Парни мечты: литературные краши

Пол Атрейдес:
«Я не боюсь, я не должен бояться. Ибо страх убивает разум. Страх есть малая смерть, влекущая за собой полное уничтожение. Я встречу свой страх и приму его. Я позволю ему пройти надо мной и сквозь меня. И когда он пройдет через меня, я обращу свой внутренний взор на его путь; и там, где был страх, не останется ничего. Останусь лишь я, я сам».

Мистер Дарси:
«Я и вправду лишен присущего некоторым людям таланта, свободно болтать с человеком, которого прежде никогда не встречал. Мне нелегко, подобно другим, подлаживаться к тону его рассуждений или делать вид, что меня интересуют его дела».

Хуа Чэн:
«Для меня ты в беспредельном великолепии — это ты. И ты, упавший в грязь — тоже ты. Главное здесь «ты», а не «какой» ты».

Мистер Рочестер:
«Вы вызываете у меня странное чувство. Словно нас с Вами связывает тонкая нить. Она тянется у меня откуда-то из груди… Я очень боюсь, что если Вы уедете, то нить оборвется. Я начну изнутри истекать кровью, а Вы меня просто забудете».

Аарон/Морок:
«Приятно слышать, что я настолько глубоко задел твои чувства с первой минуты».

Андрей Болконский:
«И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как её».

Разумовский:
«Заклей ему рот быстренько. Мне приятно будет думать о том, что последние слова в жизни этого отброса — «рофл с пистиком».

Игорь Гром:
«Ты втрескался, Игорь Константинович. Даже не думай отрицать. Сейчас ты будешь играть в благородного рыцаря, защищающего честь прекрасной дамы, и никакие доводы разума тебя не остановят. Будешь потом жалеть? Безусловно. Но ты книжный мальчик, ставший следователем. У тебя романтические порывы. Делай с этим что хочешь».

Мастер:
«Ничто меня вокруг не интересует, кроме нее».

Воланд:
«И интереснее всего в этом вранье то, что оно — вранье от первого до последнего слова».

Азирафаэль:
«Просто запомни, что я всегда буду знать — в сокровенных недрах твоей души ты в достаточной степени сволочь, чтобы стать достойным любви».

Кроули:
«Время тем и прекрасно, что оно неуклонно уносит тебя все дальше и дальше от четырнадцатого века, самого паршивого и скучного столетия, какое только видывали, извините за выражение, небеса».