Оглавление

РЕДАКТОР: — Какие приключения, какие открытия, когда человечество исследовало

земной шарик, как крестьянин собственный

огород!

ПИСАТЕЛЬ: (в уме) — Ага, щас!

Часть первая

1

27 апреля 201… года все средства массовой информации Соединённых Штатов Америки взорвались сенсацией: пропал известный миллиардер, владелец судостроительной кампании мистер Николас Черрик. А обнаружилось это вот как.

Господин Черрик, известный любитель морских и наземных путешествий, на собственной океанской яхте отправился в очередное плавание и в планируемое время не вернулся. По сведениям родственников он намеревался на этот раз обогнуть Гренландию через Датский пролив с остановкой в Скорсбисунне, пройти Гренландским морем до северной, полярной, её оконечности, затем с Запада пройти между Гренландией и канадским островом Элсмир, а затем через море Баффина и Девисов пролив выйти в Лабрадорскую котловину.

Все сколь-нибудь понимающие в путешествиях люди говорили, что предпринимать такое рискованное предприятие в это время года по этому маршруту — полнейшее безумие. Но господин Черрик, по словам родных и друзей, был непреклонен, потому что очень давно намечал своё северное путешествие. И вот предсказания скептиков сбылись. После того как яхта под русским названием «Аннушка» не вышла на очередной сеанс связи ни по радио, ни по интернету, родственники заволновались.

Особенно заволновалась госпожа Эмели Черрик, супруга пропавшего бизнесмена и известная светская львица. На самом деле супруги уже давно не жили одной семьёй, но светские приличия и экономические выгоды ещё держали их друг возле друга, как взаимное притяжение Земли и Луны держат их рядом. Именно в этот момент ей понадобились деньги на очередное развлечение, которое она себе наметила, — это полёт на космическом челноке, где она намеревалась провести несколько часов со своим очередным бой — фрэндом. Бой — фрэнд Дик был нетерпелив и настойчив, он грозил, что если Эмели не исполнит его прихоти, он немедленно её бросит и уйдет к стареющей актрисе, которая хоть и не настолько богата, как госпожа Черрик, но готова удовлетворить все его желания. Но сейчас космическое путешествие ей было явно не по карману, потому что стоило оно с полётом на космическом челноке почти полмиллиона долларов. Похоже, её волновала не столько судьба мужа, сколько дальнейшее своё благополучие.

Вначале печать и радиоэлектронные средства высказывали лишь осторожные сожаления и намёки по поводу случившегося и строили различные предположения о местонахождения мистера Черрика. Одни писали, что, возможно, господин Черрик и не планировал никакого путешествия, что это было лишь отвлекающим маневром для папарацци, и сейчас мистер Черрик нежит свое стареющее тело под лучами солнца на каком-нибудь экзотическом знойном острове в кампании не менее знойной подруги. Другие предполагали, что таким экстравагантным образом миллиардер решил вернуться на свою историческую родину, в Россию, из которой он сбежал более тридцати лет назад. Было известно, что, закончив судостроительный институт в СССР и не найдя применения своим изобретениям в разваливающейся стране, он предпочёл уехать на Запад, бросив свою молодую любовницу, комнату в коммунальной квартире и мебель в виде стола, служившим рабочим и одновременно кухонным, и два табурета в кишевшей тараканами комнатушке. Третьи предполагали самое худшее: яхту затёрло, а затем раздавило во льдах Арктики, и где сейчас могут находиться путешественники, одному Богу известно.

Были оповещены все спасательные службы приарктических государств: Дании, Исландии, Норвегии, России, Канады, но после многодневных поисков выяснилось, что такое судно не встречали ни на севере Атлантики, ни в Гренландии, ни у Шпицбергена. Лишь спасательная служба Исландии сообщила, что в порт Рейкьявика заходила на дозаправку частная подводная лодка, принадлежащая Николасу Черрику, но самого владельца на её борту не оказалось. Куда затем яхта ушла, было неизвестно, потому что капитан подводного судна Дарио Куатрини заявил, что действует по распоряжению владельца, а сам владелец никаких других указаний не давал, кроме одного — лодка должна прибыть в начале мая в порт Глазго. Капитан подводной лодки срочно был допрошен, но он не сказал ничего нового. Правда, была выявлена одна странность: все радиосообщения с подлодки совпадали с радиосообщениями с яхты «Аннушка» — и по времени, и по месту. Значит, командир яхты и капитан субмарины вели переговоры. Тогда возникали закономерные вопросы: какие и для чего? Когда капитана спросили, как он объяснит такую странность, он ответил буквально:

— Господа, я сам ничего не понимаю. Да, я знал об экспедиции господина Черрика, но я выполнял лишь его приказы. Вы же понимаете, что я не мог этого не делать. Для чего это было нужно, я тоже не знаю. Могу лишь дополнить, что господин Черрик намеревался выходить в море через двое суток после выхода нашей субмарины. Вот и все.

Через несколько дней из Бразилии пришло странное сообщение: во время разведывательных полётов экипаж военного самолета вооружённых сил Бразилии под командованием бригадейро Мираси Боророти севернее острова Тристан-да-Кунья обнаружил странное судно, похожее на океанскую яхту, которое двигалось неестественно для управляемого судна — боком по отношению к курсу.

Срочно был допрошен бригадейро Боророти. Чернявый малый со сплющенной головой, отчего его уши казались двумя ручками суповой тарелки, пояснил:

— Вы понимаете, я тоже, возможно, не заметил бы этой яхты, но впереди был грозовой фронт, и пришлось под него «подныривать», чтобы не обходить стороной, потому что нам было предписано следовать строго по курсу. Вот тут-то я её и увидел. Высота была небольшая, всего около километра, и потому я ясно рассмотрел это судно с голубыми и красными полосами по белым бортам.

Дознаватель спросил:

— А почему вы обратили на неё внимание, ведь в этом районе проходит много различных судов?

— Да, там были ещё два судна: один сухогруз и два контейнеровоза. Но эта яхта двигалась как-то неестественно, боком, что ли. Такое впечатление, что её сносило течением, и ею никто не управлял.

— Может быть, люди просто заснули?

— Возможно, — пожевав черный ус, ответил бригадейро. — Но, когда я возвращался назад, эта яхта оставалась в том же положении. Это было очень странно.

— Что же здесь странного?

— Яхта очень большая, а на палубе не было ни одного человека, — пояснил летчик и добавил: — К тому же с флагштока был снят флаг государства, которому принадлежит яхта.

К месту обнаружения яхты был направлен фрегат военно-морских сил США. С помощью космических навигационных систем через трое суток яхта была обнаружена. Правда, в весьма неподходящий момент: в межсезонный период смены весны и лета вдруг начались шторма, которые длились по нескольку суток, а потом в штиль на океан и вовсе опустились покрывала туманов, скрывавшие даже очертания самого фрегата, очень крупного морского судна. Боясь столкнуться в тумане с яхтой, капитан корабля приказал осторожно отойти подальше от того места, где могло находиться судно.

Когда задул свежий зюйд-вест, небо очистилось от облаков и засияло приятное, ласкающее весеннее солнце, поиски возобновились вновь. Уже через несколько часов наблюдатель сообщил, что по правому борту видит большое судно, похожее на яхту «Аннушка». Капитан посмотрел в бинокль: да, по всем приметам, это был тот самый корабль, который им надлежало разыскать. Вот голубые и красные стрелки по бортам, скошенная, словно у самолета-истребителя рубка, резко выдающийся нос и высокая мачта радиоантенны. Но как ни прекрасна была яхта, она походила сейчас на мёртвую сказочную царевну, которая не могла обойтись без живительного поцелуя царевича. Ни на палубах, ни на надпалубных постройках, ни в рубке, ни за иллюминаторами не прослеживалось ни одного движения, ни одного признака жизни.

