Оглавление

Наталья Валерьевна Дикина, дочь Валерия Бронникова, родилась в Архангельске 26 июня 1971 года, где проживает и по настоящее время. Много жила на побережье Белого моря на родине предков, хорошо знает законы моря, попадала в шторм на обыкновенной деревянной лодке, любит путешествовать и рыбачить в любое время года; пишет картины, а в последнее время и книги.

Валерий Бронников родился 1 апреля 1949 года в с. Заяцкий Мыс на южном берегу Белого моря. По образованию инженер-механик по самолётам и двигателям, работал по профессии более 50 лет. Автор многих произведений прозы и стихов, а также детской литературы. Член творческого объединения «Вашка».

ОТ АВТОРОВ

Поморские деревни разбросаны по всему берегу Белого моря. Труднодоступные места в тундре или лесотундре, подчас отсутствие транспорта, делают их жизнь обособленной и непохожей на жизнь в других регионах нашей великой страны. Не далее, как во второй половине прошлого века, транспорт ходил от случая к случаю, связь едва существовала от полевых телефонов. Передвижение от посёлка к посёлку осуществлялось на своих двоих или на лодке под парусом, или на вёслах. Но именно эти посёлки позволяли выживать стране в годы Великой Отечественной войны и в трудные послевоенные годы, снабжая центральные области страны дарами моря.

Освоением великого северного края занимались поморы, люди, родившиеся и выросшие здесь, а также те, которых забросила судьба в эти забытые Богом места в годы репрессий, в годы раскулачивания и преследования властью. Жизнь заставляла выживать там, где девять месяцев в году царствует зима или переходный суровый период со штормами и непогодой. Основным занятием поморов был и остаётся промысел. Их жизнь и существование всегда зависели от того, что подарит из своих недр Белое море.

Большие семьи до десяти и более человек жили трудно и бедно. Были и голод, и болезни, и периоды беспрерывной непогоды со штормами, не позволяющими выйти в море. Но люди трудились и выживали, и растили будущие поколения.

Неповторимая северная природа с красотами спокойного и разбушевавшегося моря завораживает и очаровывает. Этой красотой любуются суровые люди — поморы, порой в повседневной жизни, не замечая этой красоты.

Новый век и наступающая, так называемая, цивилизация привели к тому, что поморские деревни в большинстве своём стали вымирающей частью России. Дома заброшены, промысел угас, веками приобретённые навыки промысловиков канули в лету. Выросшие потомки, видевшие своими глазами труд родителей и дедов, навещают изредка свои родительские дома, занимаясь промыслом для своего развлечения; не заботясь о сохранении природы, традиций, сохранения живописных уголков на побережье северных границ России.

Повесть «Дядя Паша» является продолжением повести «Старик» и рассказывает о новом поколении поморов, которые из своего детства шагнули в новую жизнь вдали от своих родительских домов и, которые возвращаются временами в своё незабытое детство на берегу живописнейшего холодного Белого моря.

Все герои произведения вымышлены. Совпадение с реальными людьми может быть только случайным.

С уважением к читателям: Наталья Дикина, Валерий Бронников

Рисунки в тексте Натальи Дикиной.

Дядя Паша

Темнота окружила со всех сторон. Павел включил фонарь, который высвечивал бледные с чёрными разводами лица своих подчинённых. Ему нет никакой необходимости спускаться в шахту, но так уж он привык, проверять всё лично, не доверяя докладам и тому, что говорят простые шахтёры. Точнее он доверял, но выработавшаяся с годами привычка, проверять всё лично, не давала ему покоя и в этот раз.

Закон сработал и тут: начальство спустилось в шахту, значит, что-то должно случиться. Оно и случилось: не успел Павел Алексеевич осмотреться, как погас свет. Хорошо, что подъёмник не отключился на середине пути. Вот была бы потеха!

«К чёрту!» — подумал Павел, — «Надо брать отпуск и ехать на родину, на Север, туда, где я всегда чувствую себя спокойно и безмятежно».

