Подруги моей мамы очень меня любят. Я — девочка хорошая.

Я знаю, что хорошим девочкам живется сложнее, чем плохим, но ничего не могу с собой поделать. Дети подруг моей мамы — все, как на подбор — бессердечные, безразличные, невнимательные и постоянно сконцентрированы на себе.

Я — другое дело.

— Элеонора Павловна, — говорят маме подружки, иногда с трудом выговаривая ее сложное красивое имя, — у вас просто золотая девочка. Как она внимательна к вам! Да и просто красавица!

— Да, это так, — важно кивает головой моя мама, — У меня нарушение мозгового кровообращения и проблемы с памятью, поэтому я просто не знаю, что делала бы без нее.

Мама всегда, даже в первом разговоре с незнакомыми людьми, сразу же сообщает свой диагноз. Вероятно, чтобы потом не удивлялись, когда она не узнает их на улице. Бывает и такое.

Я учу ее:

— Мам, если не узнала, то не пугайся. Попроси напомнить, как зовут и где встречались. Ничего в этом нет странного. Все взрослые люди понимают, что бывает и так.

Мама всегда возражает:

— Ты не понимаешь как это страшно.

Я понимаю. Именно поэтому я пытаюсь дать ей понять, что я готова стать ее ушами, глазами и мозгами. Положись на меня, мама. Я тебя не подведу. Живи спокойно.

Вы думаете, у меня это получается? Ха! Не тут-то было!

Несмотря на то, что я — золотая девочка и предмет зависти всех подруг и знакомых, мама не устает перечислять мои недостатки и промахи. Причем, чем противнее вопрос, тем с большим удовольствием мама его обсуждает. Иногда мне просто хочется сбежать на край света.

Хорошо, что мы не живем вместе и хорошо, что она пока в быту справляется сама.

Вопросы, которые мне совсем не хочется обсуждать с мамой, — это моя неофициальная работа, которая (по мнению мамы) не дает ни нормального заработка, ни надежд на достойную пенсию, мужчины, которые есть или могли бы быть в моей жизни, мое курение и наплевательское отношение к себе, мое пристрастие к покупке ненужных (опять же, по мнению мамы) вещей и мои отношения с моей дочерью.

Но иногда мне кажется, что мама просто строит беседу со мной по этому списку.

Я постоянно пытаюсь придумать, на что бы «переключить» мою любимую маму.

Например, сегодня с утра мне пришлось погрузиться в поэзию. Именно, пришлось. Поневоле. Оказывается и так бывает.

Собираюсь уезжать на три дня. Не по делу. Просто отдохнуть.

Мама манипулирует. Любимая мама. Рассказала мне все ужасы, которые происходят на дорогах. И о состоянии дорог тоже рассказала. Целая история была о том, какое грязное сейчас море и как вредно в нем купаться. О том, какая бывает погода — вьюги, метели, проливные дожди — и о том, какие катастрофы случаются на планете — оползни, землетрясения и потопы — была составлена целая лекция.

Отдельным мотивом шли короткие рассказы о том, как ночью в дверь может кто-то позвонить, как в соседнем подъезде ограбили квартиру, как не дремлют всякие мошенники и как страшно стало жить.

Все понимаю. Мама манипулирует. Не от хорошей жизни. Не для того, чтобы испортить мне настроение. Не потому, что хочет навредить. Это — страх. Безотчетный страх пожилого человека. Она действует доступными ей способами.

В таких случаях, когда речь идет о пожилых людях, обычно говорят: придумайте маме занятия. Деятельному человеку скучно и страшно на пенсии в одиночестве.

И предлагают: от вышивания крестиком до зарядки и ухода за домашними растениями.

Что может увлечь именно мою маму?

Стихи!

Это — ее страсть, утешение, восторг и увлечение всей жизни.

Я погружаюсь в поэзию.

Мою маму сложно удивить стихами. Учитывая то, что она может забыть, пила ли она сегодня с утра таблетки, она часами наизусть читает Лермонтова, Ахматову, Пушкина, Вертинского и многих других.

Поэтому я должна сделать такую подборку, которая ее удивит, развлечет, простимулирует выучить наизусть хоть пару новых четверостиший и скоротает то время, пока меня не будет в Киеве.

Естественно, это должны быть стихи о любви и о жизни.

Погружаюсь в поэзию.

И понимаю: поэты обладают совершенным умением не только писать стихи. Они умеют страдать! Если не предательство, то смерть, не измена, так грусть, не разочарование, так несправедливость.

Очень трудно найти какие-нибудь глубокие, но, в то же время, позитивные и жизнеутверждающие стихи.

Я показываю маме свою подборку. Наслаждайся, любимая, и дай мне расслабиться в течение трех дней.

Мама с благодарностью смотрит на меня и начинает читать наизусть «Мцыри». С выражением и пафосом.

Я понимаю, что это надолго. А у меня еще много дел.

— Ну все, мамочка, я побежала, — я прерываю великолепие лермонтовских строк, целуя ее в щеку.

— Иди с Богом, — печально вздыхает мама.

Мне хочется сказать: «Мам, ну отпусти меня так, чтобы я могла беззаботно провести эти три дня, и твое несчастное лицо не маячило у меня перед глазами каждый раз, когда я хочу выбросить из головы все серьезное и просто пожить «для себя».

— Так когда ты уезжаешь? — еще раз переспрашивает мама, как будто десять минут назад я не отметила в ее календаре день моего отъезда и приезда.

— В воскресенье, — поясняю я, останавливаясь в дверях. — Сегодня — суббота. Завтра я уеду, а вернусь во вторник. Запомнила?

— Ясно, — мама еще раз печально вздыхает, — Поезжай с Богом.

«Мам, ну имей же совесть, — хочется сказать мне, — Три дня — это же не три недели! Не говоря уже о том, что другие «дети» уезжают и на три месяца!».

Но я молчу.

— Так куда мне звонить, когда меня придут грабить? На 102? — Спрашивает мама, в то время, когда я уже спускаюсь по лестнице.

Мне, елки-палки, нравится это даже не «если», а «когда».

—