Подойдя кабельтова на два к яхте, капитан приказал встать фрегату на плавучие якоря и спустить две шлюпки. Когда помощник командира корабля Бен Лаузон со своей командой обогнул яхту, то с удивлением не обнаружил ни бортовых, ни кормового шторм-трапов. На месте были даже спасательные шлюпки. Но, если на яхте никого нет, как же команда покидала её? Бен Лаузон приказал одной шлюпке оставаться на плаву, а сам с тремя матросами поднялся на яхту.

«Аннушка» встретила их равнодушной тишиной и легкой бортовой качкой, словно капризная красавица, равнодушно покачивающая плечами в ответ на непристойное предложение кавалера. Все каюты были пусты, всё в них было на местах, но не было ни одной личной вещи экипажа, из чего Бен сделал вывод, что люди, находившиеся на борту, не были захвачены врасплох, что покидали они своё океанское прибежище, по-видимому, сами и добровольно. Не наблюдалось ни следов борьбы, ни поспешности, ни беспорядка. Даже сейчас яхта поражала чистотой, опрятностью и даже какой-то кокетливостью.

Машины были в порядке, в танках было достаточно горючего и смазочных материалов, и потому Лаузон недоумевал, по каким причинам экипаж яхты мог бы покинуть судно. Помещения корабля не были заперты на ключ, да и сами ключи аккуратно висели в сервис-шкафчике. В роскошной каюте самого хозяина помощник капитана обнаружил также полный порядок. В зеркальной стенке спальни, обрамлённой малахитовыми узорами, отражалась роскошная огромная кровать размерами с корт для тенниса. Тут же стоял шахматный столик, расквадраченный розовым и белым мрамором, под которым находились и сами шахматы, сделанные искусным мастером — резчиком из нефрита зеленого и белого цвета. По радиосвязи Лаузон сообщил на корабль, что яхта совершенно пуста, не обнаружено ни одного человека.

Новый информационный взрыв на сей раз потряс не только Америку, но и весь мир. Изголодавшиеся по большим сенсациям газеты, словно голодная стая шакалов вгрызалась в плоть мертвого льва, соревнуясь в предположениях.

«Зюдойче Цайтунг»: «Могущественного американского корабела похитили его конкуренты? Мистер Николас Черрик исчез вместе со всей командой своей яхты».

«Вашингтон пост»: «Дикий случай с исчезновением одного из самых влиятельных деловых людей Соединенных Штатов Америки. Что это: очередные происки Москвы и Пекина или необъяснимый несчастный случай?»

«Стар»: «Надежный источник сообщает редакции, что господина Николаса Черрика и команду его яхты похитили неизвестные пираты. Именно в то же время и в том же месте, где нашли яхту „Аннушку“, моряки танкера „Престиж“ видели судно неизвестной принадлежности. Правда, непонятно, почему пираты не разграбили богатейшую яхту».

«Сан»: «Одна из предсказательниц сообщила редакции, что ещё несколько месяцев назад в одной из приватных встреч она сказала госпоже Черрик, что её мужа ждут большие неприятности. Госпожа Черрик ей не поверила и ничего не заплатила. Теперь она платит за своё недоверие».

«Гардиан»: «Случайно ли личная подводная лодка господина Черрика оказалась в районе Гренландии? Что скрывает капитан субмарины?»

«Коммерсантъ»: «В финансовых и банковских кругах России ходят слухи, что в последнее время участились случаи открытия новых банковских счетов на анонимное имя. Уж не капиталы ли это господина Черрика?»

«Морнинг Стар»: «Не приведёт ли исчезновение мистера Черрика к краху крупнейшей в мире судостроительной компании? Акционеры компании в тревоге, что будет с активами?»

«Жеральд Трибюн»: «Вчера яхта господина Николаса Черрика была прибуксирована в заливе Саут-Ойстера в Нью-Йорке и пришвартована к пирсу. Первым на борт яхты ступил заместитель главного прокурора США господин Вейман. При первом же осмотре обнаружилась первая странность: все шлюпки, надувные плоты и домики, индивидуальные пояса и даже мини-катер на воздушной подушке оказались на месте. При вскрытии личного сейфа господина Черрика обнаружена приличная сумма денег в размере более 20 тысяч долларов. И при чём же здесь пираты, которые, как известно, не брезгуют даже грязными носками?»

«Аргументы и факты»: «От кого сбежал наш бывший соотечественник и крупнейший и главный акционер американской судостроительной кампании? А главное, куда и как сбежал. Известный российский уфолог Лабазанов утверждает, что господина Черрика и его команду могли похитить только инопланетяне. В печати на протяжении последнего столетия уже не раз сообщалось о странном исчезновении команд с кораблей. Разве это может быть делом рук человека?»

«Дейли Миррор»: «Если господина Черрика не похитили пираты и инопланетяне, если вдруг вся команда не сошла с ума и не утопилась, чему пока нет никакого фактического подтверждения, то не значит ли это, что господин Черрик сам удалился от этого мира, в котором царит сумасшествие? И если это так, то где мог бы мистер Черрик спрятаться: под водой, на необитаемом острове, или в космосе?»

2

Отсюда, из космоса, возникало полное ощущение того, что планета Земля не только двигалась и вращалась, но жила и дышала, вздымая и опуская свою голубую океанскую грудь, извергая из оскаленных ртов вулканов пепел, огонь и раскалённую лаву. Она напоминала двуликого Януса, блещущего белоснежными залысинами полюсов, и оставалась такой же неразгаданной, таинственной и прекрасной, как и многие тысячелетия спустя, когда человек населил её. Кое-где щетину лесов, горных морщин и складок покрывали белые серебристые облака, похожие на пену на небритых щеках мужчины. Лужицами после первой весенней оттепели свинцовели моря и озёра.

Особенно интересно было наблюдать, как земной день переходил в ночь, а ночь в день. На границах земли и космоса, там, где возникали закаты и рассветы, все становилось таким отчётливым и зримым, что возникало ощущение неестественности, нарисованности. Когда солнце пряталось за земной чашей, на небосклонах вспыхивали яркие, колючие и разноцветные звезды, а сама Земля была окружена ореолом, похожим на полярное сияние.

Вот чернота Вселенной постепенно переходит в серебро облаков, серебро облаков в золото, медь и пурпур заката, затем в зелёный нимб земли, которая сама отсвечивает нежно-голубыми, светло-серыми, серебристыми и жёлтыми тонами. Кажется, что все цвета радуги соединяются в одно целое, переливаясь и переходя друг в друга, затухают, а потом расцветают вновь…

«О, Боже, как божественно прекрасна, нежна и хрупка эта наша маленькая обитель!» — с восторгом подумал Алексей Подноветный, глядя на сорокадюймовый монитор своего компьютера. Он любил часто и подолгу смотреть на землю из космоса в режиме он-лайн, изображение которой передавалось с помощью нескольких спутников в сеть интернета. В такие минуты Алексей забывал о всех земных заботах, суетностях и проблемах.

Он зевнул и улыбнулся, откинулся на спинку своего самооблегающего кресла и, обхватив ладонями затылок, посмотрел на мерцающий, фосфоресцирующий искусственными звездами, планетами и луной потолок. Алексей услышал, как спинка кресла хрустнула, принимая форму его спины, и затихла. Он смотрел на искусственное ночное небо своей квартиры, чувствуя, как сделанные из фосфорических пластин звездочки и планеты — красные, оранжевые, голубые, зеленые, стыло-синие — наполняют его душу спокойствием, а уставшее тело дремотой.

— Всё, хватит, — решительно вслух сказал самому себе Алексей, потянулся и взглянул на таймер в углу монитора: время два двадцать семь, пора баиньки.

