А что же Помпей? С ним произошло нечто необъяснимое. Все источники единодушно свидетельствуют о его пассивности и апатии на завершающем этапе сражения. Цезарь рассказывает: «Как только Помпей увидел, что его конница разбита и та часть войска, на которую он особенно полагался, оказалась охвачена ужасом, то, не надеясь на остальных, он оставил фронт, немедленно поскакал к лагерю и тем центурионам, которые стояли на карауле у преторских ворот, громко сказал, чтобы слышно было солдатам: “Охраняйте лагерь и стойко защищайте его на случай, если положение ухудшится. Я обойду остальные ворота и буду ободрять лагерную охрану”. С этими словами он удалился в свою ставку. У него не было больше никаких надежд на успех своего дела, и он только выжидал исхода сражения» (BC. III. 94. 5–6). Плутарх повествует об этом более красочно, причём в биографиях Помпея и Цезаря его рассказ местами совпадает практически дословно: «Помпей, увидев облако пыли, догадался о поражении своей конницы. […] Забыв, что он — Помпей Магн, ни к кому не обращаясь, медленно шёл он в лагерь. […] В таком состоянии Помпей пришёл в свою палатку и безмолвно сидел там до тех пор, пока вместе с беглецами в лагерь не ворвалось множество преследователей. Тогда он произнёс только: “Неужели уже дошло до лагеря?”» (Pomp. 72. 1–3; ср.: Caes. 45. 7–8; App. BC. II. 81. 343).