Он все-таки хорошо видел, заглядывая в себя, что у него никогда не будет истинно христианского духа смирения и раскаяния. Он знал и нисколько не сомневался в том, что та минута, о которой говорит Лакордер, та минута благодати, «когда последний луч света проникает в душу и опять приводит к общему центру рассеянные там истины», для него никогда не придет