Где-то, конечно, есть города, которые просыпаются рано, но русскому сердцу милее те, что спят до полудня. Жители последних счастливы и не хотят себе иной доли. Городская власть тут предельно деятельно скучна и обстоятельно ленива. Магазины открываются как попало, а жители, если даже бегут куда-то, например к парому, то лишь потому, что приятно бежать под горку по утренней дороге, по пахнущему свежим липовым клеем асфальту. Здесь время не в телевизорах, не в радиоприёмниках, даже не в интернете, а под куполами храмов. Оно бьётся в чугунную грудь колоколов и гудит-гудит-гудит любящим сердцем поверх вод великой Реки, заново сообщая всякому человеку, что он свободен.
Детство — время, когда мир входит через нос. Волга где-то внизу, за кустами, за полудиким яблоневым садом пахла ещё дёгтем и соляркой последних трофейных немецких и румынских судёнышек, дымом от угля, сжигаемого в топках доживавшего свой век парохода «Вера Фигнер». Тот отчаянно молотил лопатками гребных колёс, поднимаясь вверх по течению от Куйбышева к Рыбинску, чадил и вонял как десять буксиров
Потому что если есть что у человека на земле от Бога, так это справедливость. Нет справедливости, нет человека. Так уже было в начале прошлого века, и в конце его тоже, и раньше, и вовсе раньше. Стало быть, в конце каждых времён. И так будет снова.