По лицам шахтёров он понял, что виноват во всём он один. Когда-то Павел сам был рядовым шахтёром и знал, что начальству в забое делать нечего, если всё идёт по плану, без сбоев и без аварий. Начальство всегда мешает не только здесь, а на любой работе, вмешиваясь со своим уставом в размеренную жизнь коллектива, где каждый человек является маленьким звёнышком в большом механизме. Посторонняя деталь может остановить работу всего механизма.

— Ну, вот, я так и знал, что сегодня мы ничего не заработаем! — сказал рослый шахтёр по фамилии Цыбулько, поглядывая на Павла.

Павел понял, что реплика направлена в его адрес, но ничего не сказал.

Цыбулько провёл рукавом по лицу. Даже при тусклом свете фонаря видно, что проделывал он это не один раз, о чём свидетельствовали чёрные потные разводы.

— Ты начальству лицо тоже почисти! — тут же подковырнул ему сосед, — Видишь, свет специально выключили, чтобы лучи от твоего лица не отражались и не слепили глаза высокому гостю. Как будем подниматься, если света совсем не будет? — спросил тот же голос.

— Лебёдку будешь крутить руками, а мы все поедем. Твоя очередь крутить ручку. Чего беспокоишься, если начальство здесь присутствует! — сказал кто-то из-за спин.

Павел знал, что горняки его уважали. Он не слыл прилизанным выскочкой из семьи высокопоставленного чиновника, а прошёл всю «кухню» горняцкого дела с самых низов, заслужив к себе уважение горняков.

Мысленно он сразу оценил ситуацию, особо беспокоиться пока не о чем. Плохо только то, что без электричества не работают вентиляционные насосы и через некоторое время станет жарко и душно из-за нехватки кислорода. Он также знал, что наверху сейчас принимают все меры, чтобы устранить аварию, если таковая произошла, а иначе, зачем бы отключать электричество?!

— Общий перекур! — сказал он, — Огня не разводить! Беречь аккумуляторы и кислород. Я спустился специально, чтобы проверить, не обижает ли народ шахтёра Цыбулько, но вижу, что всё в порядке.

— А нас сегодня поднимут? — спросил молодой парень.

— Поднимут обязательно. Чего беспокоишься? Здесь не море, штормов нет, сиди себе, отдыхай!

Кто-то спросил:

— А Вы были на море?

— Я там родился. Выловил пока не всю рыбу, но к этому стремлюсь. А сёмга там ловится в аккурат с твой рост, да и по весу ты от неё не далеко ушёл.

— А я моря не видел, — произнёс тот же голос.

— Совсем зря. Море, оно знаешь какое! — Павел развёл руки в стороны, — Словами не описать, его надо видеть и чувствовать.

— Как это чувствовать?

— Ты шахту хорошо знаешь?

— Как свои пять пальцев!

— А я знаю так море. Отец в детстве научил всему, что знал сам: и под парусом ходить, и от шторма спасаться, и рыбу ловить.

Павел вырос в поморской огромной семье. Из рассказов взрослых он знал, что его отец свою жену украл в городе Архангельске; по обоюдному согласию, но украл, поскольку отдавать ему в жёны прислугу никто не собирался. Знал он также и то, что отец привёз его мать на вёсельной лодке по открытому морю в свою деревню с долгими остановками по пути, гульбой и маленькими приключениями, что в духе обыденной поморской размеренной жизни. Он родился не старшим в большой семье, но отец умудрился настрогать своих детей быстро и без проблем. То ли ему помогали поморы, то ли сам такой специалист, теперь этого никто не знает и не помнит, а, может, бывшие его невесты помнят, но молчат. А мужикам вообще нет никакого дела, кто кого настрогал. Они всё время в море, на промысле.

Впрочем, отец Павла не один, кто имел большую семью. Десять-двенадцать детей в семье в послевоенное время обычная норма, а дети стали рождаться один за другим ещё до войны. В те годы как-то не задумывались о прокорме. Семьи жили бедно, но море кормило всех, независимо от статуса и количества детей. Дети сами родителям помогали, подбирали всё, что море выкинет на берег. Прежде всего, они становились заготовщиками дров на зиму, подбирали палки, доски, маленькие брёвна — всё, что приносило море.

