Людей убивают не пули, не ножи, не удар кулаком в лицо. Их убивают чувства. Оставленные надолго без присмотра. Иногда замороженные на холоде. Иногда похороненные и разлагающиеся. А иногда скрывающиеся на берегу озера в лесной глуши.
Любопытство в нашем доме не поощряется. Оно считается грубостью. Грубо задавать вопросы, грубо слишком громко или слишком долго смеяться, грубо плакать, грубо противоречить.
— Я бухгалтер, я всю жизнь считал деньги и наблюдал за людьми, которые ими владеют. И знаете, к какому выводу я пришел? Знаете, что единственное можно приобрести за деньги?
Гамаш ждал.
— Пространство.
— Пространство? — переспросил Гамаш.
— Дом побольше, машину побольше, побольше номер в отеле. Билеты первого класса на самолет. Но на них нельзя купить даже комфорта. Никто так не жалуется на неудобства, как богатые и имеющие привилегии. Комфорт, безопасность, легкость. Ничего этого не купишь за деньги.
Вы спрашивали, что я считаю каждый вечер и каждое утро. Что я считал каждый день в плену, когда люди лучше меня слабели и умирали. Знаете, что я считаю?
Гамаш стоял неподвижно, боясь спугнуть этого человека и так никогда и не узнать ответа. Но он знал, что может не беспокоиться. Этот человек не боялся ничего.
— Я считаю, сколько раз благодать осенила меня.
Он повернулся и увидел Айрин на террасе, словно почувствовав ее присутствие.
— Нас всех осенила благодать, и мы все порчены, старший инспектор, — сказал Финни. — Каждый день каждый из нас ведет подсчет. Вопрос только в том, что мы считаем.
И ненавистью. Арман Гамаш, долгие годы расследовавший убийства, кое-что знал о ненависти. Она навсегда привязывает тебя к человеку, которого ты ненавидишь. Убийства не совершаются из ненависти, убийство — это кровавый шаг к свободе, избавляющий человека от бремени ненависти.
— Первое поколение зарабатывает деньги, второе ценит их, поскольку знает, как нелегко они достались, а третье их проматывает. Мы — третье поколение. Все четверо. Наш отец ненавидел нас, боялся, что мы украдем его деньги и разрушим семью. А еще он боялся избаловать нас, и никогда мы не получали от него ничего, кроме советов. Слов. Ничего больше.