«С Л О Ж Н А», Евгений К. сөресіндегі кітаптар

Много неймдроппинга, немного физики, немного математики. Как историческое исследование нормально, но всё равно, многое мною осталось совершенно исключённым из понимания.

При всем моём восхищении, второй раз я такое читать не хочу. Потому что тут помимо простого отношения к тексту накладывается и отношение к Цветаевой как к человеку, к той влюбчивой и всё бросающей персоне, живущей только эмоциями и только для них — это невозможно ни простить, ни понять.

Очевидно, я вообще ничего не понял в этих рассуждениях про поиск веры в маленькой тесной комнате заплутавшего рассудка белого и «проигравшего» ему черного.

Исследование удивительное! Никогда бы не подумал, что секты могли оказать такое сильное воздействие на умы, на философов серебряного века и, самое интересное, на большевизм в русском изводе. Введение — отличное, захватывающее, но когда дошел до интерпретаций в поэзии или у философов, — то я просто переставал понимать большую часть. Через такую чащу смыслов и интертекстуальности продираться — занятие для ценителей.

Удивительно, но я действительно ничего не помню уже через пару страниц и, тем удивительнее, читать комментарии и послесловие переводчика: там стооооолько, оказывается, всего спрятано. Ещё из любопытного (мне показалось): это же то же самое время, в этот момент где-то совсем рядом с ним происходила психоделическая революция, и они, может быть, даже пересекались с Тимоти Лири в Гарварде, или с Кизи в Калифорнии, но потом Набоков сбежал от всего этого в уютную Швейцарию, подальше от суеты и шума.

Ожидал, что будет лёгкой прогулкой, но оказалось сложным разговором о поддержке и поиске ориентиров.

Непонятно практически ничего. Сложный человечище был. И писать не любил сильно. И заметно, как его мотает от одной своей умной записи к другой и из этого собрана книга. И каждую запись можно было бы ещё разматывать и разжёвывать достаточно долго, но он себя не утруждал, перепоручив заняться этим самому читателю.

Язык сложный, идея не очень ясна, описанный мир недалёкого будущего — криповат и в тумане. Конца у книги нет, мог бы ещё нафигачить тыщи 2 страниц.

Не покидало ощущение, что книга может быть интересна только дублинцам и знакомым и родным самого Джойса или вовсе только самому Джойсу: он разговаривает только о ему понятных событиях, вещах, местах, нисколько не заботясь о понимании читателя. Ну и слишком завязано на его окружение, на его время, на уровень его интеллектуального образования.
Из моего уютного мирка выглядит как упражнение для мозга.
Но отдельная работа это, конечно, перевод и осмысление переводчиком этого всего контекста, спустя много лет позже, и это мне кажется кошмаром наяву. Навсикая понравилась, но от Пенелопы меня оторопь взяла — поток женских мыслей лучше бы я этого не знал.

Главная же шутка рассказана в начале и далее идут несколько вымученные переложения жития Давидова вполне современным языком, но как-то не особо впадаешь в кататонический смех...

Ну, надо иметь определенный склад характера, пятидесятилетней давности. Но определенно могучий был человек. Непосредственно исповедальные беседы (не дневниковые записи, а произведение) вот удались, хороши.

Это именно то, что я боюсь у Сорокина и не понимаю.

Читаешь, читаешь, продираешься через муть, сказочность, морок, религиозность, через душевные болезни и наложенные на них страхи и ничего. Может Павича давно не читал, но все эти смердящие местечки и гетто — слишком угнетающе непролазно.

Утомительные метафизические рассуждения и даже несколько пахнуло эманациями Орла Кастанеды, но без пейота, Москва всё-таки же.

Еле дочитал. Очень запутанная​, очень много за кадром.

Метафизика через математику — это не самое простое чтиво.

Слово «Номенклатура» встречается ровно 1% от книги (1378 упоминаний из 138000 слов).
А по существу: примерно 30 лет книжке, многое что изменилось, а номенклатура как была так и осталась. И кроме матерных ругательств, в отношении этих существ, у меня других эпитетов нет.