Алексей снял наушники, повесил их над изголовьем кровати и юркнул под одеяло. Проваливаясь в сон, он услышал слабый зуммер телефона, который тут же прекратился, успел подумать: «Видно, Глафире кто-то звонит. Ну и пусть».

Алексей Подноветный работал редактором, как он сам считал, самого интересного отдела в журнале «Невероятные чудеса и приключения». Работать его пригласил бывший сокурсник по университету Гриша Чёрненький, который и основал этот журнал. Зная пристрастия Алексея к путешествиям, его любознательность и экстремалистский характер, он выдернул его из обоймы другого издания, где Подноветный, словно Кащей Бессмертный, чах над златом экономического мира. Экономическая газета, где он работал, была наводнена занудными чудиками, которые с утра до вечера, да и ночью, следили за курсами мировых валют, за поведением «быков» и «медведей» на биржах, постоянно что-то предсказывали и опровергали. Это было так скучно Алексею, но необходимость поддержания бренного тела, в котором обитала его трепетная и беспокойная душа, держала его в этой ненавистной газете, как орёл трепетную лань в своих когтях.

Так продолжалось несколько лет, пока он случайно не столкнулся с Гришей Чёрненьким. Произошло это в туристическом клубе «Тантал», где собрались любители горного туризма и спелеологи, обсуждавшие на этот раз спуск в одну из недавно открытых карстовых пещер. Группа, которая успела провести пробный спуск, утверждала, что на уровне минус сто шестьдесят два они обнаружили огромное озеро. При первом же погружении аквалангисты увидели на стенах затопленных скал замечательные изображения древнего человека, относящиеся примерно к 70—80 тысячелетию до новой эры. Это была, конечно, сенсация в научном мире, за которой и пришёл Алексей. Что там рисунки из Альтамирской пещеры в Испании, глиняная фигурка из французской Монтеспани, изображения в пещере фон де Гома или в Костенках, женская статуэтка из Виллендорфа или наскальная роспись в Тассилии, относящиеся к эпохам палеолита или верхнего неолита.

Рассказчик живописал перспективы своего открытия, пока не раздался чей-то зычный голос:

— Все это хорошо, молодой человек, а какие у вас есть доказательства, кроме ваших слов и вашей страсти. Может быть, весь этот словесный понос вам нужен для того, чтобы привлечь спонсоров?

Рассказчик растерянно развёл руками:

— Конечно, доказательств у нас пока нет, у нас даже фотоаппарата для подводной съемки не было, но в следующий раз мы такие доказательства обязательно предъявим.

Но Алексей первооткрывателя уже не слушал, он смотрел на сидящего в первом ряду человека с пышной красной шевелюрой на голове, который задал вопрос. В перерыве он подошел к нему, хлопнул по плечу:

— Привет, Мухомор.

Мужчина сердито обернулся, а потом по его широкой двухподбородочной физиономии растянулась улыбка.

— Алекс, бродячая твоя душа, неужели это ты! — Он потряс его за плечи, отчего у Алексея моментально заныли кости. — Как ты здесь? Не думал встретить. А ведь я тебя искал, звонил, спрашивал — пропал совсем.

— Зачем? — опешил Подноветный.

Рыжий Чёрненький попытался округлить свои коричневые глазки, но они так и остались щелочками.

— Как зачем, потому что ты мне нужен. Пошли, за рюмочкой всё расскажу, на все вопросы отвечу.

Когда в баре им принесли по рюмочке, Гриша пошёл в атаку:

— Ты понимаешь, Лёша, я начал издавать свой журнал.

— Ты, журнал? — недоверчиво спросил Подноветный. — Нумизматический, что ли?

— Ну, нумизматика — это детство, всё давно прошло. А ты помнишь, как мы бродили, путешествовали? Эх, сколько мы всего посмотрели, натерпелись. Помнишь?

Еще бы не помнить… С Гришкой они жили в одном московском дворе. Как и все мальчишки, играли в футбол, в хоккей, лазали по чердакам и подвалам, но постепенно круг их воображаемых приключений расширялся. В десять лет они решили совершить свое первое самостоятельное путешествие по подземной Москве, но диггеры их так шуганули, что они боялись больше подходить к канализационным люкам. Тогда втайне от родителей они собрали рюкзаки и решили пойти пешком в деревню на речку Шерну, где жили Гришкины бабушка и дедушка. Гришка убеждал своего друга, что, если они выйдут пораньше, то уже к вечеру будут в деревне. Оттуда они позвонят родителям, чтобы они не волновались. Ведь на автобусе, говорил Гришка, они добирались до деревни всего за два часа.

В пять часов утра оба друга были уже на ногах, спустились в метро и на первой же электричке прибыли на конечную станцию. Первая часть путешествия показалась им увлекательной и легкой. Они шутили и смеялись в полупустом вагоне. Добравшись до Владимирского шоссе, тронулись в путь. Но уже второй десяток километров их утомил так, что они без сил повалились в прохладу под осины и долго молчали, не в силах вымолвить ни слова. Ноги у обоих ломило так сильно, что невозможно было без боли снять носки. Решили отдохнуть и заодно перекусить, потому что животы начали ощущать внутри полную пустоту. За день им удалось пройти ещё километров тридцать. Заночевали в какой-то деревне в заброшенном сенном сарае у речки. Уснули, как убитые, и проснулись лишь тогда, когда солнце висело высоко над головой. Дальше он не шли, а ковыляли, потому что мускулы болели так, словно в них напихали гвозди. И потому друзья приняли как облегчение, когда их остановила патрульно-постовая машина и предложила подвезти.

Что они попали впросак, друзья поняли только тогда, когда один из милиционеров сообщил куда-то по телефону, что беглецы задержаны и будут привезены в ближайший участок милиции…

— Так ты помнишь? — с гоготом спрашивал Григорий.

— Ещё бы, — с улыбкой ответил Алексей. — После того путешествия и собеседования с родителями я целую неделю на уроках стоял, а не сидел.

— А помнишь золотой Алтай, камчатские сопки, Байкал, горы Кавказа, северные озера, гору Джингитау, Кара-Черу, подводный лабиринт в Испании?

— Да всё помню, — не выдержал Алексей. — С чего это ты в воспоминания ударился.

— Вот с того и ударился, что я открыл новый журнал под названием «Невероятные чудеса и приключения».

— Удивил! Сейчас таких изданий сколько только в России, а?

— Журналов много, а что они публикуют? Из номера в номер эти Нэсси, Бермудские треугольники, чертовы круги на полях, остров Пасхи, НЛО, которых никто не щупал, загадки Гипербореи и Стоундхэнджа. Я же предлагаю самим читателям, путешественникам делиться на страницах журнала своими впечатлениями и открытиями. Понимаешь, не тем, что кто-то и что-то предполагает, не гипотезы, не предположения, не выдумки, а именно реальными открытиями. Ну, конечно, с фактами, фотографиями, видеосъёмками и так далее. К журналу будет прилагаться микродиск и микрочип со всеми материалами журнала, — горячился Гриша, тряся подбородком. — Это же так здорово — журнал с готовым видеорядом. Вставляй в компьютер или в сотик и смотри, наслаждайся. Ну, как тебе?

Устремив взгляд в зеркальный потолок, Подноветный ответил:

— Да, это действительно интересно. А что, у тебя уже и капиталы есть, чтобы вытянуть такой проект?

— И не только есть, журнал уже выходит, — завопил Черненький.

— Не слышал, не видел, — мрачно произнес Алексей. — Скотина ты, Гришка, такое чудо заныкать.

— Да не обижайся ты, водовоз, — смиренно ответил Гриша. — Вышел только первый номер и то пробным тиражом. Мы даже презентацию ещё не проводили.

