там, на глубине, не представлялось возможным. Стены, как обивкой, были покрыты шелковистой паутиной; из паутины же, хитро перемешанной с землей, была и заслонка, приводимая в действие нитями.

Теперь, когда появилась возможность рассмотреть все без спешки, зрелище уже не казалось таким устрашающим. Тут Найла ужалил страх, что оса, чего доброго, возвратится. Он порывисто вскочил. От неосмотрительного движения вниз струей посыпался песок, прямо тарантулу на голову. Угасшие глаза насекомого внезапно ожили, и Найл с запоздалым ужасом понял, что тварь, оказывается, еще не мертва. Сердце от такой догадки буквально застыло. Найлу стало стыдно за свой страх. Словно в отместку, он поднял лежавший поблизости камень и швырнул его вниз, своротив чудищу один из клыков. Глаза у того опять на мгновение ожили. Держа путь обратно к пещере, Найл испытывал странное, неизъяснимое чувство неприязни и вместе с тем жалости.