До самого Атлита я размышлял о непостоянстве чувств. О том, как непросто в них разобраться. О том, что каждый из моих близких с трудом понимает, что чувствует на самом деле, и постоянно сам себя обманывает; впрочем, возможно, что это проблема нашего поколения: обилие развлечений и свобода выбора сбивает нас с толку, и мы теряем путеводную нить — в отличие от наших родителей, которые точно знали, чего хотят, потому что у них особого выбора не было; хотя неизвестно, не испытывали ли они в душе глубокую печаль или, по крайней мере, смутное ощущение поражения; мы, дети, этого не замечали, потому что не могли видеть, какими они были на самом деле (а если и могли, то ради собственного спокойствия предпочитали не видеть)