Григорий распахнул свой кейс, достал оттуда журнал и протянул Алексею:

— На, паразит, критикуй. Только ответь на один вопрос: пойдешь к нам на работу?

— Кем?

— А кем хочешь: моим заместителем, завотделом, редактором, даже корректором. Ну?

— Подумаю, — осторожно ответил Подноветный, внутренне уже ликуя.

Так Алексей и оказался в новой редакции. За последние два года он с разными экспедициями высаживался на айсберг, поднимался на вулканы Южной Америки, дрейфовал в теплом течении Куросио, «ловил» viento blanko — «белый ветер», срывающийся с обледенелых пиков Аконкагуа, одной из вершин аргентинских Анд, подныривал на подводой лодке под льды Антарктиды, искал следы древней метеоритной бомбардировки в Попигайском кратере Сибири, искал затонувшие корабли около Австралии. Отчёты Алексея Подноветного в новом журнале пользовались у подписчиков огромной популярностью.

3

Эмели Черрик рвала и метала. Эта сорокапятилетняя женщина с лицом старухи, которая уже несколько раз делала пластические операции и которые так и не смогли стереть следы ее любовных побед над мужчинами, плескалась в прохладной воде ванной и по телефону кого-то умоляла:

— Крис, мне обязательно нужно найти эту мелочь на расходы и обязательно через две недели… А разве каких-то полмиллиона — это не мелочь? Но на моём счету осталось всего сорок две тысячи… Что?! — Женщина встала во весь рост в ванной, обнажая свое одряхлевшее тело. — Ты что городишь, Крис, как это мой счет заблокирован? Кем? Не знаешь? Тогда на кой чёрт ты мне нужен, если ты не знаешь таких простых вещей! Так я что же, и трусы себе не могу купить? Ты хам, Крис, мне от тебя ничего не нужно. Одним словом, половинку зелёного лимончика ты мне положи на блюдечко к сроку, Крис. Доставай, где хочешь и как хочешь.

Эмели бросила трубку сотового телефона на подставку, вылезла из ванны и набросила махровый халат на мокрое тело. Выбежав из ванной в свою спальню, крикнула в домофон:

— Лузи! Лузи, где ты, чёрт тебя побери! Лузи, если ты не подойдешь сейчас к домофону, я тебя…

Угроза осталась недосказанной, потому что в динамике раздался взволнованный и запыхавшийся девичий голос:

— Да, мэм, я слушаю.

— Слушает она. Ты где шляешься, почему я тебя не могу дозваться?

— Я… я тут, рядом, мэм, я снимаю шторы, мэм.

— Где Аниэтта?

— Она ушла к подругам, мэм.

— А Питер?

— Он, наверно, как всегда, в своем офисе, мэм.

— Хорошо. Принеси мне мое новое платье и скажи Стефану, чтобы он подал машину ко второму подъезду.

— Хорошо, мэм.

— Да, совсем забыла! Лузи, а журналисты всё ещё у ворот?

— Да, они все ещё здесь.

Сквозь зубы Эмели процедила:

— Чёрт бы их всех побрал. Бешеный русский, куда он только мог запропаститься! Вечно со своими приключениями он что-то намудит.

Эмели мало волновала судьба мужа. Любовь к этому странному и красивому, голубоглазому эмигранту из России она испытывала разве что в первые три года замужества, когда темперамент её французских предков диктовал необходимость продолжения рода, но затем муж не без помощи её папочки, тогдашнего совладельца судостроительной кампании Рафаэля Данкерса, стал углубляться в бизнес тестя. Он днями и ночами пропадал на каких-то совещаниях, заседаниях, переговорах, верфях и доках, совсем забыв о молодой тогда ещё жене.

Небольшой заводик по производству яхт, катеров и небольших прогулочных пароходов и паромов незаметно превратился в судостроительную империю, которая строила океанские лайнеры, нефтяные и газовые платформы и подводные лодки по заказу правительства США и частных лиц. Какое-то время, устав от работы, Николас, передоверив дела управления своим менеджерам, старался уделять внимание семье, но духовная связь супругов уже оборвалась, как струны на скрипке Паганини. Но на одной струне, как великий скрипач, Эмели играть не умела, да и не хотела. Её страстная, торопливая натура жаждала жизни сейчас и во всю её мощь.

Постепенно у неё появились поклонники, бой-френды, а затем и просто случайные постельничьи, которые окучивали распускающуюся розу, заброшенную садовником. Николас знал о её похождениях, но от ревностных сцен и, тем более, от разрыва воздерживался, потому что брачный контракт содержал пункт, в котором, в случае измены одного из супругов, указывалось, что всё имущество, движимое и недвижимое, акции предприятия и денежные средства провинившийся супруг теряет. Тридцать лет назад, когда составлялся этот контракт, Николасу и терять-то было нечего, а сейчас ему и вовсе было всё равно, потому что со временем все акции и активы жены были переведены в его управление.

Оттого-то и бесилась Эмели, что сейчас, когда ей очень нужны были деньги, она не могла ими распорядиться. Известие о том, что её муж пропал без вести, её совершенно не тронуло и не взволновало, потому что так бывало уже не раз, когда «чёртов бешенный русский», как она в сердцах обзывала своего мужа, не раз путешествовал и не раз надолго пропадал. Но потом возвращался, и семейная жизнь входила в свою колею. Но сейчас… Сейчас она не могла просто ждать, потому что её Дик пригрозил уйти от неё, если она не исполнит его прихоти.

Когда Эмели вышла из своего дома и по длинной отлогой лестнице спустилась к машине, Стефан, кудрявый и пожилой афроамериканец, вежливо и с поклоном распахнул ей правую дверцу, но Эмели взмахнула рукой и сказала:

— Нет, Стефан, сегодня я поеду сама.

— Мэм?

— Знаю, знаю, Стефан. Но я обещаю, что на этот раз буду очень аккуратна на дороге, так что тебе не придётся мотаться по автосервисам.

— Но, госпожа Эмели, господин Черрик…

— Не бойся, никто тебя не уволит, господину Черрику сейчас не до тебя, по всей видимости, он потерялся в какой-нибудь сельве или в джунглях, и вернётся не очень скоро.

Через полчаса она уже была около роскошного старого особняка в восточном пригороде Нью-Йорка, где она когда-то родилась, и где сейчас жил её отец Рафаэль Данкерс. Пролетя сквозь распахнутые двери, Эмели спросила у слуги:

— Отец дома?

— Да, мэм, он сейчас в своём рабочем кабинете.

Данкерс сидел за длинным рабочим столом, склонив свою лысую голову над какими-то бумагами. Восьмидесятилетний мужчина хорошо владел всеми видами компьютерной техники, но предпочитал работать по старинке, уверяя, что бумага и паркер подстегивают его мысли лучше, чем самая лучшая электроника. Услышав скрип высокой деревянной двери, он поднял голову, и все морщины, какие были на его лице, собрались в веселую сеточку, словно солнечными лучами окаймляя его рот с припухлыми губами и ещё ясные голубые глаза.

— А, Эмели! Я очень рад тебя видеть. В последнее время ты не очень часто радуешь старика своими появлениями.

Эмели чмокнула отца в щёку и села в кресло.

— Извини, папочка, свою непутевую дочь, но ты же понимаешь…

— Понимаю, понимаю, торопишься жить. Но я тебе уже не раз говорил, дочка, что не нужно торопить жизнь…

Эмели с улыбкой прервала его:

— Да знаю, знаю: не нужно торопить жизнь, нужно успевать делать дела. Но что поделаешь, папа, если я совсем не предприимчивая. По-видимому, я родилась не стряпухой и деловой женщиной, а бабочкой, которая только и может, что порхать, радовать саму себя и других.

