вдоль стены прошел еще немного вперед. Вытянул руку с фонариком и увидел, как в зыбком полумраке в конце пещеры что-то двинулось.

От неожиданности он едва не уронил фонарь.

— Эй… — Арвет трясущейся рукой направил рассеянный луч света.

В самом конце берег расширялся, образуя небольшую площадку. А на ней, скорчившись, как зародыш, лицом к стене лежал человек.

Обнаженная девушка.

* * *

Бьорн спустился по лестнице. Зевнул, хлопнул ладонью по животу, остановился посреди кухни и задумчиво спросил:

— А где Арвет?

— И тебе доброе утро. — Кристин коротко кивнула, не отрываясь от телевизора. Там шло раннее кулинарное вегетарианское шоу. Ведущий с азартом рассказывал, сколько полезных блюд можно соорудить из дайкона, репы и топинамбура.

— Арвет раньше меня встал. Забрал завтрак и ускакал.

— В семь утра? — поразился Бьорн. — В такую темень? Куда, интересно?

— Предполагаю, на свидание.

— Свидание? С кем? Он здесь всего три дня.

— Учись! — Кристин торжествующе ткнула сухим пальцем вверх. — Парень всего три дня, а уже девушку нашел!

— В Люсеботне свидание до восхода назначают? — спросил Бьорн. — Он пошел порыбачить. Наверняка.

— Ну, может, моя версия немного хромает, — согласилась Кристин.

— Она не хромает, она на все четыре ноги припадает.

— Уверена, что без девушки не обошлось! Молодец парень. Равняйся на него. Вот, например, Анна-Мари Петерсен. Прекрасная девочка. Кстати, послезавтра приезжает.

— Бабушка…

— Бьорни, дружок, не борись с природой.

— Не хочу даже слышать об этом! — Бьорн отвернулся.

Кристин пожала плечами и переключила канал.

— …переходим к метеопрогнозу. В округе Ругаланн ожидается резкое похолодание и снегопад. Небольшой, но активный циклон со стороны Англии уже обрушился на Ставангер и продвигается дальше. Ожидается обильный снегопад, скорость ветра составит десять метров в секунду. Кажется, кто-то там, наверху, решил порадовать нас отличным Рождеством.

— Наконец-то настоящая зима! — обрадовалась бабушка. — А не то соплежуйство, какое я наблюдаю последние лет десять.

— Хватит ругаться.

— Смилуйтесь, отец, ибо грешна я. — Кристин заломила худые руки. — Слаба и немощна.

— Я пошел. — Бьорн залпом допил сок и вскочил из-за стола.

— Значит, отпущения грехов не будет?

Он быстро надел кроссовки, взял куртку и вышел на улицу. Но тут же вернулся и открыл дверь:

— В какую сторону ушел Арвет?

— Кажется, к причалу. Если поторопитесь, святой отец, то догоните его…

Внук захлопнул дверь.

— И без невесты не возвращайся! — крикнула Кристин.

 

На берегу Арвета не было. Бьорн прогулялся вдоль причала, куда подплывали паромы из Лаувика, потом дошел до дощатых пирсов, где привязывали лодки жители Люсеботна.

Под утро ударил мороз, и темные доски пирса поросли легчайшим ледяным пухом, по которому кто-то недавно прошелся тяжелыми ботинками. Следы кончались возле причала, где должна была быть их лодка. Тяжелые волны облизывали обледеневшие сваи.

«Куда он уплыл?»

Бьорн посмотрел вдаль — ни лодки, ни приятеля. С запада шли тучи. Они затягивали небо, и на Люсефьорд опускался слабый рассеянный свет, процеженный сквозь полотно облаков. Свет нехотя лился в узкое горло фьорда и, казалось, так уставал течь мимо черных скал, что едва достигал серой массы воды, угрюмо подпиравшей горы.

Ветер усиливался. Бьорн достал мобильный, набрал номер Арвета. Почти минуту слушал долгие гудки. Трубку тот не брал.

«Плохо дело, идет буря, — подумал Бьорн. — А он где-то катается. Надо сказать Кристин…»

Накинув капюшон, он быстро пошел от причала, чувствуя, как упругая ладонь ветра толкает его в спину. Ветер нес бурю.

