– Ты хоть представляешь, через что я прошел? Ты хоть представляешь, на что походили эти последние семь лет, которые я пытался забыть тебя?
Горе душит меня. Я даже не способна ответить.
– Ты знаешь, что я сделал, когда ты ушла с похорон Дэнни? – требовательно спрашивает он. – Я поехал обратно к тому гребаному утесу, собираясь прыгнуть.
– Какой же я дурак. Какой же дурак. Ты всегда его любила, ведь так? Всегда, черт возьми. И он всегда тебя любил. Ведь это Люк ввязывался из-за тебя в драки. И именно Люк всегда бросался тебе на помощь. Вот только я думал, что это из благородства.
Он возвращается ко мне. Выражение лица слишком серьезное и решительное – он явно не передумал.
– Я мало что любил в этой жизни, – говорит он, – но я влюбился в тебя в ту минуту, как увидел, и буду любить тебя до последнего вздоха, будь то сегодня или через семьдесят лет.
– Она твоя, – говорит он, глядя мне в глаза. «Все, что у меня есть, – твое», – вот что он имеет в виду. Боже, как бы мне хотелось сказать ему то же самое
И только когда я оборачиваюсь, чтобы улыбнуться Люку – пораженная этим маленьким триумфом, – я полностью теряю равновесие и падаю. Но я все равно улыбаюсь, когда выныриваю.
– Я сделала это! – кричу я.
Его глаза так и светятся, улыбка такая широкая, что у меня щемит сердце. Я ловлю еще одну волну, за ней следующую.
После третьей волны он все еще улыбается, но во взгляде появляется что-то серьезное.
– Поехали отсюда со мной, – говорит он, когда я до него доплываю. Говорит тихо, но уверенно.
– Джулиет может приготовить что-нибудь домашнее, – предлагает Дэнни. – Ты же готовила для кучи народа все лето, так ведь?
Прежде чем я успеваю неохотно согласиться на ту же фигню, которой занимаюсь дома каждый вечер, Люк с грохотом ставит бутылку пива на стол.
– Она же здесь не в качестве прислуги, правда, Дэн? – спрашивает он. – Если она домработница, то пусть помоет нашу ванную. Только не забудь ей заплатить
– Я думал, что умру, и единственное, что имело значение, единственное, чего я хотел, – это ты, – произносит он мне в губы. – Все, о чем я, черт побери, думал, – это ты.