— Я согласен, бабочки тоже нужны этому миру, иначе, не было бы равновесия в природе, и земля бы перевернулась. — Он неожиданно посерьезнел, внимательно взглянул на дочь. — Кстати, какие известия о Николасе?

— Папа, ты разве не знаешь, что Ник — чудак, он не раз попадал в разные невероятные ситуации. И пропадал тоже. Вспомни, как он на катамаране разбился об рифы и целых две недели бродил по тропическому лесу, пока не вышел к людям.

— Так-то так, это было, — осторожно ответил отец. — Но сейчас, как мне кажется, всё намного серьезнее. Ведь он пропал не на земле, а посреди океана. Яхту нашли совершенно пустой, на ней не было ни одного человека.

— М… может, они уплыли на другом корабле.

— Зачем, когда яхта совершенно в исправном состоянии, полностью заправлена топливом, на судне полный порядок.

— Может, они уплыли на подводной лодке, — предположила Эмели. — Да какая разница, просто я уверена, что с Ником всё в порядке. Он всегда был таким расчётливым, правильным и… и непотопляемым, что ли. Вот увидишь, через некоторое время он обязательно объявится.

— Дай-то бог, — ответил в задумчивости Рафаэль. — Но мне кажется, что не будет лишним нанять какого-нибудь толкового детектива, чтобы он мог расследовать это странное дело. Эта пустая яхта, странное путешествие подводной лодки неизвестно куда и зачем. И при этом он никак не даёт о себе знать. Странно, очень странно. — Он взглянул на дочь. — Но ты же не за этим ко мне пришла, правильно?

— Папа, мне нужны деньги и очень срочно.

Сенатор удивлённо приподнял густые белые брови.

— Разве у тебя нет своих?

— Есть, но мне не хватает. Когда Ник вернется, мы обязательно тебе возместим.

— Да разве в этом дело. — Отец укоризненно посмотрел на Эмели. — Так сколько тебе надо?

Данкерс встал и уже направился к сейфу, но, услышав цифру, остановился и повернулся к дочери.

— Я не спрашиваю, зачем тебе такая сумма, но, согласись, что такие деньги под рукой не держат. Даже старые и богатые отцы, — с улыбкой добавил он. — Меньшая сумма тебя не устроит?

По кривой улыбке старик понял, что отступного ждать не стоит.

— Ну, хорошо, я дам распоряжение своему поверенному, чтобы снять такую сумму с моего счёта. Только это будет не так скоро. У меня, видишь ли, тоже случаются материальные затруднения.

— Конечно, папа, — ответила, вставая, Эмели. — Большое спасибо, папа.

Эмели не привыкла делать все чёрные дела, поэтому она позвонила сыну:

— Пит, сыночек, ты не мог бы приехать ко мне домой?

— Вообще-то я очень занят, мама. Что-то случилось?

— Не знаю, как тебе сказать… Вобщем, это по поводу отца. Ты понимаешь, это не телефонный разговор, эти журналюги, они буквально стерегут каждый мой шаг, пытаются что-то выведать, а я сама ничего толком не знаю. Поэтому приезжай через запасной ход, хорошо?

Питер Черрик, двадцатишестилетний мужчина, в мать чернявый, с коричневыми глазами и смугловатой кожей, отчего его белая рубашка выглядела ослепительно белоснежной, был первым ребёнком в семье. Он уважал отца, который по русской привычке называл его Петей, и недолюбливал свою ветреную мать, которая ни разу не приложила его к своей груди. Возможно, именно потому, что мать его не вскармливала, Питер был к ней равнодушен. Но внешне его чувства никак не проявлялись, с матерью он был всегда вежлив, приветлив и даже сентиментально привязан, возможно, по той простой причине, что она ему когда-то недодала, и он подсознательно ждал этого недоданного.

Сейчас, когда он ехал на встречу с матерью, он вспомнил свой последний разговор с отцом, который приехал в его офис в последний день перед своим путешествием. Отец приехал без звонка, и потому сын как-то сразу растерялся и засуетился:

— Папа, что-то случилось? Да ты садись. Кофе будешь? Ты не предупредил. Мы давно с тобой не виделись. Извини, все дела и дела.

— Да брось ты, Петя, всё нормально, я всё понимаю. — С сыном он всегда говорил по-русски. — Не суетись. Я просто соскучился по тебе, вот и всё. Ты не думаешь припутиться? — спросил он, намекая на женитьбу.

Пётр рассмеялся:

— Все хотят заковать меня в кандалы. С чего бы это? А если честно, то я боюсь нарваться на… на…

— Не договаривай. Мать твоя, хоть и не примерная мать, но все-таки мать, женщина, которая дала тебе жизнь. — Николай улыбнулся. — Не без моего участия, конечно. Ты знаешь, как у нас в России говорят: какая бы мать ни была, а она мать, и дети должны её почитать за святую. Что поделаешь, она так воспитана. Ты помнишь, мы ездили с тобой в Россию?

— Конечно. Там совсем другие люди, особенно в провинции: доброжелательные, светлые, простые, от них так и веет родством, даже если они чужие.

— Вот-вот, там все родные. — Николай вздохнул. — А я к тебе вот по какому поводу: я собираюсь в очередное свое путешествие. Можем долго не увидеться.

— Снова на подлодке к Антарктиде?

— Нет, нет, это совсем другое. Но всякое может случиться. Поэтому я дарю тебе вот эту штучку.

Николай протянул сыну телефонный аппарат. Тот повертел его в руках.

— Обыкновенный аппарат космической связи, что же в нём такого.

— Да, обыкновенной, да не обыкновенной. Через этот аппарат можем связываться только мы с тобой. Понимаешь, только мы вдвоем. Даже не так: только я с тобой.

— Но зачем, папа, что за таинственность и конспирация?

— Так нужно. Пока я объяснить тебе ничего не смогу. Потом как-нибудь. И я попрошу тебя: чтобы со мной ни случилось, никому ничего не говори. Об этом знаем только ты и я.

— Отец, что может с тобой случиться, ты меня пугаешь, ей богу.

— Ну, ты же понимаешь, что любое путешествие, тем более по океану, связано с риском, с большим риском.

Петр недоверчиво, исподлобья посмотрел на отца.

— Ты что-то не договариваешь, отец. На современных кораблях и яхтах пройти кругосветку не сложнее, чем пройти через комнату до ночного горшка.

— И, тем не менее, — твердо сказал отец. Помолчав, он продолжал: — К тому же из всего нашего семейства я могу надеяться только на тебя. Ты единственный самостоятельный, деловой человек, который может принять нужное решение в случае необходимости. Ты сделал большие успехи в бизнесе, сын, — неожиданно добавил он.

— Ну, не такие уж и большие, — поскромничал Петр.

— Скромность качество очень хорошее, сынок, и тем не менее это так. И ещё один совет: не набирай лишнего веса, ни физического, ни финансового. Если чувствуешь, что ожирел, — сбрось его, иначе ты потеряешь подвижность и коммуникабельность. А там и до кресла-каталки недалеко, — с шутливостью добавил он. — И ещё вот что. Ты помнишь квартиру, которую я оборудовал в районе Скотч-Плейнса?

— Конечно, — ответил Питер. — Ты, кажется, затеял какой-то очередной эксперимент. Я же был там.

— Хорошо. Так вот, как только получишь обо мне какие-нибудь неприятные известия, я попрошу тебя приезжать в эту квартиру еженедельно по четвергам в восемь часов вечера.

— Ты меня пугаешь, папа. — Питер недоверчиво посмотрел на отца. — Ты уже сейчас заранее говоришь о каких-то неприятностях. Впрочем, если ты меня об этом просишь, то мне нетрудно.