* * *

— Ну и где тебя носило? — Бьорн заглянул на кухню.

Арвет пил чай, сосредоточенно глядел в окно — куда-то в сторону Ставангера и, казалось, вообще не заметил вопроса.

— Сейчас уже три, Арви. Ты где мотался?

— Что ты спросил? — моргнул Арвет. — Я задумался…

— Мы с Кристин уже хотели в полицию звонить, — сказал Бьорн. — Ты же ничего не сказал. Ушел утром, пришел только сейчас. Ты же видишь, буря идет.

— Ну, буря будет завтра-послезавтра. — Арвет поглядел на тучи.

— И где ты был?

— Плавал, — быстро сказал Арвет. — Просто катался на лодке.

— А мобильный почему не взял?

— Потому что он звонит. Хотелось побыть в тишине.

— Резонно, — согласился Бьорн. — Но ты так больше не делай. Мы волновались.

— Простите. — Арвет отставил чашку. — Не подумал. Дома я так часто ухожу, все привыкли.

— А я знаю, что ты делал, — улыбнулся Бьорн. — Ты искал дельфина, спорим?

— Искал, — согласился Арвет. — Но не нашел. Уплыл, наверное.

— Жаль. А представь, какой бы сюжет был! — Глаза Бьорна загорелись. — Ты находишь водное млекопитающее, оно лежит на берегу, почти бездыханное. Ты припадаешь к его губам… точнее, к рылу. Хорошо, к рыльцу… чтобы сделать искусственное дыхание, а оно, млекопитающее в смысле, оборачивается прекрасной девушкой. Златовласой блондинкой с голубыми глазами. Круто? А?

— Тебя Андерсен опередил, — после долгой паузы ответил Арвет. — Ганс Христиан.

— Вот же не везет. А ты куда?

— Пройдусь немного.

— Я с тобой, доем только.

— Нет! Я ненадолго, — быстро сказал Арвет, накидывая куртку. — Проветрюсь, и обратно. Ты… не ходи за мной, пожалуйста. Одному побыть хочется.

— Ты только не уплывай… — Бьорн озадаченно поглядел на закрывшуюся дверь. — Правда, что ль, русалку встретил?

 

Арвет ушел недалеко. Побродил вокруг дома, зашел в хозяйственный сарай. Достал смятую пачку сигарет, вытянул одну. Покатал ее в пальцах, обминая фильтр. Потом убрал зажигалку, раздавил сигарету и выбросил пачку в мешок с мусором. Сквозь узкие окошки сарая под самой крышей пролегали столбы света, рассекая пространство надвое. Арвет шагнул вперед, окунулся в световой поток.

— Иисус всемогущий, направь меня на путь истинный, — попросил он, щурясь на далекое зимнее солнце. — Как же мне поступить с Дженни?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Он очнулся на болотах ранним утром от холода. Среди мхов салатового и рыжего цвета он походил на небольшой камень красновато-бурого гранита.

Он тяжело дышал, порезы на его боках и лапах запеклись, но глубокая рана на морде еще сочилась белесой сукровицей.

Он лежал на боку, там, где упал во мхи, будто самоходная игрушка, у которой кончился завод. Перед ним снова и снова проносились образы, и он подергивал лапами в забытьи, все пытаясь спасти Ее, отстоять, справиться…

А потом очнулся от холода и жажды. Пополз к луже, пробил хрустящую пленку льда, долго и жадно лакал прозрачную воду, слегка отдававшую торфом и дымом. Отполз к нагретой во мху ложбинке, свернулся и провалился в глубокий сон.

Шесть ночей вставал и закатывался Зрачок Занахари4. На седьмую ночь он поймал серую. Растерзал пищащий комочек и проглотил целиком, едва успев извиниться перед жертвой, — настолько был голоден.

Утром восьмого дня он направился обратно по своим следам — к тому страшному месту, откуда едва сумел выбраться. Он уверенно шел по этой пульсирующей нити, но, даже если бы от его следов ничего не осталось, дорогу было несложно найти.

Черное облако смерти вставало на горизонте, и ветер оттуда приносил дурманящий и тошнотворный шлейф запахов сгоревшей плоти и костей. Он шел туда, где потерял Хозяйку, Ту, что дала ему имя, Ту, кого должен был оберегать.

