Ундина
«Смотри, листва летит вверх», —

Ундина смеется.

И её звонкий смех

Достигает глубин колодца

Души моей.

Эту простую картину

Пальцами на мокром песке рисует Ундина.

Она танцует, как солнечный зайчик, пылая.

Хрупкая, словно ваза династии Мин, и такая же дорогая.

Я люблю ее в сентябре так, как не любят в мае —

Самозабвенно,

Искренне

И души не чая.

А мы пьем чай в нашей продрогшей квартире,

Собираем мои стишки в папку, квасим капусту гирей,

Развешиваем фотки по стенам. И нет больше в мире

Никого, кто был бы так счастлив. Я будто в тире

Попал в десятку даже вовсе не целясь.

Несу околесицу, несу какую-то ересь,

А она улыбается, глядя, как смотрят дети,

Которые точно знают что-то о вечном лете

Где все всегда радостны.

Она моя половина.

Только она — моя неземная Ундина.

Сводит меня с ума [она это умеет!].

Слушает этот стих и внезапно краснеет.

Сладкая, как малина

(Ундина!

Ундина!

Ундина!)

Кожа её пахнет рассветом.

Ундина раздета,

Прекрасна и неповторима.

Проходит три года. Всё также со мною Ундина.

Мы ходим осенью в парк и бросаем листья.

В голову лезут совсем безобразные мысли:

Любить её прямо тут на листве.

Осень резко кончается в ноябре,

И мы, кутаясь в плед,

Плотнее жмемся друг к другу.

Я беру теплый след, беру её тонкую руку,

Смотрю ей в глаза: «Ты станешь моею супругой?»

Она молча кивает. А за окном воет вьюга.

И мы с ней вдвоём у этой вьюги в плену.

Я ухом своим аккуратно припал к животу:

«Послушай», — очень нежно шепчет Ундина.

Через год беру на руки нашего с нею сына,

Сын также смеется, как смеется в ответ ему мама.

Я люблю их.

Люблю их вечно!

Люблю упрямо!

Люблю их так, как никого на свете!

Следом за сыном ещё появляются дети,

И в тот же парк с ними ходит гулять Ундина.

У нас новый дом, у нас дорогая машина…

Я говорю ей на ухо: «Видишь, листва летит вверх».

Она целует меня.

Она по-прежнему лучше всех!