Прощался с Петром отец на этот раз необычно нежно и сентиментально, на мгновение Петру даже показалось, что на глазах старика мелькнула слёзная росинка, чего он никогда не видел с тех пор, когда они ездили в Россию на похороны отцовской матери и бабушки Петра.

После того как прошли слухи о таинственном исчезновении всего экипажа яхты «Аннушка», Пётр долго думал, тот ли это случай, когда появилась необходимость связи с отцом, но после некоторого размышления решил подождать развития событий.

Сейчас, когда он ехал на встречу с матерью, ему на секунду показалось, что такой момент наступил — уж слишком лихо и стремительно закручивались события, но всё же он решил сначала поговорить с матерью — что-то она скажет ему.

Ещё издали Питер заметил толпу журналистов, дежурящих у главных ворот, засады фотокорреспондентов на балконах и крышах соседних домов, и потому без сомнений свернул на маленькую боковую улочку и припарковался у незаметного обшарпанного подъезда четырехэтажного кирпичного дома. Пётр нажал кнопку звонка и неожиданно услышал сзади клацк фотоаппарата. Оглянулся и увидел перед собой безусобородатую морду известного «папарацци» Рио Диксона. На лице его застыла блудливо-насмешливая улыбка. Он спросил:

— В гости, сэр Черрик?

— Какое ваше дело, господин Диксон, — неприветливо ответил Питер. — Ваше место у ворот дома моей матери, не так ли.

— Это как сказать, сэр Черрик. Если эти бараны, — он махнул в сторону, — думают, что подцепят там что-то жареное, то они ошибаются. По моему, жареным пахнет именно от этой двери, где вы сейчас стоите.

— Ну что ж, — спокойно отвернулся Питер, — если вы голодны, то нюхайте, авось, насытитесь.

— А что вы можете сказать, сэр, об исчезновении экипажа вашей яхты?

— Поверьте, Диксон, я знаю об этом даже меньше, чем вы.

В это время дверь открылась и на пороге появилась добродушное лицо Стефана. Он был очень сметлив и сообразителен, этот афроамериканец. Увидев позади Питера известного фотокорреспондента, он сказал:

— Для того чтобы посмотреть вашу машину, сэр Питер, понадобится время, поэтому вы проходите, а я поеду в автосервис. Это не займет много времени.

— Хорошо, Стеф, я подожду. А твоя Джен угостит меня своим пирогом?

— Конечно, сэр.

Питер оглянулся, увидел потухающую блудливость на лице Рио Диксона, постепенно превращающуюся в гримасу, и вошёл в дом.

Потайной подземный ход, о котором знали только члены семьи и несколько слуг дома Черрика, был оборудован лет двадцать назад именно для защиты семейного спокойствия от назойливого любопытства репортеров и излишне любознательных мещан. Им пользовались только в крайне щепетильных случаях, когда иного способа тайно и незаметно проникнуть в дом не было. Строился этот тоннель тоже скрытно, даже рабочие, которые его сооружали, не знали, куда их привозили.

После короткого взаимного приветствия низенькая толстушка Джен подала Питеру ключ и сказала:

— Сэр Питер, со вчерашнего дня около нашего дома крутится какой-то странный тип.

— Я знаю, Джен.

— Он просил войти внутрь, чтобы попить воды.

— И что? — насторожился Питер.

— Я его впустила и угостила водой. Он долго не уходил, разговаривал со мной и долго крутил головой и что-то вынюхивал. Но что можно увидеть в нашей халупе, разве что старый дубовый шкаф.

— Вы сделали всё правильно, Джен, не нужно настораживать этих шпиков от журналистики. А теперь, задерни занавески и открой мне этот шкаф со скелетом.

Пройдя подземным ходом до своего родного дома, Питер оказался в лифте и поднялся на второй этаж. Посмотрев на монитор и убедившись, что, кроме матери, в гостиной никого нет, он вышел из кабины. Увидев его, Эмели лениво махнула рукой, приветствуя его, и показала на место на диване рядом с собой.

— Здравствуй, сын. Ты у меня молодец, нисколько не стареешь, — добавила она, окинув его взглядом снизу доверху.

— Здравствуй, мама. Мне стареть еще рано, да и некогда, все дела и дела, а время будто бы и не движется. Иногда мне кажется, что один год проходит как один день, когда же мне стареть.

— Увы, мне твоя машина времени не подходит, Питер, — вздохнула мать, — я не могу заниматься бизнесом.

Чтобы как-то вернуть мать к сути дела, Питер спросил:

— Что ты хотела мне сказать об отце, мама?

— Ах, да. Ты понимаешь, сынок, я разговаривала с твоим дедом, и он подал мне мысль, что для поисков отца нужно нанять хорошего детектива.

Питер удивлённо приподнял брови.

— Как ты это себе представляешь, Эмели? Если бы папа пропал здесь, в Нью-Йорке, в Америке, в Европе или России, да на любой суше нашей планеты, тогда бы было всё ясно. Но как искать его посреди океана или на каких-то островах, я просто не представляю.

— Ну, я не знаю, как это делается, — отмахнулась мать, — но ведь нужно что-то делать. К тому же с ним пропало много людей.

— Но, мама, для их поисков делается всё возможное, подключены поисковые службы всего мира, авиация, морской флот, космическая разведка, в конце концов. Ты не думай, что я чёрствый, но что ещё можно сделать.

Мать подозрительно взглянула на него и, бросив недокуренную сигарету в урну с водой, сказала:

— Что-то ты слишком спокоен, Питер, а ведь пропал твой отец. Ты что-то скрываешь от меня, ты знаешь что-то об отце?

— Мама, ну что ты говоришь, ну что я могу знать об отце, ведь я не всевидящий.

Эмели встала и пошла к зеркалу, бросив через плечо:

— Сынок, ты не одолжишь мне пару миллионов?

Он знал эту её небрежную привычку спрашивать деньги, и это означало, что у мамы возникло очередное увлечение. Он посмотрел на неё, уже оплывшую и состарившуюся, несмотря на пластические и косметические ухищрения, и ему стало её жалко.

— Ты понимаешь, у меня временные финансовые проблемы, у меня почему-то закрыт счёт, пока Крис разберётся, что к чему… — бормотала она.

Она повернула голову, вопросительно, ожидающе и одновременно жалобно глядя на него. Питеру неудобно было отказывать матери, и потому он тоже бормотал:

— Мама, у меня нет таких свободных средств, они все в обороте. А о детективе я обязательно подумаю. У меня есть один знакомый детектив, может быть, он что-нибудь посоветует. Хотя… Ну, ладно, я пойду.

— Всего хорошего, сынок.

4

Алексею Подноветному сегодня позвонил бывший сокурсник по университету, с которым они не раз ходили на сплав по горным рекам, Данила Агафодров. Звонок застал Алексея в редакции, где он как раз кроил свою страницу по путешествию аквалангистов и спелеологов по стапятидесятикилометровому подводному лабиринту в Мексике.

— Да, редакция, — сказал он рассеянно в трубку, разглядывая на мониторе полосу.

— Привет, бродяга!

Голоса Алексей не узнал и потому спросил:

— Кто это?

— Ну ты даешь, Подноветный. Старых друзей надо узнавать даже через тысячу лет. Не угадаешь, трубку брошу, теряйся тогда в догадках, чёрт с тобой.

Алексей наморщил лоб.

— Дай хоть наводку, незнакомец.

Тот пропел в трубку:

— А мы на реках скачем, словно на коне, мы Азаматы на рысистом скакуне… Ну что, вспомнил?

— Данька, неужели ты? Ты из какой табакерки? Ты, говорят, сейчас медиамагнат, у тебя сеть газет по всей России.