Но там ничего не было — выжженная земля, спекшаяся до стекла, растрескавшийся от страшного жара бетон, обнаживший железный скелет, перекрученные балки, обрывки проволоки, мусор и много костей. Человеческих.

Запах смерти сбивал с ног и сдавливал грудь. Здесь умерло много людей, собак и созданий Той стороны. Но Ее гибель он бы почувствовал на любом расстоянии.

Он покружил по пепелищу, ища любой след, когда ноздрей его коснулся едкий запах, еще более омерзительный, чем запах смерти. Так пахла мертвая-но-живая, которая унесла Хозяйку. Он сел и в возбуждении заколотил хвостом.

Следов остальных членов семьи он не отыскал. Старый, Большой, Близнецы, Волк, Наездник — все они бесследно исчезли. Но он точно знал, что никто из них не уходил по Дороге Снов, все были живы. А значит, сами справятся.

Ему же надо найти Хозяйку.

 

Два дня он кружил вокруг развалин, искал запах Хозяйки. Запах, составленный из сотен незаметных малостей: запаха лимонного шампуня, которым она мыла светлые волосы, мятной зубной пасты (противного зеленого цвета), мела, которым она покрывала узкие ладони, чтобы не скользили во время трюков, густого запаха выпечки и кофе с коричными и медовыми оттенками.

Искал, но ничего не находил. На исходе второго дня, когда солнце придавило к земле темную полосу далекого леса и согрело красными пальцами верхушки гранитных валунов, он вышел к небольшому озерцу.

Ржавые копья осоки неподвижно торчали из черной воды, и ветер не колебал ее поверхности. Водная чаша лежала перед ним в распадке меж двух покатых холмов, как слепое, ничего не отражавшее антрацитовое зеркало.

Движимый чутьем, он подступил к берегу, окунул усы в воду — будто бы собираясь пить, но на деле отмечая, как в глухой торфяной глубине зашевелились смоляные черви-тени. Они потянулись к нему нитями-щупальцами — ласково приглашая погрузиться в воду, ниже, глубже, заснуть и почувствовать, как холод сковывает тело и жизнь вытекает томительной струей.

Молниеносный удар взорвал воду — он прыжком рванулся вперед, взметнул обеими лапами липкий торф, вцепился зубами и вышвырнул на берег склизкое нечто. Древнее, как камни, скользкое, как корни мха, оно скорчилось под когтистой рыжей лапой, пригвоздившей его к берегу, и неслышно завопило:

— Отпусти!

Даже слабый закатный свет солнца обжигал его, вечного пленника озера, верного сторожа ушедших повелителей болот, но гораздо сильнее его жгло пламя, пылавшее в этом звере.

— Я знаю, кого ты ищешь, я укажу путь. Только отпусти…

Голос твари слабел, и сама она исходила черным паром.

— Говори! — прорычал Лас. — Говори, где она. Где Дженни?

Болотный обитатель хотел жить и потому указал верный путь. Он выкупил свободу — теперь Лас знал, где Хозяйка, и больше никогда ее не потеряет.

Он омыл лапы в ручье, чтобы избавиться от всех следов липкого обитателя дна. С наслаждением, отфыркиваясь и чихая, напился чистой ледяной воды.

И побежал быстрым размеренным шагом на восток, откуда доносилось ее присутствие.

Мадагаскарский лев Лас-Пламя возвращался к своей Хозяйке.

 

— Ах ты сволочь! — Старый фермер потряс вилами и с досадой плюнул, глядя, как большой рыжий кот уносится прочь длинными прыжками. В зубах у подлой зверюги обвис молоденький петушок, которого старик рассчитывал пригласить на рождественский ужин. — Прибью!

Продолжая ругаться, он пошел к соседу за капканом.

Но Лас уже пировал в корнях старой ивы и не слышал его. А если бы и услышал — только фыркнул бы да отряхнул перья с усов. Что он — глупее лисы, чтобы попасться в простой капкан?

