Сложилось впечатления, что за 12 лет после выхода книга начала собирать положительные отзывы по инерции, когда любой уместный и не очень прием автора превращается в невообразимое достоинство. Так, бутылки, появившиеся из-под растаявшего снега в середине XV века, очевидно, показывают проникаемость времени в повествовании и вообще связь времен. Роман хвалят за медитативность повествования, обращение с языком и вообще духовность и наполненность каким-то светом (что бы это ни значило).
А по итогу перед читателем разворачивается поражающее своей нудностью повествование-житие, где абсолютно плоский герой, о характере которого приходится только гадать, проживает свою длинную жизнь, преодолевая множество “средневековых” трудностей и приключений: мор, сиротство, голод, скитание, паломничество в Иерусалим, отшельничество и, конечно, бесконечный поток больных, которых он излечивает. Врачующий Арсений как будто бы не меняется при всем происходящем в лице. Можно только позавидовать его спокойному равнодушию, когда мамлюки отрубают голову его “незабвенному другу Амброджо”.
Что касается умелой работы Евгения Водолазкина с древнерусским языком (даром что филолог), неподготовленному и неискушенному читателю довольно сложно оценить всю тонкость и уместность этих вкраплений во вполне современную речь героев в самых неожиданных местах. Но автор явно не хотел добиться эффекта соответствия времени действия, иначе зачем тут и там мелькают такие родные “интеллигенты” и “товарищи”. Это, видимо, что-то другое, высокое, неуловимое и средневековое, поскольку любую связь с постмодернизмом Евгений Германович отрицает. А зря.
Но гораздо более фундаментальный вопрос, которым невольно задаешься: какова конечная цель всего этого? Что с помощью образа героя пытались донести до читателя? Было бы логично предположить, что посыл в обретении Бога (пусть, для каждого своего), добродетельности, милосердии, в конце концов, христианской морали. Но герой с самого начала устремляет свой путь отнюдь не к Богу, хотя и исправно живет в монастырях, совершает паломничества и в принципе ведет праведную жизнь. Он ведет диалог с его несостоявшейся женой, умершей при родах, Устиной, винит себя в ее смерти и всеми силами стремится не искупить грех, а как бы сделать хорошие дела за нее. Естественно, ничего особенно не добивается, а если и добивается, то сложно понять, чего именно.
Возможно, если бы в книге было меньше никуда не ведущих сюжетных линий и абстрактных философствований, смешанных из всех возможных систем, то вынести что-то полезное и приятное было бы проще.
Как с языка сняли 🖖