— Слушай, старик, — перебил оды Алексея Данила, — давай-ка мы с тобой где-нибудь встретимся, поговорим и кое-что обсудим, а.

— Значит, ты ко мне всё-таки по делу, а не просто так, — укорил товарища Алексей.

— Да что ты, что ты, какие дела, — попытался успокоить товарища Агафодров. — Дела — это паутина, из которой ты хочешь выпутаться, но никак не можешь. Ну, вот как моя сеть газет, например.

Алексей услышал, как Данила в трубке хихикнул и тяжело вздохнул, и почему-то поверил ему.

— Ну, хорошо, где встречаемся? — спросил Алексей.

— Где угодно, только не дома, не в кафе и не в ресторане, — ошарашил Данила.

— А где же ещё?

— А давай в Губино. Помнишь?

Алексей наморщил лоб, пытаясь вспомнить, где находится это знаменитое село, что-то прокряхтел в трубку.

— Значит, не помнишь, — поставил тяжелый диагноз товарищу Данила. — Ну, шевельни мозгой, вспоминай: второй курс, байдарки, речушка, ссора со сторожем, уха на берегу.

И здесь в голове у Алексея, словно яркий костер, вспыхнуло воспоминание об их совместном походе по подмосковной быстрой речушке, где ему, ещё неоперённому байдарочнику, пришлось несколько раз перевернуться и вверх ногами глотать речную водичку.

— Вспомнил, — ответил Алексей. — А что дальше-то?

— А дальше, — начал, было, Данила, потом остановился и спросил: — Кстати, ты женат?

— Да, два года почти.

— Я её знаю?

— Вряд ли. А ты?

— Что я?

— Сам-то женат?

Послышался смешок и ответ:

— Ты знаешь, бродяга, и сам не знаю. Будто бы живу с ней и будто бы не живу. Понимаешь, некогда заниматься семейной жизнью, бизнес — это такая штука: или работа, или семья — другого не предполагается.

— Одним словом, тяжело тебе живётся, — не преминул подколоть Алексей.

Но Данила нисколько не обиделся:

— Да ладно тебе. В каждом дерьме можно найти целое зёрнышко, птички это знают.

* * *

Губино — большое подмосковное село, где ещё сохранились деревянные аккуратные домики с резными наличниками, ставнями и фронтонами, встретило Алексея криками петухов, запахом живого навоза и чистым воздухом. Когда он проезжал через Виноградово и лесок с высокими корабельными соснами, в душу вползла щемящая тоска, которая всегда охватывает любого русского горожанина, когда он выбирается из каменных лабиринтов и оказывается в провинции. Он пожалел, что с ним не было Глафиры — она тоже любила вот такие метаморфозы души.

Дом из глазурованного кирпича Алексей нашёл без расспросов, среди каменных домов из простого красного и силикатного кирпича и деревянных домиков-теремков он напоминал павлина с распустившимся хвостом среди серых перепелок. Дом Агафодрова сиял яркой разноцветной глазурью, серой мертвечиной пластиковых окон и дверей и красной крышей из профиля. Кованый забор между тесаных каменных столбов не скрывал этой кричащей яркости, но напоминал острог, за которым прячутся невинные и виновные души каторжан.

Алексей нажал кнопку домофона, из которого донеслось рычание:

— Чего надо?

— Мог бы и повежливей, приятель, — ответил Алексей. — Мне нужен Данила Агафодров.

— А ты кто такой?

Внезапно раздался Данькин голос:

— Заезжай, Лёша. Ты извини моего цербера, он, кроме рычания, делать ничего не может.

Подноветный загнал машину на широкий двор, засаженный мелким и низким кустарником, цветами и газонной травой, поставил её под бетонный навес и вышел из салона. Данила уже спускался с лестницы в одних шортах и тапочках на босу ногу. Нет, этот магнат почти нисколько не изменился: всё такой же худощавый, поджарый, словно петух, разве что появились залысины, да одрябла кожа.

Он подбежал к Алексею и обнял его, похлопывая по спине ладонями, сказал:

— Как я тебе рад, бродяга, честное слово рад. — Он отпустил Алексея, взглянул в его лицо. — Честно скажу, я словно в наше студенческое братство вернулся, будто ничего и не изменилось.

— Кроме домика на окраине Губино, где жили твои родители, — подколол Алексей. — Кстати, как они, где они сейчас?

— Как где, здесь же и живут.

— В этом доме?

— В этом доме.

— Насколько я помню, они жили в своей квартире в Виноградове, а здесь был только огород.

— А, вспомнил! — оживился Данила. — Помнишь, как она тебя шуганула, когда ты сорвал одно пёрышко лука.

— А то. Суровая женщина. Она ведь оттаяла только тогда, когда я помог ей накрыть грядки сеткой от грачей, а потом ещё и полить, — засмеялся Алексей.

— Это правда, моя мать в этом отношении очень щепетильный человек, она считает, что есть должен только тот, кто вырастил свою продукцию своими руками.

— А что за дело у тебя? — спросил Алексей. — Ты меня заинтриговал, честное слово.

— Ну вот, — разочарованно протянул Данила, — сразу о делах.

— Ну, прости, Даня.

— Да ладно, сам такой же. Но вот что скажу, о деле мы поговорим в самое неподходящее время, — таинственно прошептал Данила. — А распорядок дня у нас будет такой…

Распорядок дня Подноветному сильно понравился. Сначала за старым, заброшенным садом они копали в навозе червей, готовили рыбацкие снасти, а потом, поближе к вечерней зорьке, поехали к речке, которая протекала от Губино километрах в двух.

Речушка была небольшая, метров десяти в ширину, но с довольно живым и тягучим течением. Остановившись у небольшого обрыва, Данила, выйдя из машины, потянулся, сцепив за головой руки в замок, с видом Наполеона оглядел прибрежную луговину, березово-осиновый лесок вдалеке, хатки дачного посёлка и произнёс с пафосом:

— Вот, бродяга, это моя родина. Люблю, чёрт подери, эти места. Здесь душа и разум отдыхают, словно у материнской груди. Ну, чего стоишь, разворачивай снасти.

Клевало плохо. Водная стремнина топила поплавки, они постоянно прижимались к лопухам, которые свисали над водой, и потому удочки часто приходилось перезакидывать.

— Так мы ничего не поймаем, — разочарованно сказал Алексей. — Придётся рыбу на уху покупать вон у тех пацанов.

Он кивнул в сторону мальчишек, которые тоже то и дело махали удочками метрах в ста от них. Данила лишь посмеялся:

— Подожди немного, торопыга, всему своё время. Рыба не дура, она тоже по режиму кушать хочет.

Только Данила произнёс эти слова, как у Алексея поплавок вдруг утонул, поднялся над поверхностью, снова утонул. Он рванул удилище — на солнце сверкнул серебряный лапоть и с плеском упал в воду.

— Вот, чёрт, сорвался, — с досадой воскликнул Алексей.

— Ничего, — со смешком отозвался Данила, — это хорошая примета. Теперь только держись.

И точно: словно по мановению волшебной палочки поплавки сначала осторожно задёргались, потом стали неожиданно тонуть, плыть в разные стороны.

— Вот теперь начался настоящий жор, — воскликнул Данила. — Не зевай и, главное, не торопись, подсекай, когда потащит в сторону.

За полчаса натаскали десятка три лещей, окуней и мелкой рыбёшки. Мелкую рыбу бросили в воду со словами:

— Иди, подрасти, малец, а потом приплывай сюда.

— Ого, — радостно кричал Алексей, вытаскивая садок из воды, — да тут и на тройную уху хватит.

Когда разложили костёр и сварили уху, Алексей, глядя на тонущее солнце, сказал:

— Спасибо, дружище, давно я так не чувствовал себя хорошо. Всё-таки в любом цивилизованном человеке живёт что-то первобытное. Как ни хорошо в городе, а тянет на природу, в пещеру.