Вторую неделю он шел на северо-восток. Позади остался туманный болотистый Дартмур с торфяниками и черными еловыми лесами. Лас пересек графство Сомерсет, обогнул по широкой дуге шумный и загазованный Бристоль (там был огромный порт, но лев чуял, что ему надо держать курс на северо-восток). Вокруг потянулись поля Глостершира.

Ему здесь не нравилось. Мало лесов, много изгородей, много овец и овчарок. Вредные собаки.

Глубокие царапины затянулись, тело окрепло, а аппетит на свежем воздухе усиливался с каждым днем. Полевая жизнь закалила его, Лас вытянулся еще больше и из симпатичного голенастого и широколапого котенка превратился в безжалостного и умного хищника — мадагаскарского льва.

Его сородичи были полуночными охотниками и держали в страхе всех обитателей джунглей Мадагаскара. Если бы Лас был обычной фоссой, то очень скоро бы начал разорять окрестные фермы и в конце концов получил бы заряд картечи от разъяренного фермера или умер в мучениях, проглотив кусок отравленного мяса. В лучшем случае он бы вписался в жизнь ближайшего городка, стал бы королем помоек и повелителем мусорных баков.

Но Лас не останавливался, а все шел и шел — ночь за ночью, все дальше на северо-восток, оставляя за собой след из разоренных курятников, растерзанных мышей или ограбленных гнезд белок. Он чуял, что нужен Дженни.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Темнотища, глаз выколи! Зачем мы торчим в этом сугробе? Уже полночь!

— Потому что я твоя бабушка и плохого не посоветую.

— Ты мне велела следить за моим другом!

— Для его же блага.

— И увязалась со мной.

— Для твоего же блага.

— Замерз я! — страдальчески прошептал Бьорн, ерзая в снегу и поглядывая на дорогу. Фонари заливали ее белым светом. По плотно укатанному снегу Арвет шел к причалу. За его спиной качался туго набитый рюкзак.

Кристин с жалостью посмотрела на внука:

— Ну да. Парень приехал в гости, никого в округе не знает, но при любом удобном случае старается улизнуть из дома в одиночку.

— Лучше спросить у него прямо, — сказал Бьорн. — Чем устраивать глупые засады. Арвет врать не будет. Я его знаю.

— Ты не поверишь, как меняется мужчина, если дело касается женщины, — возразила бабушка, задумчиво потирая большую родинку на щеке. — Кто бы это мог быть? Анна-Мари еще не приехала…

— Он взял лодку.

— …Хильда слишком маленькая…

— Кристин, он уплывает.

— …значит, это Брунгильда, дочка Свенсенов! Стоп, а где Арвет?

— Уплыл.

— Довольно странно… — Кристин задумалась. — Куда это он?

— Конечно, к Брунгильде, — заметил Бьорн. — Она где-то там, в темноте бултыхается. Это же глупо, Кристин! Я отморозил все, что можно, а он просто пошел покататься.

— Да, в двенадцатом часу ночи с рюкзаком, — согласилась бабушка. — Мы все так иногда делаем. Остальные лодки у причала, а значит, никто из поселка не уплывал. Следовательно, это не свидание. Но что у него…

— Он нашел себе девушку в Форсанне? В сорока километрах отсюда? Может, тогда сразу в Ставангере или Бергене? И каждый день к ней выгребает на веслах?

— Что у него в рюкзаке? — пробормотала Кристин. — Идем! — Она схватила внука за руку и решительно потащила за собой.

— И что? — в который раз переспросил Бьорн. — Пропали старые носки, что теперь — Арвет их украл? Господи, какой в этом смысл?

— Пропали не только носки, а еще и твоя теплая рубашка, старые кроссовки, спальный мешок, пара перчаток и красная шапка, которую я тебе связала, а ты, паршивец, отказался носить, — уточнила Кристин. — А еще банка джема, упаковка хлеба и пара огурцов.

— То есть Арвет украл мои вещи? — растерялся Бьорн. — Но зачем? Мог бы попросить.

Кристин пожала плечами:

— Ты бы спросил зачем. А он явно не хочет говорить. У твоего друга большая тайна.

* * *

Арвет тихо прошел по коридору и остановился возле комнаты Бьорна. Прислушался. Дрыхнет без задних ног. Он постоял немного и пошел дальше.

