Мы не пироги

«Однажды Орлов объелся толчёным горохом и умер. А Крылов, узнав об этом, тоже умер. А Спиридонов умер сам собой. А жена Спиридонова упала с буфета и тоже умерла. А дети Спиридонова утонули в пруду. А бабушка Спиридонова спилась и пошла по дорогам. А Михайлов перестал причёсываться и заболел паршой. А Круглов нарисовал даму с кнутом в руках и сошёл с ума. А Перехрёстов получил телеграфом четыреста рублей и так заважничал, что его вытолкали со службы.

Хорошие люди и не умеют поставить себя на твёрдую ногу».

Любопытная книга пасынка Александра Введенского, которая была издана минимальным тиражом и прошла почти незамеченной. Петербургский период жизни поэта описан в мемуарах довольно хорошо, но про последние годы его жизни в Харькове информации гораздо меньше. Эта книга — один из немногих источников, в том числе благодаря опубликованным здесь материалам следственного дела, которые Борис Александрович Викторов собирал по архивам бывшего КГБ.

«Один человек лег спать верующим, а проснулся неверующим.
По счастию, в комнате этого человека стояли медицинские десятичные весы, и человек этот имел обыкновение каждый день утром и вечером взвешивать себя. И вот, ложась накануне спать, человек взвесил себя и узнал, что весит 4 пуда 21 фунт. А на другой день утром, встав неверующим, человек взвесил себя опять и узнал, что весит уже всего только 4 пуда 13 фунтов. «Следовательно, — решил этот человек, — моя вера весила приблизительно восемь фунтов».

Даниил Хармс

«СОНЯ ОСТРОВА (бывш. дев. 32 л.). Лежит как поваленный железнодорожный столб. Слышит ли она, что говорит ей мать? Нет где ж ей. Она совершенно мертва. Она убита».

Александр Введенский

«Никто не знал, как Тептелкин жаждал возрождения. «Жениться хочу», – часто шептал он, оставаясь с квартирной хозяйкой наедине. В такие часы лежал он на своем вязаном голубом одеяле, длинный, худой, с седеющими сухими волосами. Квартирная хозяйка, многолюбивая натура, расплывшееся горой существо, сидела у ног его и тщетно соблазняла пышностью своих форм».

Константин Вагинов

«Лев Маркович (подскакивая к даме) — Разрешите!
Дама (отстраняясь ладонями) — Отстаньте!
Л. М. (наскакивая) — Разрешите!
Дама (пихаясь ногами) — Уйдите!
Л. М. (хватаясь руками) — Дайте разок!
Дама (пихаясь ногами) — Прочь! Прочь!
Л. М. — Один только пистон!
Дама (мычит, дескать «нет»).
Л. М. — Пистон! Один пистон!
Дама (закатывает глаза).
Л. М. (Суетится, лезет рукой за своим инструментом и вдруг оказывается, не может его найти).
Л. М. — Обождите! (Шарит у себя руками). Что за чччорт!
Дама (с удивлением смотрит на Льва Марковича).
Л. М. — Вот ведь история!
Дама — Что случилось?
Л. М. — Хм... (смотрит растеренно во все стороны).

Занавес».

Даниил Хармс

Если бы философ Яков Друскин в 1942 году не забрал из квартиры Даниила Хармса в пострадавшем от бомбёжки дома чемодан с рукописями Хармса и Введенского, никакого ОБЭРИУ бы не было. В воспоминаниях современников сохранились бы забавные истории о странных выходках ленинградских детских писателей и о редких поэтических выступлениях, но мир бы не узнал о существовании текстов Хармса и Введенского, ставших классикой русской литературы. Исследование посвящено истории издания произведений писателей-обэриутов.