А уж по заготовке ягод, грибов, морских водорослей дети не имели равных! Павел подчинялся старшим и командовал младшими братьями и сёстрами — так в семьях принято, так водилось испокон веков. Дать затрещину младшей сестрёнке считалось в порядке вещей. Зря, что ли, он столько времени проводил в няньках! Правда, при этом как-то забывалось, что и с ним нянчились, меняли штаны и ставили в угол.

Отец, Алексей Сергеевич в семье считался царь и Бог. Он так и говорил: «Я царь и Бог!». Дети его побаивались. Не боялась его только жена, которая не пропускала его слова мимо ушей и на каждое слово находила отговорку. Дети не обращали внимания, о чём там перепираются между собой родители. Босоногая команда большую часть времени пропадала на улице, забывая вовремя прийти на обед и доложить хоть кому-нибудь о месте своего нахождения.

— Не отставать! — командовал Павел младшим сестрёнкам, перепрыгивая босыми ногами с камня на камень, — На мелкие камешки не наступайте, тогда они и колоться не будут!

Девочки всё равно ступали на мелкие камни. Острая боль пронизывала щиколотки, но они терпели, боясь прогневить старшего брата, от которого тут же можно получить затрещину, а этого не хотелось. Бил он хоть и не сильно, но очень больно.

Всё это врезалось Павлу в память на всю жизнь. Это потом, когда он стал взрослым, уехал на Украину и стал работать, Павел вспоминал эти годы, как что-то очень светлое и радостное. Его тянуло туда, в свою деревню, на Север, к Белому неспокойному и холодному морю. Мысленно он находился всегда там. У него появились дети, которые не видели моря и, которым родиной стала другая земля, но у него родина всегда своя, та, где он провёл босоногое детство. Другой, лучшей жизни, он потом не видел. Может, став взрослым и приобретя кучу забот в своей семье, Павлу стало просто не до красот природы, а, может, он терпел и в душе ждал, когда придёт та самая минута отъезда его на Север. С семьёй ехать или без семьи, ему абсолютно всё равно. Для него стало главным увидеть снова море, отмели на малой воде, неугомонных чаек; почувствовать неповторимый запах морских водорослей, добыть своими руками огромную сёмгу, как когда-то они вынимали её из сетей с отцом; встретить постаревших деревенских поморов — всё это стало его настоящей жизнью, от которой он уехал в далёкие края, в столичную провинцию со смогом, шумом, пылью, сутолокой. После работы на шахте, уже пенсионером, Павел обосновался в Москве у старшей дочери — так хотела его супруга, с которой они прожили всю свою долгую жизнь. Старшая дочь рано овдовела. Муж развивал сеть автозаправок, занимался доходным бизнесом, но не суждено было сбыться его планам, он пропал, исчез бесследно. Милиция поискала, поискала, но не нашла, а, может, и не хотела искать? Кому надо искать человека, которого закатали в асфальт или замуровали в бетонную стену? В те неспокойные годы людей бесследно пропадало много, а милиция только выполняла следственные действия, не очень стараясь под нажимом бандитов и беспредельщиков.

Дед с бабкой и воспитывали подрастающее поколение старшей дочери.

— Море, оно же огромное, — перебил его размышления Цыбулько, — Как его можно всего знать?

— Ты тоже огромный, но тебя же все знают! — возразил Павел.

Шахтёры рассмеялись

— Его знаем, — послышались возгласы, — Он в шахте без фонаря и шагу сделать не может! Его даже в лифте укачивает. Домой приходит синий, как рак.

— Рак разве синий? — спросил Павел.

— Рак красный, но Цыбулько синий. Он всё время трёт лицо, оттого и синий, но похож на рака.

— Сам ты рак, — огрызнулся Цыбулько, — Не мешай слушать про море. Я море видел только на картинке, но знаю, что оно проглатывает целые океанские корабли, а тут рядом человек, который рассказывает, что по морю можно плыть на вёсельной лодке.

— Не только на лодке, — задумчиво сказал Павел, но и на плоту, и на льдине. Прижмёт, можно плыть на всём, лишь бы держаться на плаву. А ещё по нему можно ходить пешком, когда оно замерзает. Но всё море не замерзает, а только заливы в прибрежной полосе. Мы ещё пацанами делали из плавника, досок и брёвен, выброшенных на берег, плоты и на них катались, за что нас постоянно родители охаживали вицами или вожжами по одному месту. У многих в семьях только матери, которых дети, особенно пацаны, никогда не слушались. Отцы или погибли на войне, или их забрало море. У поморов так бывает часто, что с моря возвращаются не все. Мне повезло, я рос при родителях. У своего отца всему и научился.