Говорить или не говорить Бьорну о находке? Он хороший парень, он пригласил его на каникулы, они, конечно, не лучшие друзья… хотя могли бы ими стать. Но эта тайна, тайна дельфина в пещере, принадлежит не только ему.

«Кто вообще поверит в такое?» — Арвет прошел дальше, скользя пальцами по стене.

Под ногами тихо скрипнула половица. Дом был старый, но крепкий — Арвету он нравился. Серьезное, основательное жилище.

Он нащупал перила. Лестница. Теперь вниз. Сквозь круглое окошко в конце коридора виднелась одинокая звезда. Арвет посмотрел на нее и понял, что ничего не скажет Бьорну. Он осторожно шагнул на ступеньку вниз. Надо было быстро позавтракать и выдвигаться. И главное — не забыть удочку.

«Поймаю пару рыбешек для прикрытия. Главное, тихо выбраться».

Снизу донесся шум, хлопнула дверца холодильника, и слабый свет обрисовал предметы вокруг — кто-то включил на кухне свет.

Арвет вздохнул. И с чего Кристин так рано вскочила?

— Доброе утро. Вы рановато… — начал он и осекся.

— Пх… — Бьорн подавился куском хлеба, с краев которого свешивался толстый слой джема, — пхривет…

Разговор не клеился. Арвет пил кофе и приканчивал сэндвич, а Бьорн искоса смотрел на него.

Потом Арвету это надоело. Он отставил стакан и прямо спросил:

— Ну?

— Что? — Бьорн вздрогнул и перевел взгляд на темное стекло — там, на улице, неспешно отступала декабрьская ночь, нехотя вытягивала длинное тело из фьорда.

— В чем дело?

Бьорн молчал. Кусая губы, он глядел в черную стеклянную пустоту, в которой отражалась их кухня: холодильник, люстра с золотыми оленями, широкий стол серого дерева, за которым сидели он и его друг. Друг, у которого есть тайна.

Не дождавшись ответа, Арвет сгрузил посуду в посудомоечную машину и пошел на второй этаж в свою комнату. Как же ему теперь улизнуть?

— Зачем тебе мои носки? — догнал его вопрос уже на лестнице.

— Какие носки? — Саам захлопал глазами. — А, понял. Прости, взял без спросу, когда ты спал. Холодина. Слушай, я не хотел говорить, но Кристин экономит на отоплении.

— Надеялся, ты привычный, — криво улыбнулся Бьорн. — Она считает, что холод полезен для здоровья. Арви, куда ты плаваешь по ночам?

Арвет постучал ребром ладони по перилам, затем вернулся на кухню, сел напротив Бьорна.

Планы приходилось перекраивать на ходу.

— Я… кое-кого нашел, — признался он.

* * *

— Дельфин? — переспросила Кристин. — То есть все эти вещи и продукты ему нужны для засады на дельфина?

— Не для засады, а для наблюдения. Дельфин ранен. Арвет ему помогает.

— Ранен? Помогает? — повторила бабушка. — Арвет нашел больного дельфина на берегу, подарил ему твою рубашку, кроссовки и спальник и кормит хлебом с джемом?

— Да нет, одежда ему самому нужна, он же там полдня просиживает. И еда тоже для него. А дельфин не на берегу, а просто плавает в одном и том же месте. А Арвет ловит ему рыбу. Для пропитания.

— И кладет прямо в пасть… — сказала Кристин.

Бьорн обиженно заморгал белесыми ресницами.

Кристин прижала внука к себе и, приподнявшись на носках, торжественно поцеловала в рыжеватую макушку:

— Мое безгрешное дитя, в такую чушь мог поверить только ты.

— Ты просто не доверяешь людям!

— У Арвета талант — такую рождественскую историю сочинил! — Бабушка хохотала.

— Я ему верю!

— Ты очень хочешь ему верить.

Бьорн насупился.

— Ладно, — сдалась бабушка. — Пускай дельфин. Но тогда зачем он его прячет? Почему не скажет нам? Если он ранен, его должен осмотреть ветеринар, разве не так?

— Да… наверное, так, — сконфуженно согласился Бьорн. — Но если не к дельфину, то куда он поплыл?

