Книга как упражнение на распознание ненадежного рассказчика и пример восхитительной, хоть иногда и чрезмерно пышной прозы. Набоков не берет тебя за волосы, чтобы окунуть с головой в сознание педофила, нет, он начинает относительно издалека, изысканно, интеллектуально, с долей осознания своих грехов. Но к середине книги Гумберт и его ментальная гимнастика в стиле "12-летка виновата в том, что я ее изнасиловал, господа присяжные, она ведь даже не девственницей была!" уже настолько отвратительны, что даже цветистый слог автора этого не может припудрить. Впрочем, Набоков и не старается "прикрыть срам", он его обрамляет в рамку и выставляет напоказ.
Что самое кошмарное — всю книгу мы слышим только Лолита, Лолита, Лолита, Карменсита, но при этом о Долорес мы так ничего и не знаем. Нам известны ее любимые лакомства, подружки, любимые вещи, но сам рассказчик признает, что о внутреннем мире своей "любви" он знать не знает. И не хочет. Он видит нимфетку, соблазнившую его своими тонкими членами, а то, что ребенок, которого он насилует, плачет в подушку каждую ночь с ним, он предпочитает игнорировать своего блага ради. Гниль Гумберта очевидна: "бросив всякую надежду на половые сношения, я закутал ребенка в шотландский плед и понес в автомобиль."
Хочется взять этого вежливого, "симпатичного" (ага, как же), образованного господина за грудки и ударить наотмашь: ты видишь, что творишь?! Ты говоришь "ребенок", а в следующем абзаце рассказываешь, как заставлял ее "отрабатывать" банальный спектакль, сатана!
И все капризы Долорес (я отказываюсь звать ее Лолитой) вполне очевидны в своих причинах: она один на один с педофилом, у которого полная власть над ней. На все возгласы, мол она сама на Гумберта вскочила, а значит сама виновата, я бы доставала картечь. Ей 12. Ему 37. Сложите и отнимите.