Сначала он был смущен, косноязычен, но постепенно распалился, забылся и под конец произнес в адрес своих неприятелей несколько привычных ему непечатных слов. Спохватившись, он рухнул в ноги Екатерине просить пощады, а она, как ни в чем не бывало, кротко сказала: «Ничего, Василий Яковлевич! Продолжайте, я ваших морских терминов не разумею».
В России к власти пришла Анна Леопольдовна, а через год – в 1741 году – Елизавета Петровна, в Австрии – Мария-Терезия, а в Пруссии – Фридрих II. Между двумя последними и разгорелся конфликт. Дело в том, что покойный император Карл VI не имел сыновей, а передача трона империи женщине ранее не практиковалась
Верховники же, видя подъем дворянского движения, так и не сумели изменить свою политику. Они думали только о себе, о своей власти, не хотели ею делиться с дворянами, объединить с ними усилия.
Происходившее в Москве в начале 1730 года казалось необычайным: «верные рабы государевы» вдруг обрели голос, стали свободно, публично обсуждать то, о чем и помыслить без страха раньше не могли. Что же произошло? Петровские реформы принесли в Россию не только западные достижения в технике или искусстве. Они принесли и новые нравы, понятия, ценности. Новые книги, учеба, поездки за границу, знакомство с иностранцами и их жизнью не прошли даром для русского дворянина.
План солидных, уважаемых людей – верховников, был по-жульнически прост: представить Анне кондиции как волю «общества», а после получения ее подписи под ними поставить «общество» перед свершившимся фактом ограничения власти императрицы в пользу Верховного тайного совета
По мере того как к середине XVII века верховная власть крепла, она все менее нуждалась в «совете с народом», а с улучшением финансового положения отпала необходимость просить у него помощи в поисках денежных средств.
Один из них, русский резидент в Стамбуле Иван Неплюев нашел самые точные слова о Петре: «Он научил узнавать, что и мы люди, одним словом, на что в России не взгляни, все его началом имеет, и, что бы впредь не делалось, от сего источника черпать будут». Длинен ряд этих «птенцов». Для них уже не было другой жизни, кроме жизни в Петербурге – городе их прижизненной и посмертной славы.