— Не знаю, милый, не знаю. Тайны, кругом тайны. — Кристин потрогала выпуклую родинку на щеке. — Интересно… Ты куда?

Бьорн натягивал куртку.

— Он еще не уплыл! — Дверь хлопнула. — Я его на пирсе поймаю.

* * *

Выстукивая дробь ботинками по мерзлым доскам, Бьорн пролетел по пирсу и спрыгнул в лодку.

— Слушай… я… в общем, тоже хочу дельфина покормить.

Арвет так и замер с веслом в руках. Открыл рот, потом закрыл.

Бьорн отвязал конец и уселся на скамью. Угнездил в ногах пакет со свежей сельдью. И посмотрел на приятеля прозрачными глазами.

Андерсен с некоторой заминкой опустил весло в уключину и стал выгребать на глубину.

Они проплыли минут десять, когда Арвет окончательно понял, что Бьорн ему совершенно не нравится. Просто дико несимпатичный парень. Зануда. Ботаник. У них же был уговор!

— Договорились же, — проворчал саам. — Через пару дней дельфин ко мне привыкнет, и я тебя с собой возьму. А вдруг он испугается и уплывет?

— А почему ты сразу не сказал?

— Сам не знаю… — Арвет смотрел в сторону. — Не сказал, и все.

— Я думал, мы друзья.

— Друзья, — тускло повторил Арвет. Он надеялся, что такой разговор произойдет позже. Не сейчас. Дженни ждет его, а он тут…

— Раз друзья, так и скажи прямо, что случилось! — воскликнул Бьорн.

Лодку медленно повлекло вперед — это подводное течение реки, вливающейся во фьорд, зацепило ее своими прозрачными волосами, потянуло за собой. По чести сказать, если никуда не торопишься, весла нужны, лишь чтобы вернуться. Арвет вздохнул:

— Не могу, извини.

В несколько взмахов он развернул лодку и погнал ее обратно к пирсу. Весь обратный путь он старательно глядел поверх красного от злости Бьорна. Тот сопел, ничего не говорил. Копил в себе до берега.

Лишь когда лодку стукнуло о причальные сваи, он вскочил.

— Значит, ты все наврал, да? Про дельфина? Про раненый плавник?!

Арвет пожал плечами. Ни да, ни нет — понимай как хочешь.

— Я думал, мы вместе… думал, что ты… — Бьорн пошел белыми пятнами. Выбрался на пирс и отправился домой, отрезая от дороги метры длинными шагами.

Арвет оттолкнулся от пирса и торопливыми взмахами погнал лодку вдоль скалистого берега, пока поселок не скрылся за изгибом фьорда. Переживать он будет потом. Бьорн без него проживет. А Дженни — нет.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Бьорн вяло разглядывал выдвигающиеся ему навстречу суровые красоты Люсефьорда. Скалы, граниты, редкие пятна зелени, схваченные седым инеем, уже застывающие с краев струи водопадов — все это он наблюдал не единожды и особого восторга не испытывал.

«Арви… — подумал Бьорн. — Разве так можно?»

Бьорн был в растерянности. Он не знал, что и думать. Сначала он разозлился, да так, что хотел Арвета домой отправить. Завтра как раз паром приходит. Долгие проводы — лишние слезы. Примерно так он бабушке все и высказал, когда пришел домой. А в ответ схлопотал мокрым полотенцем по спине. Кристин метила в лоб, он успел увернуться.

Бабушка притащила его на причал, засунула в лодку, которую одолжила у Гуннара, их соседа через два дома. Тот был не против. Еще бы! Попробовал бы он возражать. В бабушке, когда она была близка к разгадке очередной тайны, просыпалась бульдожья хватка. С усилием сто килограммов на квадратный сантиметр.

Тихо гудел электромотор, пластиковый винт бесшумно резал воду — сосед Гуннар был поборником экологии и категорическим противником загрязнения Люсефьорда бензином. Бабушка точными, едва заметными движениями поворачивала руль, и лодка скользила по волнам. А на носу нахохлившись, в красном пуховике сидел Бьорн. И с мрачным видом простирал руку над водами.

— Ты знаешь, что когда драккары5 возвращались из похода, перед тем как причалить, викинги с них снимали драконьи головы? — сказал он. — Чтобы духи — хранители земли не испугались морских драконов.