— Там воды много, а здесь иногда даже умыться нечем. Крым от нас недалеко, а воды нет совсем, если, конечно, не считать солёное море, — задумчиво сказал Цыбулько.

Свет появился так же внезапно, как и исчез. Вспыхнули электрические лампочки, спрятанные в стеклянные герметичные колбы, защищённые от возникновения случайной искры.

— Давай, показывай хозяйство, — сказал Павел бригадиру, — Иначе Цыбулько без работы совсем пропадёт.

— Хозяйство в порядке.

Шахтёры, оставшиеся без внимания начальства, разошлись по рабочим местам.

А Павел и бригадир пошли осматривать своё подземное хозяйство. Бригадир знал, что начальник замечает все мелочи, поэтому не пытался ничего скрыть, а наоборот, советовался, как поступить в том или ином случае. А Павел уже твёрдо знал, зачем его потянуло в шахту: он думал об отпуске, а значит, надо быть уверенным, что без него ничего не произойдёт непредвиденного.

На одном из поворотов они чуть не наступили на крысу, которая грызла какой-то сухарь, попавшийся ей от оставшегося обеда горняков. Она глядела на людей маленькими глазками, но добычу свою не выпускала. Через мгновение, вильнув хвостом, крыса скрылась между кусками породы, так и не выпустив свой обед из передних пап.

Запах скопившегося газа, пока не работали вентиляторы, давал о себе знать.

— Как считаешь, Иванов потянет на моём месте? — спросил Павел бригадира.

— А ты куда? — ответил вопросом на вопрос бригадир.

— А я к морю, хочу взять отпуск и съездить на свою малую родину.

— Будь спокоен, шалить ему не дадим, а съездить надо. Все мы когда-нибудь берём отпуск.

— Понимаешь, сколько лет я уже здесь, а всё тянет туда. Жена иногда упирается, но едет, а теперь, когда дети подросли, я могу ездить и один.

— Одному нельзя. Сам говорил, что женщины без мужей остаются, приберут к рукам.

— Насовсем не приберут, а на время я и сам не откажусь. Разве это плохо, когда люди находят друг друга? — и сам себе Павел ответил:

— О курортных романах все наслышаны, но и в суровых северных краях романы случаются не реже, только об этом меньше говорят.

Два человека долго бродили по ветвистым коридорам, осматривая большое подземное хозяйство. Оба остались довольны порядком и оба вернулись к подъёмнику. Бригадир не пожелал отправлять начальника обратно одного.

— Ну, будь, — сказал Павел, — Я наверх. Буду готовить себе заместителя.

— Давай, увидимся, — ответил бригадир.

Стоя в кабине подъёмника, Павел вспоминал далёкие годы своего детства. Он не был ребёнком-суперменом, но как-то получалось так, что девочки обращали внимание именно на него. То ли ему по наследству от отца досталась способность увлекаться слабым полом, то ли он раньше других повзрослел, но его тянуло к девочкам, своим одноклассницам, а ещё больше он заглядывался на тех девушек, которые старше его на год или два. Так и случилась у него первая любовь ещё в детском возрасте. Зойка училась в восьмом классе. Она выглядела несколько крупнее своих сверстниц, с округлившимися формами, с большой, не по возрасту, грудью, на которую поглядывал не только Павел, но все мальчишки. А ещё Зойка обладала прекрасными пушистыми светлыми волосами, которые она собирала в две косички, заправленные бантиками из голубой ленты, располагавшимися где-то на уровне копчика. Получалось так, что дёрнуть за бантик не всегда прилично, в отличие от других девочек, которые не имели таких длинных волос.

Эти бантики дразнили, приманивали, бередили Пашкину душу. Мысли же свои он носил только в себе, поделиться ему не с кем. Со своими сестрёнками он дружил, но не доверять же свои тайные мысли сестрёнкам или друзьям! Он понимал, что всё станет известно сразу же всей школе.