Начну с, так сказать, технического анонса: если Вы выбираете книгу для знакомства с творчеством ДФУ — проходите мимо, она не подходит для роли первой книги этого автора. Это незаконченный роман, и гений Уоллеса, умеющего на протяжении сотен и сотен страниц выводить интересные сюжеты и характеры тут не раскрылся в полную меру и характеры некоторых персонажей противоречат сами себе, потому что автор не успел это всё причесать. Если же Вы такой же любитель Уоллеса, как и я, то почему вы читаете мою рецензию, а не самого «Бледного короля»?
Теперь, собственно, к самой книге. Она кафкианская, но не в том смысле, в котором можно было бы подумать: сам ДФУ считал Кафку весёлым писателем; не юмористом, не стендапером, а писателем, который грамотно пишет объёмные сюжеты, не забывая в трагизм вплести нотку юмора, чистого и не постмодернистского. Поищите лучше сами это эссе, «Чувство юмора Кафки», прежде чем читать «Бледного короля», оно здорово подготовит к роману. Так как ДФУ современнее Кафки, ему проще достучаться до современного зрителя (даже не искушённого в деятельности IRS) своими примерами: если Кафка работает через бессознательные образы, то Уоллес обращается скорее к эмпатии.
И стиль его обращения я очень сильно люблю. Есть авторы, которые могут описать одной фразой картину так, что она сама по себе рисуется в воображении: меня, например, преследуют кресла из романа Набокова, «до того низкие, что можно было, опустив руку, взять поднос с чайными принадлежностями, смиренно стоявший на покрытом ковром полу». Владимир Владимирович описал кресла, а я увидел всю комнату. ДФУ использует очень отличающийся метод: он описывает всё до мельчайше подробности: каждая капля пота Каска, каждое бескорыстное действие Стецика, каждое движение, с которым Мередит Рэнд тушит свою очередную сигарету, — читателю не требуется ничего представлять из происходящего, не требуется вставать на чьё-то место и представлять реакцию, ДФУ это всё уже рассказал. И это было бы минусом, если бы автор не потребовал бы направить воображение на что-то альтернативное, но он в этом плане очень требователен, вынуждая читателя прочувствовать и понять персонажей со СВОЕЙ, читательской точки зрения, не пытаясь представить себя в романе как Клода Сильваншайна, а оставаясь сторонним собой.
Собственно, я влюбился в эту книгу именно после пятой главы, где описывали одного персонажа. Хорошего, доброго, но настолько приторно-идеально-нереального, что когда ДФУ написал про его учительницу, как «эта опытная и высокоуважаемая ветеран педагогики угрожает тупыми ножницами убить сперва мальчика, а потом себя, и ее отправляют в отпуск по здоровью», я её прекрасно понимал. Уоллес последовательно рассказывал про каждое его действие, каждую его реакцию на каждую ситуацию, в которой нормальный ребёнок бы повёл себя неидеально и эгоистично, но описанный парень был описан так последовательно, что задушил альтруизмом даже реального меня, читающего про эту выдумку.
Потому, быть может, неожиданно, но я крайне редко испытываю такой набор эмоций при чтении книг, какой испытываю при чтении ДФУ. Его очень зря считают снобски-интеллектуальным писателем: да, понимать его интеллектуальные вкусности интересно (хе-хе, александрийская мозаика в комнате Хала из «Бесконечной шутки»), но без них прожить можно, тогда как настолько подробно и дотошно использовать все свои таланты, чтобы заставить читателя что-то ПОЧУВСТВОВАТЬ, — разнообразное и сложное, не только грусть, радость или страх, но и омерзение, тревожное ожидание и, наконец, скуку, которая не отталкивает, а заставляет читать и читать, — я не помню, чтобы кто-то ещё пытался.
В общем, отличная книга.