— Дорогой мой, ты не тянешь даже на резную русалку, — заметила Кристин.

— Мне неинтересно, что Арвет там прячет, — повторил Бьорн.

— Зато твоей бабушке крайне любопытно. И раз уж руль у нее, будь добр, закрой рот и смотри по сторонам. Вдруг мы в дельфина врежемся. Вот будет незадача!

Бьорн отвернулся. Спорить с Кристин, впавшей в детективный азарт, было бессмысленно.

— Скажи хоть, куда мы плывем?

— По следам нашего Ромео. Есть тут одно местечко…

— Местечко? — Внук мысленно пробежался по окрестным хуторам и малочисленным рыбацким домикам. — Ты про дом Торвальдсонов?

Кристин молчала.

— И это твоя теория?! Кристин, там лет двадцать никто уже не живет! По-твоему, Арви взломал заброшенный дом, натаскал туда продуктов и оттуда планирует начать завоевание мира? Или… нет. Он преступно проник в закрытое жилище и нашел там спящую девушку. Точно. Внебрачную внучку Торвальдсонов, которая укололась о жало осы и от анафилактического шока впала в кому. Арвет ее, значит, поцеловал, и она проснулась. Вот он ее и кормит — за столько лет девица аппетит нагуляла немалый…

Бабушка не отвечала. Мотор гудел, лодка плыла, и эпический задор Бьорна улетучился. Он стал бездумно смотреть, как от лодки разбегаются волны. А потом его словно что-то кольнуло. Он поднял голову и увидел маленькую заводь, в которой приткнулась лодка Арвета, отлогую насыпь и дом из черных бревен, прижавшийся к краю скалы. Дом с земляной крышей, уже присыпанной снегом. Рядом в расщелине гремел небольшой водопад, из каменной трубы вился дымок, и на высоком крыльце дома сидел Арвет. А рядом с ним — светловолосая девчонка.

Бабушка подвела лодку к берегу. Бьорн соскочил на камень, привязал лодку к причальному столбику. Нервно вытер руки о штаны, поднял глаза:

— Ну… привет.

Арвет стоял перед домом. И молчал. Девчонка тоже вскочила, вцепилась руками в перила. Бьорн Эгиль видел ее впервые, и это было довольно удивительно. Зимой в Люсефьорде остаются только свои, туристов нет. Откуда она взялась, с неба упала? Странная. Худая, осунувшаяся, тонкие пальцы, светлые, почти белые волосы и синие глаза. На девчонке болтался его старый свитер с растянутым горлом и арветовские джинсы.

«Лучше бы это был дельфин, — подумал Бьорн. — Это понятней…»

— Привет, Арвет. — Кристин спрыгнула на берег. — Мы тут плыли мимо, глядим, у Торвальдсонов кто-то в гостях. Вот решили заглянуть.

Арвет оглянулся на девчонку (та молчала) и пожал плечами:

— Ну заходите.

Бьорн взглянул на Кристин. Та слегка теребила родинку на щеке. Верный признак, что бабушка чем-то до крайности заинтересована. А уж как он сам заинтригован…

Кухня у Торвальдсонов была в старом стиле — беленый деревянный стол, простые стулья, старинный буфет из массивного дуба. Похоже, когда Торвальдсоны уезжали, они много чего оставили. Так что Арвет умудрился наладить вполне сносный быт для своей «русалки». Натаскал дров, протопил старинную печь, на ней же кипятил медный антикварный чайник и разогревал консервы.

— У нас только чай. — Арвет поставил дымящиеся чашки — какие-то нелепые, с пасторальными мотивами на пузатых боках, с пастушками и овечками, и подвинул тарелку с печеньем.

С коричным печеньем, которое вчера испекла Кристин! А Бьорн еще удивлялся, как быстро его приговорили. Ну Арвет, ну молодец!

— Ты не познакомишь нас, Арвет? — Кристин с любопытством кошки, настигшей мышку, разглядывала девушку.

— Это Дженни. — Арвет привстал, подлил чаю девчонке. — Она англичанка, норвежского не знает. Давайте перейдем на английский.

Подобного Бьорн не ожидал даже от своего таинственного товарища, поэтому арветовский чай пошел ему совсем не в то горло. Арвет подцепил иностранку!