— Вот и я о том же, — поддакнул Данила, разливая по чашкам уху. — Давай, давай, не тяни, разливай по стопочке, уха стынет.

— Так о чём ты хотел со мной поговорить? — напомнил Алексей, когда они выпили по рюмке водки и заели её ухой.

— О природе, о пещере, об океане, — отозвался Данила.

— А поподробнее.

Сначала Агафодров помялся, таинственно покачал головой.

— Есть у меня один проектик, с детства о нём мечтал.

— Ну, не томи.

— Хочется сходить по Индийскому океану до Австралии.

— А кто тебе мешает. Садись на лайнер и шпарь до самого Сиднея или Мельбурна.

— Нет, ты меня неправильно понял, — с разочарованием ответил Данила. — Самому сходить, а не в круиз.

— Самому? На чём? Да какие деньги на это нужны.

— Ну, насчёт денег все просто — этого дерьма у меня много.

— Ну, хорошо, деньги у тебя есть, — примирительно сказал Алексей. — А на чем идти хочешь и, главное, с кем?

— С тобой.

— Со мной? — Пауза. — Ты знаешь, я как-то не планировал. Да и Гришка меня не отпустит.

— Какой Гришка? — спросил Данила.

— Да наш, рыженький Чёрненький, какой же ещё.

— Да ты что! Гриня, собственной персоной! Вот не знал. А мы давай и его запряжём.

— Ага, запряжешь его, как сядешь, так и слезешь. Да на него одного надо половину тоннажа.

Вокруг вдруг наступила тишина. Помолчали, слушая затухаюший стрёкот кузнечиков. В селе замычала скотина, запели петухи. Данила бросал искосоватые взгляды на Алексея и тоже молчал. Выпили ещё по одной. Наконец, Алексей не выдержал:

— Слушай, Даньк, а на чём пойдем?

Данила расхохотался, упал на спину и заржал:

— А я всё думал, когда же, наконец, разродишься, когда твоя терпелка закончится.

— Чего гогочешь, жеребец. Я серьёзно, а ты…

— Так и я серьёзно. — Данила подсел поближе к Алексею. — У меня в Думьяте есть один друг…

— Думьят, где это? — перебил его Алексей.

— В Египте. Так вот, там у меня есть надежный товарищ, араб. Первоклассный мореход, я тебе скажу. У него есть небольшое предприятие по производству маломерных судов, ну, лодки, катера, яхты и тому подобное.

— Ну и?

— Ну и он строит уже мне судно-гибрид, — отрубил Данила.

— Да брось ты.

— Вот те крест!

— А что за гибрид?

— Катамаран-трансформер, эдакий парусник с двумя двигателями, который может трансформироваться в яхту или катамаран.

— Как это?

— А так: два корпуса то сдвигаются, то раздвигаются. Я, когда проект увидел, просто обалдел.

— Подожди, а что дают такие премудрости, ведь должен же быть какой-то практицизм, — остудил пыл товарища Алексей. — Напридумывать можно разного, а для чего.

— В том-то и дело. Катамаран даёт нам остойчивость при сильном волнении, а превращение катамарана в яхту увеличивает скорость и экономит топливо.

Данила ещё долго и увлечённо объяснял преимущества катамарана перед другими плавсредствами, рассказывал о маршруте плавания и его прелестях. По его словам получалось, что это не плавание по океану, а большая увеселительная прогулка по Суэцкому каналу через озера Тимсах и Большое Горькое, затем по Суэцкому заливу они выйдут в Красное море, а потом через Баб-эль-Мандебский пролив и Аденский залив в Индийский океан.

— Понимаешь, Лёха, — с восторгом рассказывал Данила, — мы побываем там, где зарождались великие цивилизации: в Египте, в Нубийской пустыне, на эфиопских островах Дахлак, в Афарах и Иссах, в Алуле и Могадишо.

— Вот невидаль-то, — прервал товарища Алексей, — я географию тоже изучал и знаю её неплохо, надеюсь. Ты лучше скажи, что мы узнаем нового в этом путешествии, что было бы интересного для читателей нашего журнала. Иначе Гриша меня ни за что не отпустит ни в какие плавания.

— Господи, какие же вы все приземлённые! — воскликнул, взметнув руки, Данила. — Ну кто может знать, что ждёт его впереди. Надо действовать по наполеоновски: сначала ввязаться в драку, а там…

— …а там пойти на дно, — закончил фразу Подноветный.

— Ну вот, — разочарованно протянул Данила, — я думал, что нашёл товарища по духу, я думал, что ты заражён вирусом авантюризма, а ты…

— Да ладно, ладно тебе, — примирительно засмеялся Алексей. — Да заражён, заражён я твоим вирусом. Только, понимаешь, к таким экстремальным путешествиям всегда нужно основательно готовиться. Ты хоть понимаешь, почему я до сих пор жив? Потому что я всегда основательно готовлюсь: хоть к спускам в пещеру, хоть к полёту на дельтаплане с горы, хоть к сплаву по рекам, даже к спуску на лифте, когда иду на работу. Потому-то я до сих пор и жив. Ты понимаешь, я уже потерял одного товарища на горе Джингитау и мне не хочется повторять этот горький опыт.

— Я тебя понял, Лёша, — вполне серьёзно ответил Агафодров. — Мне, сам понимаешь, тоже не хочется ко дну, я не самоубийца. Так что будем думать, делать, совершенствовать.

5

Питер Черрик после разговора с матерью долго размышлял, что делать. С одной стороны, пропажа отца его не сильно беспокоила, ведь тот сам его предупредил, что возможны неординарные, форсмажорные ситуации, даже оставил на всякий случай телефон космической связи. Но совет деда и матери нанять хорошего сыщика он игнорировать не мог, это было бы подозрительно. Частных сыскных агентств в Нью-Йорке было так много, что они занимали десятки страниц рекламных изданий. Можно ли доверяться тем, которые больше привыкли пролёживать под кроватями неверных супругов или разыскивать любимцев-животных у тоскующих, одиноких пенсионеров?

Правда, был у него знакомый детектив, который занимался более серьезными делами — поисками угнанных автомобилей и яхт, крупными кражами, поисками банковских должников, но из-за того, что тот был в вечном поиске сладостей вина, Питер мало ему доверял. Он так и находился бы в долгих и мучительных размышлениях, если бы ему не позвонила сестра. Звонок застал его, когда он летел на чартерном самолете во Фриско, чтобы присутствовать при сдаче очередному заказчику экспериментального речного экраноплана.

— Привет, Аня, — приветствовал он её по-русски.

— Привет, Питер, — отозвалась она на английском.

— Слушай, сестренка, ты определись, в конце концов, ты русская или американка.

На том конце послышался смех и её примирительное щебетание:

— Хорошо, Петя, по отцу я русская, по матери американка…

— А по деду ещё и француженка, — добавил Петр. — Чего звонишь?

— Как там папа, известия какие-нибудь есть?

— Ничего нового.

— Ясно. — Питер слышал, как сестра тяжело вздохнула. — В газетах пишут такие гадости…

— А ты не читай.

— Разве это возможно сделать? Ладно. Мне нужна твоя помощь.

— Снова? Ты же у меня такая мудрая, романы уже пишешь, а у меня советы спрашиваешь. Я в жизни ничего не понимаю, вот в технике — это другое дело.

Аниэтта была младше Питера на шесть лет, училась в филологическом колледже и теперь вплотную занялась литераторством. Сначала она, как и все современные продвинутые молодые люди, ничего не хотела и слышать о книгоиздании, писала небольшие фантастические рассказы и размещала их на