Помпей

Антон Короленков, Евгений Смыков

Легко заметить, что изложение Цезаря наиболее неблагоприятно для Помпея. Формально никаких упрёков в нём не содержится, но действия говорят сами за себя. Он покидает поле боя ещё до конца сражения, что было нехарактерно для римлян50. Кроме того, он обманывает воинов в лагере, говоря, что намеревается ободрить охрану, и вместо этого отправляясь к себе в ставку. Наконец, он бросает знаки власти, чтобы облегчить себе бегство51. Плутарх и Аппиан, напротив, явно выказывают сочувствие побеждённому — к тому времени страсти давно улеглись, и Помпей стал одним из героев славного прошлого. Иные учёные пытались объяснить отчаяние Помпея хронической малярией, обострившейся в день битвы52, но это такой же курьёз, как и насморк Наполеона под Бородином.

А что же Помпей? С ним произошло нечто необъяснимое. Все источники единодушно свидетельствуют о его пассивности и апатии на завершающем этапе сражения. Цезарь рассказывает: «Как только Помпей увидел, что его конница разбита и та часть войска, на которую он особенно полагался, оказалась охвачена ужасом, то, не надеясь на остальных, он оставил фронт, немедленно поскакал к лагерю и тем центурионам, которые стояли на карауле у преторских ворот, громко сказал, чтобы слышно было солдатам: “Охраняйте лагерь и стойко защищайте его на случай, если положение ухудшится. Я обойду остальные ворота и буду ободрять лагерную охрану”. С этими словами он удалился в свою ставку. У него не было больше никаких надежд на успех своего дела, и он только выжидал исхода сражения» (BC. III. 94. 5–6). Плутарх повествует об этом более красочно, причём в биографиях Помпея и Цезаря его рассказ местами совпадает практически дословно: «Помпей, увидев облако пыли, догадался о поражении своей конницы. […] Забыв, что он — Помпей Магн, ни к кому не обращаясь, медленно шёл он в лагерь. […] В таком состоянии Помпей пришёл в свою палатку и безмолвно сидел там до тех пор, пока вместе с беглецами в лагерь не ворвалось множество преследователей. Тогда он произнёс только: “Неужели уже дошло до лагеря?”» (Pomp. 72. 1–3; ср.: Caes. 45. 7–8; App. BC. II. 81. 343).

Цезарь утверждает, что в плен сдалось более 24 000 человек, было захвачено 180 штандартов и 9 легионных орлов (BC. III. 99. 4). Из воинов Помпея были сформированы три или четыре легиона44, а остальных, вероятно, зачислили в уже существующие легионы45. Что касается командиров, то всех их Цезарь отпустил. «Никогда ещё не было победы более удивительной, величественной и славной, чем эта, когда родине не пришлось оплакивать ни одного гражданина, кроме павших на поле брани», — восхваляет поведение победителя Веллей Патеркул (II. 52. 6). Правда, Дион Кассий утверждает обратное, говоря, что Цезарь приказал убить всех лиц сенаторского и всаднического ранга, которые ранее были им прощены, а теперь оказались в армии Помпея. При этом жизнь сохранили только тем, за кого просил кто-нибудь из друзей Цезаря, каждый из которых получил право помиловать одного из пленных (XLI. 62. 2)46. Этот рассказ явно несостоятелен, поскольку не приводится ни одного примера такой расправы, да и в других источниках о казнях пленных после Фарсала не сообщается47.