Полминуты Кристин, Арвет и эта… как ее… Дженни сражались за жизнь Бьорна. Общими усилиями призрак костлявой был отогнан, «тупой внук», как некуртуазно выразилась бабушка, был нещадно бит по спине и шее и едва ли не подвешен вверх ногами. Наконец он выпрямился и вяло замахал руками, давая понять, что реанимационные процедуры более не требуются. Троица отступила и нависла над ним с выражением большой озабоченности. Спасение его, Бьорновой, жизни как-то их сблизило.

— Арви… — выдавил Бьорн, когда продышался. — Я тебе имя придумал. Такое средневековое. Ты будешь Арвет Скупой на Правду, но Щедрый на Сюрпризы.

Кристин улыбнулась, Арвет тоже ухмыльнулся.

«Русалка», как девушку для себя окрестил Бьорн, нервничала. Он не слишком хорошо разбирался в тонких движениях девичьих душ, но даже ему это было заметно. Она сидела прямо, вытянувшись как струна, и все водила пальцами по чашке — туда-сюда, туда-сюда. Бросала короткие взгляды то на него, то на Кристин. И молчала.

В ней проглядывало что-то щемящее, колющее сердце, как темная синева в тающем весеннем снегу, — в наклоне головы, в коротких жестах, какими она убирала волосы за уши, в растерянной улыбке, робко проступавшей на тонких бескровных губах. Она была хрупкая, как голубой японский фарфор, и сквозь нее можно было смотреть на солнце.

Она была как ранняя весна, которая сводит с ума. Она была толедской сталью и марципанами, она была тонким льдом и километровой пропастью.

Она…

Она взглянула на него синими глазами. Всего на секунду.

Бьорн моргнул и уставился в стол. Ему почудилось, что перед ним взрослая, бесконечно усталая женщина. И она чего-то смертельно боится.

— Дженни, а как ты познакомилась с Арветом? — спросила Кристин как бы между делом, подливая себе чаю.

— Я… — Девушка смутилась. — Мы с ним случайно встретились. Здесь. Я…

— Она отстала от своих. А мобильный потеряла, — вмешался Арвет. — Она…

— Я не отстала, — возразила Дженни. — Я осталась. Мы… знаете… автостопом путешествовали. Ребята хотели в Осло рвануть, а я решила здесь пожить немного. Тут здорово. Такие скалы. Тут у вас лохматых полно, как их — троллей! Вы вообще в курсе? Я столько нигде не видела. А мобильный у меня есть. Просто я с ними разговаривать не хочу. Мы… поругались.

Арвет опустил глаза, уставился на дно чашки. Он едва заметно улыбнулся.

— А давно вы в Норвегии? — допытывалась Кристин.

— Да всего-то недели две, — отмахнулась Дженни. — Сначала в Ставангере выступали, мы, знаете, фокусы уличные показываем, тем и живем. Добываем пропитание в поте. Да я вам сейчас покажу…

Она схватила пять апельсинов и один за другим подбросила их к деревянному потолку.

— Это вообще-то довольно просто, но публике нравится, — продолжала тараторить девушка, удерживая в воздухе пять плодов разом. — Потом решили по стране покататься. А здесь поругались…

— А сюда как добрались? На катере из Форсанна?

— Ну да, — не моргнув глазом, подтвердила она. — На катере. Быстрый такой, белый.

«Какой катер? — изумился Бьорн. — Из Форсанна сюда вообще ничего не ходит». И тут Бьорн понял. Вот так Кристин! Мастерица плести интриги. Бабушка тем временем углубилась в обсуждение кочевой жизни автостопщиков, выказывая недюжинное знание предмета. Кристин Эгиль, конечно, в молодости зажигала. На взгляд Бьорна, слишком уж ярко.

— Слушайте, ребята, а чего вы здесь печкой отапливаетесь? Переезжайте ко мне! — неожиданно предложила Кристин. — Места много, встретим Рождество все вместе.

— К вам? — Дженни вздрогнула.

— Отоспишься нормально, поешь, — закидывала удочку с повадкой опытного рыбака Кристин. — Душ горячий примешь.

Девушк

...